На пороге Тьмы - Круз Андрей "El Rojo". Страница 38

За шлагбаумом стояли две машины — сверкающая свежей серой краской полуторка с надписью «Аэродромная» и небольшой внедорожник с прицепом, похожий на ленд-лизовский, с такой же надписью, который я при этом не опознал — никогда такого не видел. Возле полуторки возился, присев, какой-то мужик в черном танкистском комбинезоне и сбитой на затылок кепке вроде бейсболки. Он обернулся на солидный звук тарахтящего на холостых «харлея», поднялся медленно, опершись измазанными в масле руками о колени, и подошел к шлагбауму.

— К кому, уважаемый? — спросил он.

Я обратил внимание, что, несмотря на технарский вид, мужик еще и вооружен — на ремне висела кобура с ТТ.

— К Насте, мы договаривались.

— Ага, предупреждала, — кивнул он, открывая шлагбаум. — Заезжай. Вообще мог бы и сам открыть, не заперто.

— Не заперто, но и не открыто, — парировал я его заявление, трогая мотоцикл с места.

Едва я заглушил мотор и слез с «харлея», из ангара появилась Настя, улыбающаяся достаточно приветливо, чтобы внушить смутные надежды.

— Привет, — сказала она. — Думала, что ты забыл о приглашении.

— Да щас! — даже чуть возмутился я. — Лекция для новичков же была в РОППе, так что туда катался.

— А, ну да! — вспомнила она. — Ты же говорил. Хочешь лететь? Мне как раз надо.

— Далеко?

— К северу. Там пятно Тьмы образовалось — надо облететь и на карту нанести.

— Это твоя обязанность? — удивился я.

— Наблюдение с воздуха — да. А потом туда разведка скатается. Ну что, летишь?

— Конечно!

И на Тьму сверху глянуть интересно, и вообще…

— Серега! — окликнула она механика. — Вытаскивай мешок из кабины, вдвоем летим.

— Без проблем, — кивнул мужик в бейсболке.

— Что за мешок? — не понял я.

— Самолет двухместный, если летишь один, то центровка нарушается, — объяснила она. — Поэтому в заднюю кабину закидываем мешок с песком на семьдесят килограмм. Можно и без него, но на разные площадки садиться приходится, так что… Очки есть?

— Есть.

— В кабине разъемчик увидишь с барашком, туда воткни штекер, понял? — спросила она, затем задала еще вопрос: — Вооружен?

— Только револьвер.

— Мало, — последовал решительный ответ. — А если на вынужденную придется? Там ведь всякое может быть. Ладно, у меня автомат в кабине, если что. Ты с картами как?

— Ну… не штабист, но ориентируюсь, — честно описал я свои топографические способности.

— Это хорошо, — кивнула она. — Тогда смогу не отвлекаться.

Передвинув на живот командирский планшет, она раскрыла его, показав карту под прозрачной крышкой.

— Вот сюда летим, видишь? — потыкала она в обозначение деревни. — Деревня брошенная, вроде бы ее и накрыло. Ориентиры — старая водонапорная башня, излучина реки и сгоревший сарай… вот здесь. Надо будет примерно контуры пятна нанести. Сможешь?

— Смогу, — кивнул я, и вправду не видя в этом чего-то сложного. — А почему без наблюдателя летаешь? Проще было бы.

— А я тебя на сегодня запланировала. Ладно, у меня осмотр предполетный сейчас, помолчи две минуты.

Механик Серега вытащил тяжеленный мешок с ручками из задней открытой кабины, и я помог ему затащить его в ангар, под крышу, попутно услышав, что «брось на улице — будет не семьдесят, а сто семьдесят весить, мокрень-то какая». Настя тем временем с перекидным планшетом обходила самолет, заглядывая всюду, что-то трогая и качая, попутно отмечая карандашом пройденную последовательность.

Тем временем взгляд мой упал на непривычный автомобиль с прицепом. Спросил у механика:

— Это что за «виллис» такой?

— Это не «виллис», это «АР-43».

— Чего?

— Автомобиль-разведчик модели сорок третьего года, — пояснил он. — Не видал такого?

— Не-а, ни разу в жизни.

— А у нас он был в войну основным — и разведка, и легкая артиллерия, и командирская машина, — сказал он, похлопав по плоскому капоту внедорожника.

Действительно, на «виллис» машина разве что компоновкой похожа, а так выглядела достаточно необычно. И кстати, что я видел впервые, имела вполне полноценный кенгурятник — наклонную решетку из стального прутка, прикрывающую фары и радиатор.

— И как?

— Да отлично, гоняем ее и в хвост и в гриву — и хоть бы что, — сказал Серега.

— Не ломается?

— Да щас! Здесь все ломается — просто чинишь быстро, на коленке. Но все равно меньше, чем полуторка: ту каждые двести верст чинить надо. Хоть чуть-чуть, но надо. Зовет! — показал он мне на обернувшуюся Настю.

— Ну летишь? — спросила она требовательно.

— А то!

С крыла я чуть не свалился — поскользнулся, но до открытой кабины все же добрался. Богатством оборудования не поразила — она больше напоминала ящик, в который не очень аккуратно воткнули не слишком удобное сиденье. Плексигласовый козырек впереди, и больше ничего.

— Залезай, чего задумался?

— Да так… а тут разве двойного управления быть не должно? — вспомнил я какие-то свои книжные познания.

— Это же не учебный, а самолет связи. Садись, пристегнуться не забудь. Серега, готов? Запускаем!

Настя активно закрутила что-то рукой у себя в кабине, мне не было видно что, затем винт резко провернулся, мотор чихнул, выпустив вонючие облака дыма, и бодро и трескуче затарахтел.

— Поехали, — услышал я в шлемофоне, и самолет дернулся с места.

Полосы перед нами было метров двести, не больше, что заранее вызвало у меня подозрения в невозможности взлета, но самолет поднялся в воздух, не пробежав и половины ее. Земля вдруг плавно ушла вниз, в лицо ударило ветром, а потом «кукурузник», накренившись на правое крыло, сделал разворот, продолжая набирать высоту.

— Долго лететь? — спросил я.

— Часа полтора. Это почти за двести километров от города. Сразу спросить забыла: у тебя как с укачиванием?

— Вроде нормально, не шибко чувствительный, — сказал я и усомнился в сказанном. — Но ты высший пилотаж как-нибудь без меня, хорошо?

— Постараюсь, — засмеялась она. — Если только очень захочется — так, что удержаться не смогу.

— Если я удержаться не смогу, кабину будешь сама мыть, — пригрозил я в ответ. — Я пас, и вообще, после такого плохо себя чувствую.

— Ладно, сиди не трясись, — засмеялась она.

Самолет забирался все выше, и я выглянул через борт. Город, лежащий под нами, выглядел… странно. И даже страшновато. Серый, мокрый под осенними дождями, на берегу серой же реки. Центр, отделенный от остального тела наживо прорубленной полосой отчуждения, выглядевшей сверху так, словно там гигантский каток прошел, оставив за собой разбросанный мусор. Стены и ограждения между домами, образующие периметр. Бетонные могучие доты КПП. И территория, брошенная людьми, с разрушенными домами, глядящими на грязные улицы пустыми глазницами окон, — стекла штрафники вынимают и увозят в город, на склад. Просевшие крыши, покосившиеся серые деревянные стены.

За рекой виднелась промзона, к которой от города тянулась дорога, и даже железка, по которой маленький паровоз прилежно тащил с десяток товарных вагонов. ТЭЦ дымила высокими трубами, выбрасывая в низкое серое небо угольную копоть, за ней, словно открытая рана, виднелся огромный черный угольный разрез, в котором работа кипела только с одного краю. Рылся экскаватор, грузились несколько самосвалов. Чуть дальше возвышался гигантский корпус металлургического, грязный и запущенный, у которого тоже суетились люди.

Линия обороны вокруг промзоны была даже посерьезней, чем у города. Все было — и вышки с прожекторами, и бетонные колпаки огневых точек, и даже загнанные в капониры танки, лихие «тридцатьчетверки», выставившие над брустверами длинные тонкие пушки. Это понятно: промзоной Углегорск и живет.

На реке был виден ряд небольших пароходиков и барж, стоящих на якоре возле самого берега. И вправду обезопасились от Тьмы проточной водой, как тогда мне рассказали. На одной из барж я увидел людей, перекладывающих ящики из штабеля в штабель. На пристанях тоже были люди — то ли погрузка шла, то ли разгрузка.