Научно-фантастические рассказы американских писателей - Годвин Том. Страница 11

— Это могло случиться со всеми, и так будет всегда, пока существует Граница.

— Джерри ничего нам об этом не рассказывал. Он всегда говорил, что здесь хорошо платят, и посылал домой деньги. Он ничего нам больше не говорил.

— Разве он вам не говорил, какая у него опасная работа?

— Мы не придавали значения его словам. Мы просто не понимали. Жизнь на Границе мне всегда представлялась заманчивой и интересной, как в кино.

Она улыбнулась.

— Только на самом деле все это не так. Совсем не так. Оказывается, не всегда можно пойти домой после окончания сеанса.

— В том-то и дело, — сказал он.

Ее взгляд скользнул от хронометра к дверце люка. Затем она посмотрела на карандаш и листок бумаги, которые все еще держала в руках. Она переменила позу, положила карандаш и бумагу рядом с собой на стенд и вытянула ноги. Он впервые заметил, что ее туфельки были сделаны из какого-то дешевого заменителя кожи. Блестящие металлические пряжки на, них были украшены цветными стеклышками, которые он вначале принял за драгоценные камни. Она, должно быть, не кончила средней школы и поступила на курсы, чтобы скорее начать зарабатывать и помочь брату обеспечить родителей. Ее вещи и деньги, оставшиеся на “Звездной Пыли”, будут переданы родителям. Наверно, они занимают немного места.

— Вам не кажется, что здесь холодно? — вдруг робко спросила она.

Он удивленно посмотрел на нее. Температура в рубке была нормальная, но он сказал:

— Да, здесь холоднее, чем должно быть.

— Мне бы хотелось, чтобы Джерри успел вернуться. Вы и вправду думаете, что он вернется, или вы сказали это, чтобы успокоить меня?

— Я думаю, что он успеет. Они ждут его.

На экране озеро Лотоса совсем вошло в тень. Только на западе была видна узенькая голубая полоска. Значит, он неверно рассчитал время, в течение которого она могла говорить с братом. Через несколько минут лагерь уйдет из сферы, доступной для радиосигналов.

— Джерри в той части Вудена, которая в тени, — он указал на экран. — Вращение планеты скоро сделает связь невозможной. Остается немного времени. Если он появится сейчас, то вы еще успеете. Мне бы очень хотелось, чтобы вы успели.

— У него даже меньше времени, чем у меня?

— Боюсь, что да.

— Тогда, — она выпрямилась и посмотрела решительно на люк, — тогда я прыгну, как только Джерри уйдет из сферы связи. Я не хочу больше ждать. Мне нечего ждать.

Он опять промолчал.

— А может быть, кончить все сразу? Так будет лучше и для меня и для Джерри, а ему все расскажут потом.

“Она ждет, чтобы я не согласился с ней”, — подумал Бартон.

Поэтому он сказал:

— Ему будет тяжело, когда он узнает, что вы его не дождались.

— Уже совсем темно там, где он, и впереди у него длинная ночь, а мама и папа не знают, что я никогда не вернусь. Я им обещала, что скоро, скоро вернусь. Им всем будет тяжело, всем, кого я люблю. А мне бы не хотелось им делать больно. Но ведь я не нарочно.

— Это не ваша вина, — сказал он. — Вы ни в чем не виноваты. Они все узнают и поймут.

— Сначала я боялась умереть, трусила и думала только о себе. Теперь я понимаю, как я была эгоистична. Самое страшное не в том, что умрешь, а в том, что никогда больше никого не увидишь, не сможешь сказать родным, как ты им благодарна за жертвы, которые они приносили, чтобы сделать счастливее твою жизнь. Мне бы хотелось им сказать, что я понимаю, как много они для меня сделали, и что я очень сильно их люблю. Я никогда этого им не говорила. Когда ты молод и перед тобой вся жизнь, как-то не приходит в голову говорить о таких вещах, да и боишься, что все это будет звучать глупо и сентиментально. Только теперь, когда приходится умирать, на все начинаешь смотреть другими глазами, и становится нестерпимо грустно от того, что не сказала им всего, что могла бы сказать. Я жалею сейчас обо всех мелких огорчениях, которые я им причиняла. Я хочу, чтобы они помнили только о том, что я любила их сильнее, чем они думают.

— Вам не нужно этого им говорить. Они это знают.

— Вы в этом уверены? — спросила она его. — Откуда вы знаете? Ведь вы не знакомы с ними.

— Куда бы вы ни поехали, человеческие сердца повсюду одинаковы.

— И они узнают то, что мне бы хотелось им сказать? Узнают, что я их люблю?

— Они всегда это знали лучше, чем вы можете выразить словами.

— Я помню все, что они делали для меня, помню все мелочи. Ведь они теперь имеют для меня такое значение! Когда мне исполнилось шестнадцать, Джерри прислал мне браслет из огненно-красных рубинов. Браслет был очень красивый и стоил ему почти месячного заработка. А еще лучше я помню ту ночь, когда мой котенок убежал на улицу и там погиб. Мне тогда было лет семь. Джерри обнимал меня, утирал слезы и уговаривал не плакать. Он сказал, что Флосси вышла ненадолго, чтобы купить новую шубку, и что к утру она уже будет ждать меня у кровати. Я ему поверила и легла спать. Я сразу же заснула, и мне снилось, что котенок вернулся. А наутро, когда я проснулась, Флосси сидела у кровати в новой белой шубке, точно как сказал Джерри. А потом, через много лет, мама рассказала мне, что Джерри ночью поднял с постели владельца магазина подарков и грозился спустить его с лестницы, если он не продаст ему белого котенка. Всегда помнишь о людях по тем мелочам, которые они сделали для тебя.

Помолчав, она сказала:

— Я все равно боюсь. Я не могу ничего с собой поделать, но мне не хочется, чтобы Джерри это почувствовал. Если он вернется вовремя, я буду вести себя так, как будто мне совсем не страшно. И я…

Громкий настойчивый звонок прервал ее.

— Джерри! — Она вскочила на ноги. — Джерри!

Он быстро повернул регулятор и спросил:

— Джерри Кросс?

— Да, — ответил встревоженный голос. — Плохие вести? Что случилось?

Она ответила за Бартона. Она стояла рядом, наклонившись к коммуникатору. Ее маленькая холодная рука лежала у него на плече.

— Хэлло, Джерри! — голос ее только слегка дрожал. — Я хотела видеть тебя.

— Мэрилин! Что ты делаешь на КЭПе?

— Я хотела видеть тебя, — повторила она. — Я хотела видеть тебя и спряталась на этом корабле.

— Ты спряталась на КЭПе?

— Да. Я не знала, чем все это может кончиться.

— Мэрилин! — это был отчаянный крик человека, который теряет последнюю надежду. — Что ты наделала!

— Я… Я… ничего…

Маленькая холодная рука судорожно сжала плечо Бартона.

— Не надо, Джерри, я хотела видеть тебя. Я не хотела огорчать тебя, Джерри!

Что-то теплое капнуло ему на руку. Высвободившись из кресла, он усадил ее и повернул микрофон так, чтобы ей было удобнее.

— Я не хочу делать тебе больно.

Сдерживаемые рыдания душили ее. Брат снова заговорил:

— Не плачь, Мэрилин. — Его голос вдруг стал глубоким и нежным. В нем ясно чувствовалась затаенная боль. — Не плачь, сестренка, ты не должна плакать. Не бойся, родная, хорошо?

— Я… я… — нижняя губа задрожала, и она закусила ее. — Я не хотела плакать. Я только хотела попрощаться с тобой, потому что мне уже пора.

— Конечно, конечно. Ничего не поделаешь, сестренка. — Затем голос изменился. Он быстро и повелительно спросил: — КЭП! Вы запрашивали “Звездную Пыль”? Вы проверили данные счетных машин?

— Час назад я вызывал “Звездную Пыль”. Они не могут вернуться. На расстоянии в сорок световых лет нет ни одного корабля.

— Вы твердо уверены, что все показания счетных машин правильны? Абсолютно уверены?

— Да. Неужели вы думаете, что я мог бы пойти на это, если бы не был абсолютно уверен? Я сделал все что мог.

— Он пытался помочь мне, Джерри. — Ее губы больше не дрожали, но короткие рукава блузки стали совсем мокрыми, так как она все время утирала ими слезы. — Никто не может помочь мне. Я больше не стану плакать. Все будет хорошо с тобой, с папой и мамой. Правда?

— Конечно, конечно. Все в порядке.

Голос становился все слабее. Бартон до конца повернул регулятор.

— Он уходит из радиосферы, — сказал он. — Через минуту голос совсем исчезнет.