Звезды зовут (Сборник рассказов) - Рассел Эрик Фрэнк. Страница 17

Сейчас мне кажется странным, как это я лишь много позже сообразил, что попал в плен. Но меня захватило в плен не какое-нибудь разумное существо, с которым можно наладить контакт, а слепая сила механизма, сохранившегося в силу нелепой случайности. Ум, который изобрел это странное приспособление, давно уже исчез, как и тот мир, в котором он жил. Я попал в западню.

Обеспокоенный, я понимал, что всякая связь с миром прервана, и не знал, как долго смогу просуществовать в странном красном веществе, чьи свойства были мне не известны. Даже если дирекция института, не получив от меня известий через определенный отрезок времени, как и было договорено, вышлет спасательную команду, по всей вероятности, будет уже слишком поздно.

И тем не менее я не мог сидеть сложа руки. Необходимо было выяснить, каково назначение таинственной мышеловки, в которую я невольно попал. Я решительно оторвался от белого треугольника и стал продвигаться вперед в красном мареве не нагибаясь: свод туннеля был такой высокий, что опасаться не приходилось. Когда я разводил руки в стороны, то упирался кончиками пальцев в стену туннеля.

Меня интересовал в первую очередь красный «воздух». Неужели атмосфера Исчезнувшей планеты состояла из такого же газа, сохранившегося здесь благодаря загадочной прочности стенок туннеля? Или же это вещество обладало особыми свойствами, благодаря которым и заполнило огромный резервуар, в который я попал? Если это была атмосфера исчезнувшего мира, то оставалась еще слабая надежда найти какой-нибудь выход. Если же это специально консервированный состав, значит, отсюда мне уже никогда не выйти. Технические способности существ, сконструировавших резервуар, внушали доверие…

Думая об этом, я осторожно продвигался все дальше и дальше. Не знаю, какое именно расстояние прошел я с вытянутыми вперед руками, боясь удариться обо что-нибудь, пока "не уперся в стену. Видно, к несчастью, правильным оказалось второе мое предположение: красное вещество было редким газом, хранившимся в огромном резервуаре, на дно которого я попал. Но тут я с удивлением заметил прозрачный диск, вделанный в темную стену, так же как треугольники были вделаны в камень.

Диск напоминал блестящее кольцо возле парчовой скалы, и меня поразило пристрастие к геометрическим фигурам людей (позвольте их так назвать), которые жили на Исчезнувшей планете. Прижавшись ладонями к прозрачной поверхности, я приблизил к ней лицо, стараясь что-нибудь рассмотреть за этой застывшей водой. Мне показалось, что диск колеблется, вибрирует, словно через него проходят силовые линии. Мгновение — и неожиданно я очутился по ту сторону диска. Придя в себя, я почувствовал, что меня обволакивает бесцветная масса, невидимое вещество, которое не позволяет мне двигаться.

Не понимаю, как я проник сквозь этот полупрозрачный диск; привел ли я в действие новый механизм или это круглое окно было сделано из материала с неизвестными мне свойствами? В то время как я свободно мог продвигаться в красном веществе туннеля, здесь, где казалось, что вокруг меня — пустота, я почувствовал себя завязшим в твердой и плотной массе. Я было подумал, что попал в необыкновенно сильное гравитационное поле, но потом сообразил, что такое поле тотчас раздавило бы меня. А я был просто скован, будто на меня надели смирительную рубашку. Лишенный возможности двигаться, я мог лишь осматриваться, пытаясь понять, куда попал.

Я находился в шестиугольном помещении. Его «стены» состояли из круглых окон, связанных между собой темным веществом. Диск, через который я проник в сердце этого лучепроводящего многогранника, был всего лишь одной из его граней, как прозрачное кольцо у парчовой скалы, — так по крайней мере я решил. Очень возможно, что, идя по красному туннелю, я коротким путем вернулся туда, откуда пришел, — к парчовой скале. Сейчас я уже не мог предполагать, что красный газ был всего лишь веществом, которое сохранилось в этом огромном вместилище. Красный туннель скорее всего вел в лучепроводящий многогранник и был частью механизма, конечное назначение которого оставалось для меня загадкой. Взволнованный, ждал я эффекта воздействия странных и непонятных сил. Лежать без движения было настолько неприятно, что мне казалось, будто прошел целый час, с тех пор как невидимая сила связала меня по рукам и ногам, уподобив насекомому, застывшему в массе янтаря.

Велико же было мое удивление, когда я увидел, что стрелка хронометра, укрепленного на запястье правой руки, не двинулась с места. Это был совершенный инструмент, предназначенный для работы в любых условиях, практически он не мог испортиться. Я устремил взгляд на циферблат и сосчитал в уме до шестидесяти. Стрелка не двигалась, хронометр не действовал. Испортился или не мог функционировать в необычных условиях внутри многогранника? А что, если стрелка по-прежнему перемещается, но я этого не вижу?

Такое предположение испугало меня не столько своей абсурдностью, сколько тем, что я склонен был принять его как логическое объяснение всего случившегося. Что же со мной происходило? Неожиданно я вспомнил обезьяну из институтской лаборатории, у которой выработались странные рефлексы, например, когда приходилось выбирать между веревкой и бананом, она предпочитала веревку. Мне казалось, что, если нет куска веревки, она даже не видит банана, который раньше ела с таким аппетитом. Может быть, и я находился теперь под воздействием такой же неведомой силы?

Но я не успел ответить на свой вопрос. Ошеломленно смотрел я в центр многогранника, где обезьяна уплетала банан. К тому же это была не просто обезьяна. Могу поклясться, что это был Слог, павиан нашего института.

Ничего не понимая, я следил глазами за тем, как он пожирает банан, бегая по своему обыкновению взад и вперед. Слог ел быстро, а банан все не кончался. Я хотел позвать павиана, но губы мои не слушались.

Там, на полу, Слог ел банан с большим аппетитом. Думаю, что это длилось не менее получаса, но стрелка хронометра не двигалась, и я смотрел на нее тупо, никак не реагируя на происходящее, потому что знал: Слог не мог есть бананы в этом многограннике хотя бы по той причине, что он сдох два года назад.

Схожу с ума? Утомленный, я попытался проверить себя. Попробовал вспомнить, кто выработал у обезьяны тот смешной рефлекс на веревку, и вдруг вспоминаю — Валдар. И, как только я подумал о нем, перед глазами у меня возникло его простоватое лицо, а Слог исчез без следа.

— Что слышно у вас, на Церере? — хотел спросить я, но, как в кошмарном сне, губы все не слушались.

— Ничего, Миргх. Только зря тратил время…

Отвечает! Как же он услышал меня (ведь я ничего не сказал вслух!) и так уверенно отвечает? Но и Валдар не шевелил губами. Что это? Что происходит? Мне хотелось кричать, но я спокойно сказал (вернее, подумал):

— Здесь, как видишь, немало странного…

— А что такое?

Он удивленно посмотрел на меня своим рыбьими глазами. Я разозлился и закричал (то есть хотел закричать):

— Дурак! Если бы на твоем месте был профессор…

И тотчас Валдар исчез, будто испарился. Я даже не удивился, увидев вместо него профессора. Он поднял очки на лоб и ждал, вопросительно глядя на меня.

— Вы правы, — сказал я. — Нужно исследовать каждый астероид в отдельности.

— Я рад, что вы не считаете себя обиженным…

Улыбается. Показалось мне, или его улыбка и впрямь была иронической?

— Здесь, на 1967-AI, я обнаружил необычную установку. Но не могу двигаться и не знаю, как выберусь отсюда…

Он больше не улыбается. Смотрит на меня и прикладывает указательный палец к губам.

— Вы сумели вызвать меня, — сказал он. — Каким образом?

— Я думал. Мысленно звал вас. Сила мысли велика…

— Думайте, что хотите выбраться, — подсказал он.

И я удивился, как мне раньше не пришло в голову такое простое решение.

Я представил, что пробиваюсь сквозь лучепроводящие стены и оказываюсь на поверхности астероида. Если раньше мне чудилось, будто все мое тело налито свинцом, сейчас я вдруг почувствовал необычайную легкость, словно безжалостная сила, которая давила меня, исчезла.