Рейтар - Круз Андрей "El Rojo". Страница 49

– Пошли, – согласился я, – тебе виднее куда.

– А что же тогда спрашивал? – вроде как удивился Злой.

– Потому что нельзя идти куда-то, куда не знаешь.

– А теперь знаешь?

– Могу делать вид, что знаю. В «Пьяную жабу», верно?

– Ну, раз так…

Идти и вправду было совсем недалеко, только за ворота порта и еще шагов двести, не более. Свернули с главной улицы в кривой и темный переулок, в котором стук каблуков по мостовой стал неожиданно громким и звонким, и тут же на кабак наткнулись – темную дверь в стене под тусклым фонарем, а над фонарем жестяная вывеска покачивается. На ней нарисована жаба со скошенными к носу глазами, в шляпе и с большой кружкой пива в зеленой лапе.

– Сюда нам, – сказал Злой, толкнув на удивление тяжелую дверь, сколоченную из толстых деревянных плах, скрепленных железными полосами.

За дверью оказалась лестница, недлинная, ступеней на десять, а за лестницей уже и сам зал. Кабак не был большим. Думаю, зайди сюда разом десятка два людей, и стало бы тесно, но двух десятков тут не было. В дальнем углу за столиком сидели двое мастеровых да четверо мужиков, похожих на вожаков крючников из порта, сидели почти у входа, попивая вино из оловянных бокалов. За маленьким столиком у стены сидел, потягивая вино с видимым наслаждением, тощий и оборванный субъект с длинными волосами, заплетенными в косу. На столике перед ним лежала на удивление хорошая, доброго дерева виола, никак виду владельца не соответствующая. Похоже, что это местный музыкант, играющий в кабаке за еду и вино.

– Здорова, Жбан, – поприветствовал кабатчика Злой.

Тот был невысок, плечист, пузат, а голова формой и вправду жбан напоминала или перевернутое ведро, насаженное прямо на плечи, – снизу шире, чем вверху, а шеи и вовсе нет.

– Здравствуй, добрый человек, – усмехнулся тот. – Давно не виделись.

– Давно, давно, – согласился мой спутник. – Налей нам молодого красного, только хорошего. И сыру нарежь.

– Сделаем.

Похоже, что фраза «только хорошего» была сказана не просто так. Кабатчик выставил на стойку два бокальчика, затем оловянный кувшин, который наполнил не из бочонка, что стоял под рукой, сверкая вбитым латунным краном, а из оплетенного кувшинчика, что достал из-под стойки.

– Это с виноградника тестя моего, – пояснил Жбан, придвигая к нам бокалы. – Для своих держу.

Злой поставил на стойку ребром монету и закрутил ее волчком. Повертевшись, она упала набок, заскакала со звоном, но остановиться самостоятельно Жбан ей не дал – прихлопнул толстой ладонью и смахнул в ящик под стойкой. А мы с кувшином и бокалами отошли за столик, усевшись друг против друга.

– Твое здоровье, друг, – сказал Злой, наполнив бокалы и отсалютовав мне своим. – Будем живы – не помрем.

– И тебе того же.

Вино и вправду оказалось хорошим, кабатчик не обманул. Затем Жбан подошел к нам, выставив на стол блюдо с четырьмя сортами сыра, нарезанного ломтиками, кистью крупного винограда и горкой хрустящих белых хлебцев в середине.

– Благодарствую, – сказали мы хором.

Трактирщик солидно кивнул и отошел на свое место. Я взял маленький хлебец, бросил на него ломтик мягкого сыра, придавил виноградиной и закинул все это в рот, запив вином. Вспомнил, что так любил дома делать, умаявшись за день. Садились с женой у очага, наливали по бокалу, только не оловянному, а из синеватого толстого стекла, а перед нами на дощечке так же лежал нарезанный сыр, ломтики яблок, виноград да маленькое пресное печенье, которое наловчилась делать дочь.

– Что помрачнел так? – спросил Злой, заметив, видно, как изменился я в лице.

– Дом вспомнил, – ответил коротко.

– Дом… дом вспоминать плохо, – вздохнул он и, перехватив мой слегка удивленный взгляд, сказал: – А ты как думал, один ты такой? – Плеснул в бокалы еще вина, поднял свой, выпил быстро, со стуком опустив его на столешницу. – Я сам из княжества Бакен, знаешь такое?

– Слыхал, – кивнул я.

Бакен – одно из Северных княжеств, иные из которых по размеру выгона у хорошей деревни не превышали. Точнее, Бакен был одним из тамошних княжеств, но сейчас его нет. Лет двадцать назад, может, чуть больше, случилась там война. Велась она за выгодные торговые пути, но поводом к ней послужила смена верховного духовенства в княжестве, монофизитов впервые оттеснили обновленцы, тогда еще новая и малораспространенная ересь. И это дало повод соседям пойти на Бакен войной, сразу с трех сторон.

Бакен был богат, держал немало наемных войск, да и свое ополчение набрал, хорошо вооружив. Война шла долго, доведя княжество до полного разорения. Люди голодали, доходило до людоедства. После того как земли Бакена были разделены между победителями, в его пределах живыми осталось не больше трети от того числа людей, что жили там до войны.

А еще во время Первого Священного Похода, как ту войну назвали победители, взошла звезда Дикого Барона Вергена, который тогда воевал на стороне монофизитов, во славу истинной веры, так сказать. Ну и своей мошны, потому что обогатился с тех событий он сказочно, силу набрал.

Только вот странно немного выходит: Верген же Бакен рвал, как волк овцу, да и Рисс в той войне поучаствовал, поддержал соседнее княжество и деньгами, и оружием, это ни для кого не секрет.

– На второй год войны голод был. Дороги перекрыты, свое все съели, – рассказывал между тем Злой. – Отец пошел еды искать, да ушел недалеко – мародеры поймали и повесили его смеху ради. А может, сказал им что не так, не знаю, мы потом только тело видели. За самой околицей, там хутор сожгли за год до того, жителей в колодец побросали. Вот отца на колодезном журавле и вздернули.

Говорил он спокойно, но по глазам видно было, что не забыл он этого, не так, не по накатанному рассказывает, а как снова видит все своими глазами. Может, он до того и вовсе никому про это не говорил, а вот сейчас прорвало.

– В деревне помирать начали. К тому времени вообще по дорогам ходить запретили, дохни, где живешь. Патрули везде были, как увидят пешего, так даже не спрашивают, кто такой: или застрелят, или зарубят. И это если не скучно им, а то бывало такие забавы устраивали… – Руки его сжались в кулаки, крепко, так что костяшки побелели, но голос был по-прежнему спокойный, если со стороны прислушаться, так и вовсе равнодушный. – Мать умерла, она вообще хворая была, остались мы с сестрой, она старше меня была на два года. Тут отряд ландскнехтов в деревню зашел. Мы спрятаться не успели, но на меня никто и внимания не обратил, дали пинка, да и все, а сестру забрали. И чего им с нее? Она уже кожа да кости была, траву ели, из коры хлеб пекли, а вот взяли…

– Умерла?

– Умерла, понятное дело, – кивнул Злой. – Они не убивали ее даже, просто в очередь встали, вот она и… А я куда глаза глядят пошел. Думал, наткнусь на патруль, так пусть убивают. Чем так жить, лучше уж… А наткнулся на обоз войска Дикого Барона. Угадай, кто обоз вел?

– Круглый?

– Верно, – ухмыльнулся Злой мрачно. – Он самый. Да и не совсем обоз это был, сам понимаешь, у Круглого все не такое, каким сперва кажется. Но убивать они меня не стали, а вместо этого в фургон усадили и накормили. Я сперва накинулся, помню, на хлеб с сыром и мясом, остановить не сообразил никто, так потом чуть не помер. Так еще и выходили.

– Так с ними и остался?

– Так и остался. С Круглым. Куда он, туда и я. В Бакене не был больше ни разу.

Я помолчал, отпил еще вина, размышляя над тем, стоит ли такой вопрос задавать, или лучше не искать ответа, но потом спросить решился, чтобы знать, с кем я хлеб в походе ломаю:

– А как ты с ним, если Дикий Барон Бакену первым разорителем был? Слыхал я, когда еще на службе княжеской был, что именно он и казну захватил и вывез, и деревни налогом обложил на содержание своего войска, выморив начисто. Как?

– Знал, что спросишь, ждал, – ответил он спокойно. – Дикий Барон не причина бедствия, он… он как кашель при чахотке. Рвет кашель горло, выворачивает человека от кашля, но причина не в нем, причина в заразе, в той, что внутри. Так и Верген, он лишь кашель, болезнь не в нем. Не было бы этого Вергена, был бы другой. И были ведь, не один Дикий Барон Бакен в клочья рвал. А не извели бы княжество Бакен, так Бакен бы кого-то сам извел. А болезнь в том, что мы одним языком говорим, а сами друг другу глотки рвем. Мне Круглый тогда это и объяснил.