Они появляются в полночь - Хэйнинг Питер. Страница 34

Он собрал все свое мужество и вскарабкался на подоконник, через который лежало, перекинувшись, бессильное и бесчувственное женское тело, прошел на ощупь по комнате до двери, ведущей в подпол, спустился по ступенькам к нижней двери, открыл ее и очутился в каменном полуподвальном помещении.

Здесь было совершенно темно: луна пока еще не выглянула из-за тучи. По на мгновение остановился, вынул из кармана коробку спичек и запалил туго свернутый из льняного полотна жгут, который давал слабый свет, — его, однако, оказалось достаточно, чтобы ориентироваться в пространстве. Он отыскал дверцу, открыл ее и тронул худое обнаженное плечо Джона Гаубера.

— Вставайте, — сказал он. — Я пришел, чтобы спасти вас.

Похожая на череп голова несчастного слегка повернулась в его сторону, Гаубер с трудом простонал:

— Все бесполезно. Я не могу сам уйти отсюда — только если она мне позволит. Она держит меня в плену дьявольского взгляда своих глаз вот таким — полуживым-полутрупом. Лучше бы я умер, чем такое, но…

По вспомнился паук, пораженный жалом осы, парализованный, беспомощно лежавший в ее тесном гнезде и ожидающий смертного часа. Писатель нагнулся ниже, держа перед собой ярко горящую спичку, и осмотрел шею Гаубера: она вся была покрыта мельчайшими следами укусов, на некоторых из них виднелись капельки крови — свежей и засохшей. По вздрогнул от отвращения, но остался тверд в своем намерении.

— Позвольте мне изложить свои соображения, — торопливо сказал он. — С кладбища вашу жену привезли домой, где она вновь обрела некое подобие жизни. Она сумела вас околдовать или выкинула еще какой-то трюк, с тем чтобы превратить вас в беспомощного пленника. Вот это последнее, уверяю вас, вовсе не противоречит законам природы. Я изучал месмеризм, [5] я знаю, о чем говорю.

— Да, все правда, — пробормотал Джон Гаубер.

— И каждую ночь она приходит пить вашу кровь?

Гаубер слабо кивнул:

— Да. Сегодня она только приступила к своей трапезе, но потом убежала наверх. Она скоро вернется.

— Вот и прекрасно, — мрачно отметил По. — Вероятно, она, вернувшись, обнаружит нечто большее, чем то, на что рассчитывает. Приходилось вам слышать о Вампирах? Возможно, и не приходилось, но я изучал также и это явление. Первые догадки на ее счет у меня зародились, как мне кажется, когда выяснилось, что она совершенно не переносит запаха чеснока. Вампиры в течение дня лежат неподвижно, а оживают только ночью, тогда же они и питаются. Они создания подлунные, а их пища — кровь. Ну все, идемте.

По закончил свою маленькую лекцию, осветил напоследок комнату, хорошенько запомнил расположение дверей и, загасив спичку, с легкостью подхватил Гаубера на руки: тот был не тяжелее ребенка. Он отнес свою ношу в то место, где бы Гаубер был прикрыт открытой дверью лестницы, усадил у стены и накрыл своим военным плащом. В темноте серый плащ практически сливался с серыми стенами полуподвала. Бедняга был упрятан от глаз жены-Вампира вполне надежно.

Затем По скинул пиджак, жилетку и рубаху; сложив одежду, он спрятал ее под лестницу. Закончив приготовления, он встал у жалкого ложа, обнаженный до пояса. Его кожа была почти такой же бледной и бескровной, как у несчастного Гаубера, грудь и руки такими же худыми. Он рассчитывал, что на первый взгляд сойдет за бедолагу.

Погреб снова залил лунный свет. Туча, видимо, у плыла. Время у По истекало, следовало поторопиться. Он прислушался. Наверху послышалось неясное движение, будто что-то тащили, затем раздался звук шагов.

Эльза Гаубер, ночной Вампир, вернулась к жизни.

Ну вот, теперь самое время, подумал писатель. Он попробовал свое новое ложе и закрыл за собой дверь.

Он улыбнулся: из уст в уста, из поколения в поколение передавались легендарные способы уничтожения Вампиров — протыкание их кольями, сожжение на костре, святая вода и молитва и прочие, прочие; но он, Эдгар Аллан По, придумал свой, не похожий ни на какой другой способ. Многочисленные предания повествовали об исчадиях Ада, терпеливо поджидающих в засаде ничего не подозревающих людей, но кому, скажите на милость, приходилось слышать, чтобы нормальный человек поджидал в засаде Вампира? А себя он почитал за человека вполне нормального — и по духу, и по умственному развитию, и по привязанностям, и по вкусам, наконец.

Он вытянулся, ноги вместе, руки скрещены на голой груди. Вот так, наверное, и в могиле придется лежать, подумалось ему. На память пришла строчка из стихотворения Брайанта, опубликованного в каком-то давнишнем литературном журнале Новой Англии: «Душная темнота и узкая домовина». В этой дыре и вправду было темно, хоть глаз выколи, и довольно душно — это уж не говоря о том, что негде повернуться приличному человеку. Но он усиленно гнал от себя эти идиотские аналогии: нет, он не похоронен заживо! Чтобы страшные глаза Эльзы Гаубер не возымели на него своего месмерического воздействия, он перевернулся на бок, лицом к стене, и положил обнаженную руку на голову, прикрывая щеку и висок.

Когда его ухо коснулось затхлого тюфяка, он снова услышал шаги, вернее, эхо шагов Вампира. Она спускалась по лестнице. Шаги была размеренными, уверенными. Эльза шла к желанной добыче. Она шла закончить прерванную трапезу.

Теперь шаги раздавались по земляному полу. Она ни разу не остановилась, не свернула в сторону. Значит, не заметила мужа, укрытого его старым кадетских времен плащом, спрятанного за дверью в тени. Эльза приблизилась к дверце, ведущей в его конуру. Он слышал, как она возится с щеколдой. Что-то подозрительно долго.

Нет, все в порядке: конуру тотчас же залил голубой, как снятое молоко, свет. Прямо посредине четырехугольника света стояла зловещая фигура. Воображение писателя, часто опережающее и трансформирующее саму действительность, шепнуло ему, что сама тень эта материальна, она тяжела как свинец, она имеет свой нрав — злобный, агрессивный.

— Джон, — произнесла Эльза Гаубер ему на ухо, — я вернулась. Ты хорошо знаешь почему, знаешь с какой целью. — В голосе ее звучали нетерпеливые нотки, он даже представил себе, как она сейчас стоит с жаждущими крови трясущимися губами. — Ты теперь мой единственный источник жизненных сил. Сегодня ночью я надеялась, что появится еще один — посторонний пришелец, но он сумел ускользнуть от меня. И потом от него так воняло проклятым чесноком.

Ее рука ощупывала шею По, выискивая на коже лакомый кусочек. «Господи, да она меня щупает, как мясник выбирает обреченную на убой скотину», — подумал он.

— Ну же, не отворачивайся от меня, дорогой. Не будь таким застенчивым. — Она командовала по-хозяйски, с грубоватым налетом насмешки над беспомощной жертвой. — Ничего у тебя не получится, и ты это прекрасно знаешь. Эта ночь полнолуния, и я могу позволить себе все, все, что только захочу! — Она старалась оторвать его ладонь, прикрывающую лицо. — Своим сопротивлением ты ничего не… — Она вдруг замолкла на полуслове, осознав, что тут что-то не так. А потом издала дикий хриплый вопль:

— Ты не Джон!

По рывком перевернулся на спину, выкинул вперед обе худые, как птичьи лапки, руки и схватил ее: одну руку он запустил в ее разметавшиеся волосы, похожие на клубок змей, а другой вцепился в холодную плоть предплечья.

Ее дикий вопль превратился в ужасные хрипы. По, стараясь не обращать внимания на эти леденящие душу звуки, с силой рванул ее на себя, собрав в этом усилии всю мощь, заключенную в его тщедушном теле. Ноги ее оторвались от земли, и она влетела в узкую клетушку за лежащим на постели писателем, голова ее врезалась в камни внутренней стены ниши с треском ломающихся черепных костей. И она бы, без сомнения, упала на него, но По в тот же миг соскользнул из каменной конуры на земляной пол подземелья.

С лихорадочной поспешностью По схватился за край дверцы и налег на него всем телом. Эльза Гаубер упала на опустевшее вонючее ложе и сейчас барахталась меж дырявых простынь,

а