На пороге Тьмы - Круз Андрей "El Rojo". Страница 4

— К людям так к людям, — сказал шофер, подвешивая пистолет-пулемет к потолку, где у него специальное крепление было, причем явно не самодельное: машина и впрямь выглядела как военная. — Мне тоже как раз к этим самым людям и надо. Полное у нас с тобой единодушие наблюдается. Меня Федором зовут, кстати. Можно Федей звать. Можно Федькой. Даже Теодором можно, если охота.

— Владимир. Володя, — представился и я, пожав протянутую мне перемазанную машинным маслом руку.

— Рассказывай, Володя, как ты к нам попал, — заявил Федя, с лязгом врубая первую передачу длинным изогнутым рычагом с шарообразным набалдашником. — Развлеки рассказом, а то уже три часа один еду.

— К вам — это куда? — осторожно переспросил я.

— Да вот сюда, в лес этот, — ткнул он пальцем за окно. — Да ты не щемись, за психа тебя никто не примет, тут все такие, как ты. Или у всех такой же попадос, как и у тебя, случился, или мы все бредим хором. У меня вот три года назад с лихвой на работе в подсобке свет погас, а как вышел из нее — так оказался в развалинах каких-то, которые впервые в жизни увидал. А ты?

— Генератор во дворе полез чинить, ветер дверь захлопнул в сарай, — коротко обрисовал я положение, поняв, что лучше выкладывать все как было.

— Генератор? — не удивился, но чуть насторожился он.

— Ну да, а что?

— Его сюда тоже занесло? — вкрадчиво уточнил он.

— Ну… ага. Мы с ним на пару, так сказать.

— Повезло тебе, — решительно сказал шофер и вроде как даже задумался слегка. — Скатайся потом, забери. Их в городе ценят, берут дорого, заработаешь хорошо. Хоть властям продашь, хоть на базаре — без разницы. Если хочешь, сгоняем вместе, у меня вот машина своя. Ну и поделишься немного прибылями.

Он похлопал ладонью по баранке рулевого колеса.

— Там еще есть что, кроме генератора? — затем опять поинтересовался он.

— Не-а, в сарайчике только он стоял, — обломал я его в надеждах.

— Жаль, — вздохнул он. — Но тоже нормально. Ты досюда долго шел?

— Километров пятнадцать, — ответил я, прикинув.

— Вообще без проблем, за пару часов обернемся, — заключил он. — У нас ведь как — что с тобой провалилось, то твое безраздельно. Святая традиция. Я вот со шкафом провалился. А в нем была старая бухгалтерская отчетность предприятия. Прикинь, какая ценность. Только на растопку.

Я кивнул сочувственно и задал наиболее, на мой взгляд, важный вопрос:

— Федя, а где я?

— Под Углегорском, — ответил он, ухмыльнувшись как-то ехидно.

— Это в какой области?

— В Углегорской, — еще шире и еще более издевательски осклабился он.

— Гонишь? — спокойно поинтересовался я.

— Сейчас указатель будет, на въезде в город. Читать умеешь? Вот и читай.

Я ему поверил. Больно он радостный был — так бывает, когда кто-то правду знает, а кто-то дурак дураком, вроде меня сейчас. И собеседник заранее предвкушает, как ты «отправишься за ведром компрессии».

— Федь, скажи по-человечески, — попросил я, решив не выставлять себя дураком дальше.

— Если по-человечески, то не знаю, — вздохнул он. — Думаю, что никто толком не знает. Может, и на том свете даже, вполне допускаю. Мы это место Отстойником называем.

— Это почему? — опешил я.

— Ну так в двух словах и не опишешь. В общем, где еще может быть земля без людей? А тут ни единой живой души. В смысле из проживающих здесь всегда — только такие, как мы с тобой, провалившиеся.

— Не понял… а город откуда? — спросил я.

— А хрен его маму знает, — ответил Федя, вздохнув. — Тут все на месте — города, деревни, заводы, что угодно. А вот людей нет.

— Я ворон видел.

— Зверье есть. Даже медведей хватает с волками. И еще кое-кто есть. А людей нет, — ответил он.

— А куда они делись? — вконец озадачился я. — Вымерли?

— Вымерли бы — хоть кости бы остались. Нет — и все. Словно съехали неожиданно, все побросав где было. Причем давно. Ты из какого года сюда? Из двухтысячного попал?

— Ну да… — окончательно растерялся я. — А ты?

— А мы все из двухтысячного. Кто сегодня попал, кто вчера, кто десять лет назад — а все из двухтысячного. Впрочем, кого-то, кто попал раньше, чем за десять лет, я не встречал. Видать, недавно Отстойник открылся для посещения.

— Погодь, погодь, — прервал я поток непонятного гонева. — А вас тут много?

— Ну… в Углегорске тысяч уже семнадцать — восемнадцать, наверное. И в других городах живут. В окрестностях. На область тысяч пятьдесят наберется, я думаю.

— И все из двухтысячного? — уточнил я.

— Точно, — кивнул он. — Только дни разные. В какой день ты сюда попал, в такой и оттуда провалился. Сегодня двенадцатое октября там было?

Он ткнул перемазанным в масле указательным пальцем в потолок машины, словно подразумевая, что я свалился сюда с небес.

— Двенадцатое, — осторожно подтвердил я. — Октября.

— А я сюда три года назад попал, четырнадцатого ноября. Двухтысячного.

— Не наступило же еще… — растерялся я.

— Это у тебя не наступило, — опять ухмыльнулся он. — А у меня еще как наступило, три года назад.

— Погоди, погоди, — попробовал я зайти с другой стороны. — Ты что, хочешь сказать, что в двухтысячном в стране тысячи людей пропали? Десятки тысяч? И никто не чухнулся?

— Не, не так, — покачал он головой. — Все было не так.

— А как?

— Пропадает людей немного. А вот вариантов действительности, из которых они пропадают, бесконечное количество.

— И…

— И все они, кто провалился в двухтысячном, сыплются сюда. Как в помойку. Он так и говорит, что мы в помойке времен и миров. Поэтому и Отстойником назвали вроде как.

— А тут же жил кто-то? Они-то где? — чуть не закричал я, чувствуя, как извилины начали заплетаться веночком вокруг мозга.

— А вот этого не понял никто, — сказал он. — Тут по календарям, машинам, станкам и прочему — сорок восьмой год. Одна тыща девятьсот сорок восьмой. А если смотреть по тому, насколько все это состарилось, то получается, как понимающие люди говорят, что оно все без присмотра было лет пять-семь, не больше. А то и меньше.

— Понятно, — кивнул я и добавил: — Хотя ни фига не понятно.

— Мне оно тоже так, — проявил солидарность Федя. — Хоть я уже три года здесь. Почти: четырнадцатого ноября как раз три будет.

Федя замолчал, а я задумался так, что дальше некуда. Нет, с теорией множественности миров у меня проблем нет, я в любую теорию поверю, если она получит зрительное подтверждение — вроде как то, что сейчас получила. Вот как я в одном месте в сарай вошел, а в другом из него выбрался. Видел я такое раньше? Нет. А сейчас? Сейчас увидел. И даже поучаствовал, — чего же теперь не верить?

Правда, пока особой разницы с моим миром я не вижу: Федя ведь и гнать пургу может, развлекаться, импровизируя на ходу. Принял меня за бродячего психа, везет до психушки, а попутно прикалывается. Почему нет? Или просто за дурака принял: у меня морда так себе, вроде бандитской, что сразу за академика примут — никак не грозит. Хотя сейчас можно: сам открой академию — сам в ней и будь академиком. Без проблем, теперь таких много. Был завхозом на метизном заводе, уволили — стал академиком.

Хотя… кто на таких старых машинах просто так катается? Им место в музее, где с последнего экземпляра смотрители пылинки сдувать будут. И вот оружие, автомат этот, который пистолет-пулемет и который над головой висит. Я его сначала за ППШ принял, потом за ППС, да, видать, ошибся. Так вообще похож на ППШ — такой же штампованный дырчатый кожух на стволе, у дульного среза с наклоном, компенсатор это, чтобы не подбрасывало, тут все нормально. А вот дерева и нет почти, если не упоминать странное небольшое цевье под стволом и рукоятку управления огнем. Вместо деревянного приклада — откидной плечевой упор из гнутого стального прутка — выглядит грубо, но прочно.

И не диск, а рожок, к тому же придвинут близко к рукоятке управления огнем. Сильно придвинут. А рукоятка управления огнем как раз смещена вперед, и стоят рядом друг с другом, совсем как в «калаше». Ствол длиннее получился — это хорошо, пожалуй. Или просто так выглядит.