Были они смуглые и золотоглазые - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 2
Сжимая трясущимися руками заступ, Битеринг опустился на колени возле клумбы. Работать, думал он, работать и забыть обо всем на свете.
Он поднял глаза и посмотрел на горы. Некогда у этих вершин были гордые марсианские имена. Земляне, упавшие с неба, смотрели на марсианские холмы, реки, моря – у всего этого были имена, но для пришельцев все оставалось безымянным. Некогда марсиане возвели города и дали названия городам; восходили на горные вершины и дали названия вершинам; плавали по морям и дали названия морям. Горы рассыпались, моря пересохли, города обратились в развалины. И все же земляне втайне чувствовали себя виноватыми, когда давали новые названия этим древним холмам и долинам.
Но человек не может жить без символов и ярлычков. И на Марсе все назвали по-новому.
Битерингу стало очень, очень одиноко – как не ко времени и не к месту он здесь, в саду, как нелепо в чужую почву, под марсианским солнцем сажать земные цветы!
Думай о другом. Думай непрестанно. О чем угодно. Лишь бы не помнить о Земле, об атомных войнах, о погибших ракетах.
Он был весь в испарине. Огляделся. Никто не смотрит. Снял галстук. Ну и нахальство, подумал он. Сперва пиджак скинул, теперь галстук. Он аккуратно повесил галстук на ветку персикового деревца – этот саженец он привез из штата Массачусетс.
И опять задумался об именах и горах. Земляне переменили все имена и названия. Теперь на Марсе есть Хормелские долины, моря Рузвельта, горы Форда, плоскогорья Вандербилта, реки Рокфеллера. Неправильно это. Первопоселенцы в Америке поступали мудрее, они оставили американским равнинам имена, которые дали им в старину индейцы: Висконсин, Миннесота, Айдахо, Огайо, Юта, Милуоки, Уокеган, Оссео. Древние имена, исполненные древнего значения.
Расширенными глазами он смотрел на горы. Может быть, вы скрываетесь там, марсиане? Может быть, вы – мертвецы? Что ж, мы тут одни, от всего отрезаны. Сойдите с гор, гоните нас прочь! Мы – бессильны!
Порыв ветра осыпал его дождем персиковых лепестков.
Он протянул загорелую руку и вскрикнул. Коснулся цветов, собрал в горсть. Разглядывал, вертел и так и эдак. Потом закричал:
– Кора!
Она выглянула в окно. Муж бросился к ней.
– Кора, смотри!
Жена повертела цветы в руках.
– Ты видишь? Они какие-то не такие. Они изменились. Персик цветет не так!
– А по-моему, самые обыкновенные цветы, – сказала Кора.
– Нет, не обыкновенные. Они неправильные! Не пойму, в чем дело. Лепестком больше, чем надо, или, может, лист лишний, цвет не тот, пахнут не так, не знаю!
Выбежали из дому дети и в изумлении остановились: отец метался от грядки к грядке, выдергивал редис, лук, морковь.
– Кора, иди посмотри!
Лук, редиска, морковь переходили из рук в руки.
– И это, по-твоему, морковь?
– Да… нет. Не знаю, – растерянно отвечала жена.
– Все овощи стали какие-то другие.
– Да, пожалуй.
– Ты и сама видишь, они изменились! Лук – не лук, морковка – не морковка. Попробуй: вкус тот же и не тот. Понюхай – и пахнет не так, как прежде. – Битеринга обуял страх, сердце колотилось. Он впился пальцами в рыхлую почву. – Кора, что же это? Что же это делается? Нельзя нам тут оставаться. – Он бегал по саду, ощупывал каждое дерево. – Смотри, розы! Розы… они стали зеленые!
И все стояли и смотрели на зеленые розы. А через два дня Дэн прибежал с криком:
– Идите поглядите на корову! Я доил ее и увидал. Идите скорей!
И вот они стоят в хлеву и смотрят на свою единственную корову.
У нее растет третий рог.
А лужайка перед домом понемногу, незаметно окрашивалась в цвет весенних фиалок. Семена привезены были с Земли, но трава росла нежно-лиловая.
– Нельзя нам тут оставаться, – сказал Битеринг. – Мы начнем есть эту дрянь с огорода и сами превратимся невесть во что. Я этого не допущу. Только одно и остается – сжечь эти овощи!
– Они же не ядовитые.
– Нет, ядовитые. Очень тонкая отрава. Капелька яду, самая капелька. Нельзя это есть.
Он в отчаянии оглядел свое жилище.
– Дом – и тот отравлен. Ветер что-то такое с ним сделал. Воздух сжигает его. Туман по ночам разъедает. Доски все перекосились. Человеческие дома такие не бывают.
– Тебе просто мерещится!
Он надел пиджак, повязал галстук.
– Пойду в город. Надо скорей что-то предпринять. Сейчас вернусь.
– Гарри, постой! – крикнула вдогонку жена.
Но его уже и след простыл.
В городе, на крыльце бакалейной лавки, уютно сидели в тени мужчины, сложив руки на коленях; неторопливо текла беседа.
Будь у Битеринга револьвер, он бы выстрелил в воздух.
«Что вы делаете, дурачье! – думал он. – Рассиживаетесь тут, как ни в чем не бывало. Вы же слышали – мы застряли на Марсе, нам отсюда не выбраться. Очнитесь, делайте что-нибудь! Неужели вам не страшно? Неужели не страшно? Как вы станете жить дальше?»
– Здорово, Гарри! – сказали ему.
– Послушайте, – начал Битеринг, – вы слышали вчера новость? Или, может, не слыхали?
Люди закивали, засмеялись:
– Конечно, Гарри! Как не слыхать!
– И что вы собираетесь делать?
– Делать, Гарри? А что ж тут поделаешь?
– Надо строить ракету, вот что!
– Ракету? Вернуться на Землю и опять вариться в этом котле? Брось, Гарри!
– Да неужели же вы не хотите на Землю? Видали, как зацвел персик? А лук, а трава?
– Вроде видали, Гарри. Ну и что? – сказал кто-то.
– И не напугались?
– Да не сказать, чтоб очень напугались.
– Дурачье!
– Ну, чего ты, Гарри!
Битеринг чуть не заплакал.
– Вы должны мне помочь. Если мы тут останемся, неизвестно, во что мы превратимся. Это все воздух. Разве вы не чувствуете? Что-то такое в воздухе. Может, какой-то марсианский вирус, или семена какие-то, или пыльца. Послушайте меня!
Все не сводили с него глаз.
– Сэм, – сказал он.
– Да, Гарри? – отозвался один из сидевших на крыльце.
– Поможешь мне строить ракету?
– Вот что, Гарри. У меня есть куча всякого металла и кое-какие чертежи. Если хочешь строить ракету в моей мастерской, милости просим. За металл я с тебя возьму пятьсот долларов. Если будешь работать один, пожалуй, лет за тридцать построишь отличную ракету.
Все засмеялись.
– Не смейтесь!