Искатель. 1970. Выпуск №1 - Меньшиков В.. Страница 11

Эльза взглянула на циферблат больших уличных часов, висевших рядом с вывеской самой старой аптеки Вены, основанной еще в XVII веке. Стрелки неумолимо двигались к тому часу, когда в любое мгновение ночное небо над бывшей австрийской столицей мог разорвать вой сирен фашистской ПВО, давящий гул авиационных моторов, оглушительные, хлопки зенитных батарей и пронзительный свист фугасных бомб.

«Если я опоздаю, может случиться непоправимое. О святая дева Мария!..» Эльза вздрогнула, ей показалось, будто кто-то другой рядом произнес эти слова. Устремившиеся к переходу прохожие затолкали Эльзу. Погруженная в свои тревожные мысли, она пропустила момент, когда рослый полицейский высоко поднял правую руку и четко повернулся, щелкнув каблуками тяжелых сапог.

Эльза перебежала мостовую, едва не угодив под колеса «мерседесов» и «опель-адмиралов», направлявшихся к подъездам оперного театра. Нацистская знать торопилась к первому звонку премьеры «Нибелунгов» — любимой оперы фюрера, обожавшего Вагнера.

Эльза ускорила шаг. Впереди вырисовывался шпиль собора святого Стефана. Когда Эльза вошла в собор, из глубины Стефансдома доносилось пение: кончалась служба. В полумраке мерцали свечи. Эльза опустила мелочь в церковную кружку, зажгла от горевшей свечи еще одну длинную, тонкую и поставила ее рядом с другими. Мимо, как тени, проходили сгорбленные под черными вуалями женщины. Многие прижимали к глазам платки. До Эльзы долетели приглушенные рыдания. Молитвы читались шепотом. Орган молчал. Эльзе казалось, будто само горе людское застыло и окаменело под холодными, поднимавшимися ввысь сводами собора. Все здесь напоминало о смерти. Сюда сейчас приходило много вдов и сирот. Сыновья, отцы, мужья, братья умирали на фронте… Сотни тысяч австрийцев, одетых в шинели вермахта, послал Гитлер на бесславную смерть. Их матери, жены, дети гибли у себя дома под бомбами. Близкие молились «за упокой души» и мысленно проклинали того, кто навлек горе и бедствие на их страну, на их дом. За стенами маршировали по венским мостовым кованые сапоги оккупантов. Над крышами столицы присоединенной к нацистской Германии Австрии развевались флаги со свастикой. А католическая церковь призывала к покорности, смирению, сотрудничеству с фашистской властью. Проповеди стали похожими на приказы гауляйтера.

Эльза неслышно проскользнула к исповедальной. Она не опоздала. Преподобный отец только что отпустил прихожанку и пригласил Эльзу исповедоваться.

Не застав Эльзу у себя дома, Густав отправился в кафе один. Войдя, он занял свободный столик, который всегда обслуживала молодая и очень привлекательная официантка Анна. Однако к новому посетителю она подошла не сразу. Обворожительно улыбаясь, закидывая грациозным движением головы за плечи густые волны волос, увенчанные кружевной белой наколкой с фирменными вензелями кафе «Аида», Анна подавала чашки кофе и пирожные немецким офицерам, занимавшим самые лучшие места.

Наконец девушка остановилась перед Густавом и, вынув из карманчика белоснежного кружевного фартука блокнот, с кокетливой улыбкой приняла заказ.

Когда Анна принесла на серебряном подносе чашку кофе и стакан с содовой водой, Густав сразу расплатился. Официантка поблагодарила за чаевые и скрылась в дверях служебного помещения.

В туалете Анна вынула из передника деньги. Среди марок, полученных от Густава, она нашла ассигнацию, на одной стороне которой чуть заметно карандашом (чтобы в случае опасности легко можно было стереть или замазать пальцем) было написано: «Срочно нужно встретиться с Альбатросом».

Анна стерла ластиком карандашный след, поправила прическу перед зеркалом и как ни в чем не бывало, все с той же прелестной улыбкой вернулась в зал.

Приняв очередной заказ, девушка вышла в коридор и позвонила по телефону Альбатросу. Под этой кличкой в их подпольной организации работал владелец одного аттракциона, старый цирковой артист-акробат, давно уже покинувший арену, когда после рокового падения с трапеции закончилась его артистическая карьера.

Когда-то на афишах многих столиц Европы часто мелькала, фамилия знаменитого «акробата под куполом цирка». Тогда Карл Ледер, он же Альбатрос, восхищал зрителей бесстрашием и мужественным мастерством, а своих коллег-артистов еще и теплым товарищеским отношением к собратьям по рискованному и смелому искусству. Когда на его родину, и народ с приходом гитлеровских оккупантов обрушилась трагедия, Альбатрос сумел снова вернуться в строй; только на этот раз на самую опасную арену за всю свою долгую жизнь. Он предоставил себя и все, что имел, в распоряжение антифашистской организации. В тайнике его аттракциона в парке Пратер и нашли временное, но зато надежное убежище Крафт и Дубовский.

Эльза стремительно вошла в кафе и отыскала взглядом Густава. Должно быть, вид девушки был необычен, и посетители с удивлением оборачивались ей вслед. Густава поразила необычайная взволнованность и бледность его невесты.

Эльза устало опустилась в кресло, поспешно пододвинутое Густавом. Анна тут же подошла к их столику. Женским чутьем сна сразу угадала, что на сердце невесты Густава легла тень большого несчастья. Но проявить сейчас излишнее внимание к молодой паре было раскованно. Анна лишь многозначительно посмотрела на Густава, когда записывала заказ в свой блокнот. Ее взгляд означал: «Будь осторожен. За вами наблюдают десятки глаз».

Густав понял. Он взял холодную, чуть вздрагивающую руку Эльзы, улыбнулся ей широко и доверчиво.

— Что с тобой, дорогая? Почему ты не дождалась меня?

— Прости, я просто вспомнила, что договаривалась увидеться с подругой. А потом я так спешила в кафе… — силясь улыбнуться, тихо ответила Эльза и осторожно, но настойчиво попыталась освободить свою руку из горячей ладони Густава.

Только огромным усилием она сдерживала душившие ее рыдания. Эльза хотела спасти человека, который был ее единственной радостью в этом бушующем мире смерти, ужасов и скорби. Она надеялась бросить ему спасательный круг в опасный водоворот, в который, как она думала, обязательно затянет Густава эта подпольная листовка..

— Густав, милый, давай уйдем отсюда, — Эльза не в силах была дольше скрывать своего отчаяния.

— Успокойся, прошу тебя, — настойчиво повторял Густав, нежно гладя руку невесты. — Выпей кофе. К тебе сразу же вернутся силы.

«Он меня возненавидит, если я признаюсь, что я наделала», — в отчаянии думала Эльза.

Густав не знал, что и предположить. Он никогда не видел свою невесту такой подавленной.

Тихо звякнула посуда на подносе. Анна поставила на мраморную, плиту столика чашки с горячим кофе и пирожные. «Мокко мит шляг» [7] было любимым напитком Эльзы, одним из немногих радостных воспоминаний о детстве и отрочестве, о довоенном мире. И Густав знал об этом.

Эльза поднесла к губам фарфоровую чашку и увидела, как дрожит ее рука. Она подняла глаза и встретилась со взглядом Густава. Столько в нем было теплоты, доверия и нежности! И Эльза решилась.

— Мне необходимо сказать тебе одну очень важную вещь, только не здесь. Это опасно, — чуть слышно сказала Эльза.

— Фройляйн, бйтте, цалюнг! [8] — обернулся Густав.

Анна подошла и протянула новый счет, написанный, как всегда, ее торопливым почерком на листке, вырванном из блокнота.

«15 марок 16 пфеннигов. Еще кофе и пирожные. Альбатрос ждет в 23 часа, Шведенбрюкке», — прочитал Густав, отсчитал деньги и положил их сверху счета.

Анна тут же взяла листок и деньги и спрятала в фартук.

Выйдя из кафе, Густав и Эльза свернули в один из бесчисленных переулков, выходивших на Грабен, и быстрым шагом направились вниз, к каналу.

Эльза на секунду обернулась и увидела памятник Чумы. Мраморная колонна-обелиск стояла на Грабене, воздвигнутая в самом центре Вены по случаю избавления австрийской столицы от эпидемии чумы, свирепствовавшей во времена средневековья. В глубоких подвалах собора святого Стефана гиды-монахи и теперь показывали прихожанам пожелтевшие черепа и кости — останки людей, скошенных «черной смертью».