Рейтар - Круз Андрей "El Rojo". Страница 51

– Ищу. Только вас и ищу, – отвечаю я таким же шепотом, словно боясь распугать эту удивительную тишину.

– И знаешь дорогу к нам?

– Знаю, – отвечаю я. – Думаю, что знаю.

– Не ошибись, настоящая дорога одна, а вот ищешь ее не ты один.

– А кто еще?

Тихий вздох за спиной.

– Не ты один, – повторила она. – Не только ты, тот, которого мы знали.

– А кто еще? – снова повторил я. – Святой человек, с которым я говорил, сказал, что кто-то к вам идет. Но больше ничего не сказал. Кто к вам идет?

– Глупый вопрос. Тебе ответ ведом лучше.

Зашуршала трава, и она ушла, оставив меня одного смотреть на реку. А я все всматривался в темноту, силясь разглядеть дорогу и того, кто шел по ней тогда. И так и не разглядел, темна была ночь.

6

Велик Улле. Пусть владения Свободного города невелики, на пару дней пути конному в любую сторону, а вот сам он велик. На подходе к нему берега реки заняты фабриками, из труб валит дым, а ветер доносит до барж запахи то горелого угля, то краски, которой красят сукно, то кислый запах самих сукновален. Громыхает где-то железо под паровым молотом, стучит «баба», заколачивая в речное дно сваи под новую пристань – растет торговля.

И движение на реке в этих краях немалое, в обе стороны связки барж тянутся, а в стороне от главного фарватера десятки лодок туда-сюда снуют, какие на веслах, а какие под парусами. Река Сильная, разливаясь во все стороны, врывается в гавань Лурре, заставленную судами так, что вдоль причалов словно лес вырос из мачт. Мало того, Лурре мастеровой город, так он и столица торговая этих краев. По Сильной речные суда поднимаются во многие земли и княжества, собирая там товар, а в Лурре он перегружается на суда морские, и везут его дальше, в другие места. А оттуда товар идет сюда, и снова везут его по Сильной. Кто владеет гаванью Лурре, тот контролирует всю торговлю на много-много дней пути к северу, хоть пусть туда даже единый луррский купец ни разу не зайдет.

Когда буксир, отдуваясь паром, завел нашу баржу в гавань, все засобирались, скатывая постели, собирая мешки и снимая тент. Обычно охрана на баржах и живет, пока те нового товара ждут, но Круглый загружаться не собирается, сдаст свой груз оптовикам и просто деньги с них возьмет. А баржа в аренде, о ней печься не надо, это уже владельца забота.

Потянуло запахом моря – йодом, водорослями, рыбой. Хорошо море пахнет, волей и простором, хоть запах цветущей степи для меня куда желанней будет. На причалах народу тьма-тьмущая, кричат, бегают, суетятся, телеги, запряженные коренастыми тяжеловозами, катят одна за другой, где-то осел ревет дурниной, прямо перед нами разгружают с грохотом доски с баржи, собирая их в штабеля на длинных ломовых дрогах.

Буксир наш, ловко маневрируя, подвел всю вереницу барж к длинному причалу, откуда сразу полетели тросы, которые матросы и охрана ловко мотали на чугунные утки. Тяжелые баржи медленно подтягивались к пирсу, прижимаясь к висящим на сваях связкам старых пеньковых канатов.

– Злой, Тесак, Хорек и Голодный, вы со мной пойдете, – взялся командовать Арио. – А ты, Арвин, за разгрузкой со своими людьми пригляди, а дальше как сам знаешь, лишь бы охрана на барже постоянно была. Пока я на обратный рейс товар ищу.

– Все сделаем, – кивнул я.

– Когда закончишь и шкиперу баржу сдашь, веди своих на постоялый двор «Благословение путникам», это вон туда, дойдешь до лабазов, свернешь налево… да ты знаешь, все объясняли уже.

– Верно, – подтвердил я.

– Хозяин там свой, он вам специальное место выделит и все, что нужно, там покажет. Так и скажешь ему, что охрана торгового дома Зарама. А как расположитесь, ты своих оставь и подходи в кабак «Рыба и рюмка», это прямо напротив него будет, тому же владельцу принадлежит. Там буфетчик будет, ты его спроси, где я, и тебя проведут. Скажи только, что с поручением от купца Сальга, что из Пулиха.

Пока ждали грузчиков, собрали вещи, сложив все мешки в одну кучу и составив карабины в пирамиду. Барата на всякий случай все равно приглядывать поставил, потому как в больших городах да в таких местах рот не разевай, даже язык отрежут и украдут раньше, чем ты мигнуть успеешь.

Ватага грузчиков появилась ровно через час после ухода Круглого. Часы на башне как раз пробили полдень, когда он уходил, и прозвонили один раз тогда, когда я заметил две длинные ломовые телеги с запряженными в них волами и с десяток мужиков в грязной одежде, идущих в нашу сторону. И не ошибся, к нам шли.

– Кто мастер Арвин здесь будет? – крикнул с берега высокий, жилистый, похожий смуглой кожей и черными волосами на зингара мужик.

– Я и буду, – подошел я к широким грузовым сходням.

– Тогда сдавай нам товар по счету, будем разгружать вас. – Он широко улыбнулся, обнажив белые зубы, среди которых одного переднего не хватало. – Расчет с тобой или с кем другим?

– С тем, кто на складе принимает.

– Открывай трюм.

Больше времени они терять не стали. Установили над люком лебедку, с нее корзину свесили, которую внизу бутылями с маслом наполняли, потом поднимали наверх и переваливали на телегу. Дело шло быстро, работали они умеючи, без всякого отдыха.

Вообще грузчики в таких местах люди нужные и уважаемые. Такие ватаги цены на работы держат и случайных людей вроде желающих подработать пьяниц или просто бедняков к порту близко не подпускают. Непонятливого могут и поколотить, и в воду бросить, а то и просто зарезать. Недаром тут и выражение ходит: «Злой как крючник». А если кто ищет, скажем, душегуба наемного, то тоже к таким ватагам идет, потому как по сути они разбойники сущие.

Но вот свои правила блюдут четко, груз не воруют и нанимателя не обманывают. И если какая ватага правила нарушать начинает, то, по слухам, собирается потом совет главных, от каждой ватаги, и все они решают, что с такими делать. И если решат, что нарушителям здесь не работать, то так тому и быть – впредь не пустят.

В общем, работа кипела, волы только и успевали телеги таскать туда да обратно. И похоже, что на складе ватага не менее проворная трудилась, потому как возвращались они быстро. Не успели и оглянуться, как баржа была разгружена, а ватага крючников, смеясь и на ходу попивая сидр из фляг, потопала следом за последней телегой, к Арио за расчетом. И даже не разбили ни одного кувшина.

К концу разгрузки шкипер подошел, низенький кривоногий хрипатый бородач в выцветшем сером картузе. Полез в трюм, попыхтел, почесал в бороде, потом сказал, что все в порядке, и на этом распрощались. И мы, подхватив мешки с винтовками, пошли искать постоялый двор.

Между тем наступили сумерки, а они, в свою очередь, быстро превратились в темноту. По дальней стороне набережной прошли двое фонарщиков с шестом и факелом. Один из них приподнимал крышки фонарей, а второй поджигал фитили. Горели они на удивление дымно, так что я подумал, что кто-то в городской управе неплохо нажился на закупке такого паршивого масла.

Дневная деловая суета на набережной сменилась суетой вечерней, разгульной. В узких переулках над окнами зажглись красные фонари, а в самих окнах демонстрировали прелести прохожим местные жрицы продажной любви. Те из них, которые победнее, гуляли по самой набережной, окликая охрану с барж и матросов с речных шхун и буксиров. И не зря окликали, похоже, потому как с одной из барж из-за плетеных стен временного жилья охраны слышались притворно-страстные вздохи. Еще подумалось, что вдохновения в них ровно столько, сколько заплатили. А заплатили, похоже, поскупившись.

Открылись двери многочисленных кабаков. Каждый дом, мимо какого мы проходили, был если не борделем, то гостиницей, а в каждом борделе и каждой гостинице на первом этаже был кабак. Шумный, крикливый, визгливый, пахнущий пролитым пивом, часто с музыкой. И из кабака в кабак шлялись подгулявшие матросы, охранники, мелкие купцы и приказчики. В узких, как ущелья, переулках зачастую видны были затаившиеся темные фигуры, явно поджидающие заблудившихся пьяниц. Из таких переулков несло мочой, целые ручьи которой вытекали на улицу. В одном я увидел чье-то лежащее тело, и не поймешь так, напился кто-то до беспамятства или был ограблен и убит.