Страхи мудреца. Книга 2 - Ротфусс Патрик "alex971". Страница 54

Рыбки подплывали все ближе. Одна коснулась меня, и я почувствовал, как меня слабо ущипнули за бок. Я вздрогнул, хотя укус рыбки был мягок, как осторожный тычок пальцем. Я смотрел, как все больше рыбок сплываются к нам, время от времени нас пощипывая.

— Вот, даже рыбкам нравится тебя целовать, — сказала Фелуриан и подступила ближе, прижимаясь ко мне мокрым телом.

— Им, наверное, нравится соль на моей коже, — сказал я, глядя на них.

Она раздраженно отпихнула меня.

— Может статься, им нравится лягушатина!

Не успел я найти достойного ответа, как она посерьезнела и, раскрыв ладонь, опустила ее в воду между нами.

— Луна везде одна, — сказала Фелуриан, — она ходит между вашим смертным небом и моим.

Она уперлась ладонью мне в грудь, потом отвела руку и прижала ладонь к себе.

— Она колеблется между мирами. Взад-вперед.

Она остановилась и нахмурилась, глядя на меня.

— Слушай внимательно!

— Да я слушаю! — соврал я.

— Нет, ты не слушаешь, ты смотришь на мои груди.

Это была правда. Ее груди заигрывали с поверхностью воды.

— Ну, на них стоит посмотреть, — сказал я. — Не смотреть на них было бы страшным оскорблением!

— Я говорю о важных вещах, о том, что тебе должно быть ведомо, дабы ты вернулся ко мне целым и невредимым!

Она испустила тяжкий вздох.

— Ну ладно, если я разрешу тебе ее потрогать, ты будешь меня слушать?

— Да!

Она взяла мою руку и положила в нее свою грудь.

— Сделай «волны в кувшинках»!

— «Волны в кувшинках» ты мне еще не показывала.

— Ну, значит, потом покажу.

Она опустила ладонь обратно в воду, потом тихонько вздохнула и закатила глаза.

— А-а, — простонала она, — о-о!

В конце концов рыбки снова выбрались из своих укрытий.

— О, мой невнимательный лягушонок! — ласково сказала Фелуриан. Она нырнула на дно озерца и вынырнула, держа в руке гладкий круглый камень.

— Внимательно внимай моим речам. Я родом фея, ты же смертный сам. И с небом смертного, и с небом фей луна навеки крепко соединена, — сказала она, сунула камень между нашими ладонями и сплела свои пальцы с моими, чтобы удержать его.

Фелуриан шагнула вперед и прижала камень к моей груди.

— Когда луна таким путем идет, — сказала она, крепче сжимая мои пальцы, — она не посетит мой небосвод, зато, цветком волшебным распустясь, она ночами озаряет вас.

Она отступила назад, так что оба мы распрямили руки, не расцепляя пальцев. А потом подтянула камень к своей груди, подтащив за руку и меня.

— А так вздыхают грустно смертных девы, но при луне звучат мои напевы.

Я понимающе кивнул.

— Любовь и фейе, и людей — она веселой странницей быть может названа?

Фелуриан покачала головой.

— О нет, не странницей. Скиталицей — быть может. Ведь путь ее не ей самой проложен.

— Я как-то раз слышал историю, — сказал я. — О человеке, который украл луну.

Лицо Фелуриан сделалось торжественным. Она расцепила пальцы и посмотрела на камень, что лежал у нее на ладони.

— И это был конец всему, — она вздохнула. — Пока он не украл луну, еще оставалась надежда на мир.

Я был ошеломлен тем, как она это сказала — как будто это всем известно.

— Как это? — тупо спросил я.

— Ну, похищение луны, — она озадаченно склонила голову набок. — Ты же сказал, что знаешь об этом.

— Я сказал, что слышал историю, — ответил я. — Но это была глупая история. Не из тех, в которых говорится о том, как все было на самом деле. Это была… в общем, одна из тех историй, какие рассказывают детям.

Она снова улыбнулась.

— Ты хотел сказать — история о феях? Можешь их так называть. Я про них знаю. Это все выдумки. Мы тоже иногда рассказываем чадам сказки про человеков.

— Но луна в самом деле была украдена? — спросил я. — Это не выдумки?

Фелуриан насупилась.

— Ну а я тебе что показывала! — воскликнула она, рассерженно шлепнув рукой по воде.

Я поймал себя на том, что сделал под водой адемский жест извинение, прежде чем сообразил, что это вдвойне бессмысленно.

— Прости, — сказал я. — Но без этой истинной истории я ничего не понял. Умоляю, расскажи, как это было на самом деле!

— Это старая и печальная история… — она окинула меня долгим взглядом. — А что мне за это будет?

— «Затаившийся олень»! — предложил я.

— Ну, этот дар — дар и для тебя самого, — коварно улыбнулась она. — А еще?

— Я сделаю тебе «тысячу ладоней»! — предложил я и увидел, как ее лицо смягчилось. — И еще покажу тебе кое-что новое, я это сам придумал. Я назвал это «тростник на ветру».

Она скрестила руки на груди и отвернулась, старательно делая вид, что ей это безразлично.

— Ну, небось это ново только для тебя. А я-то уж наверное это знаю, только под другим названием.

— Быть может, — сказал я. — Но если ты не расскажешь мне эту историю, ты никогда не узнаешь, так это или нет.

— Ну что ж, ладно, — со вздохом снизошла она. — Но только потому, что «тысяча ладоней» у тебя очень хорошо получается!

Фелуриан на миг подняла глаза к серпику луны, потом сказала:

— Задолго до людских городов. До людей. До фейе. Были те, кто ходил с открытыми глазами. Они знали сокровенные имена всего на свете.

Она умолкла и посмотрела на меня.

— Ты понимаешь, что это значит?

— Когда знаешь имя вещи, ты имеешь власть над ней, — ответил я.

— Нет! — возразила она. Меня поразило то, с каким упреком она это произнесла. — Власть не была дана! Они ведали сокровенную суть вещей. Но не власть. Когда плаваешь, ты не властвуешь над водой. Когда ешь яблоко, ты не властвуешь над яблоком.

Она пронзительно взглянула на меня.

— Понимаешь?

Я не понял. Но все равно кивнул, не желая ее раздражать и отвлекать от рассказа.

— Эти древние знатоки имен ходили по миру мягко. Они знали лису и знали зайца, знали и расстояние между ними.

Она глубоко и тяжко вздохнула.

— Потом явились те, что видели вещь и думали о том, как ее изменить. Вот они-то мыслили о власти. То были изменяющие мир, гордые мечтатели.

Она сделала примиряющий жест.

— И поначалу это были неплохо. Они творили чудеса…

Ее лицо озарилось воспоминаниями, пальцы восторженно стиснули мою руку.

— Некогда я сидела на стенах муреллы и ела плод с серебряного дерева. Плод сиял, и губы и глаза того, кто его отведал, становились видны в темноте!

— А Мурелла находилась в Фейе?

Фелуриан нахмурилась.

— Нет. Я же сказала. Это было прежде. Тогда небо было одно. Луна одна. Мир один, и в мире была мурелла. И плод. И я, я ела его, и глаза у меня сияли во тьме.

— Когда же это было?

Она слегка пожала плечами.

— Очень давно.

Очень давно. Так давно, что ни в одной из исторических книг, которые я видел или о которых хотя бы слышал, об этом не говорилось. В архивах хранились списки калуптенских хроник, которые восходили ко временам двухтысячелетней давности, но ни в одной из них не было и намека на то, о чем говорила Фелуриан.

— Извини, что перебил, — сказал я как можно вежливее и поклонился ей так низко, как только мог, чтобы не уйти под воду.

Она, смягчившись, продолжала:

— Тот плод был лишь началом. Первыми неуклюжими шагами младенца. Потом они зашагали все уверенней, все храбрей, все безоглядней. Древние мудрецы говорили: «Стойте!», однако творцы их не послушались. Тогда они повздорили, сразились, и творцов запретили. Они были против подобной власти.

Глаза у нее просияли.

— Но ах! — вздохнула она. — Чего они только не делали!

И это говорит мне женщина, ткущая плащ из тени. Я даже представить не мог, что же было способно ее так восхитить.

— И что же они делали?

Она развела руками, указывая на все вокруг.

— Деревья? — с восхищением переспросил я.

Она рассмеялась тому, как я это сказал.

— Да нет, Фейенское королевство, — она снова взмахнула руками. — Оно создано по их воле. Величайшие из них сшили его из цельного куска ткани. Место, где они могли делать все как захотят. И под конец трудов каждый из творцов создал по звезде, чтобы заполнить свое новое пустынное небо.