Полуночный танец дракона (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 23

– Вечно? – изумился я.

– Разве не об этом когда-то мечтали все вы? В ту пору, когда мы ставили водевили в Лондоне и Дублине, зрители дружно кричали: «Стэн? Олли? Умоляем вас, никогда не умирайте!» – При этом воспоминании Стэн даже прослезился. – Их желание исполнилось. Мы никогда не умрем, но так и будем разъезжать по миру с нашим прощальным турне. И в нашем контракте сказано: оно будет длиться… – Голос его сорвался, и он закончил фальцетом: – Вечно!

– Вечно… – прошептал кто-то.

– И куда же вы отправитесь теперь? – спросил я.

– В системе Альфы существует еще восемь обитаемых планет, у семи из них свои колонии. Только смехом можно победить болезнь Одиночества и спасти цивилизацию! И мы приходим.

– Выходит, – тихо сказал Уилл, – вы что-то вроде Спасителей. Возлюбленные космические сыновья Господа. Только без распятия, без слез.

– Продолжайте, продолжайте! – восторженно прочирикал Стэн. – Если бы мы знали всю правду о себе, я стал бы дурачиться еще больше, а Олли – пыжиться еще сильнее!

– Я бы не стал! – закричал Олли.

– А я стал бы, – сказал Стэн.

– Ладно тебе, – буркнул Олли. – Идем. Местным сиротам нужно подкрепиться, нам же пора заняться делом. Верно, Стэнли?

– Вы что, никогда не отдыхаете и не спите? – спросил я.

– У нас слишком много дел.

– Постойте! – воскликнул я.

Я вышел из-за стойки, чтобы обменяться с ними рукопожатиями. Как ни странно, но их черно-белые руки оказались теплыми.

Они направились к выходу, выкидывая на ходу уморительные коленца.

Остаток ночи они провели более чем своеобразно.

1. Встретили на шатком мостике огромную гориллу.

2. Сначала увязли в цементе, потом едва не утонули в глубокой яме.

3. Какой-то лунатик пообещал поотрывать им головы и завязать им ноги узлом.

4. Лорел перескочил через частокол, а Гарди, не сумев перепрыгнуть, смел всю изгородь.

В финале Оливер Гарди появился на верхних ступенях ярко освещенной парадной лестницы, держа в руках огромный торт, утыканный горящими свечками. С чрезвычайно важным видом, воплощенное достоинство, он начал спускаться, но тут же оступился и с воплем отчаяния заскользил вниз, пока все они, и торт, и свечки, и сам Олли с перепачканным в креме лицом, не приземлились на уставленном яствами обеденном столе, который, разумеется, тут же рухнул, торт и Олли свалились на пол, а на них посыпались со стен картины, с потолка на все это упала люстра, а на самом верху оказались горящие свечки. Затем – внимание! – картины взмыли обратно на стены, люстра вознеслась к потолку, торт – целехонький, а Олли, пятясь задом, вновь оказался на вершине лестницы с тем же тортом в руках и, окинув публику деланно скромным взглядом – вот он я, видите, сейчас я пойду снова, на этот раз я не упаду, не бойтесь, смотрите! – стал спускаться по ступеням – черно-белый, самоуверенный, как всегда, и, как всегда, оступающийся, вечно натыкающийся на хлипкие столы, на доверчивые картины, на гильотину люстры… Аплодисментам обезумевших обитателей Альфы Центавра не было конца.

– Ну когда же, когда же вы к нам вернетесь? – спросил я.

– Как только в этом возникнет необходимость, – ответил Олли. – Когда у вас случится беда или в ваших сердцах поселится Одиночество. Осталось произнести волшебные слова. Что сказал полисмен, когда мы так и не смогли завести нашу колымагу?

Стэн и Олли взяли свои котелки наизготовку.

– Олли, начинай теребить галстук, – сказал я.

Олли послушно схватился за галстук.

– Стэн, поправь волосы.

Стэн затряс головой.

Я набрал в легкие побольше воздуха и что было сил заорал:

– А ну-ка пшли вон, а не то я сдеру с вас штраф за блокировку движения!

Они бросились наутек.

Единственным лекарством от слез на сей раз оказался все тот же бомбейский джин.

Объедки

Ральф Фентрисс нахмурился и повесил трубку.

Его жена Эмили, все еще сидевшая за столом, оторвалась от утренней газеты и отставила в сторону кофейную чашку.

– И с кем же ты говорил? – поинтересовалась она.

– С Берил, – ответил он все так же хмуро.

– С Берил?

– Ты ее знаешь. Это подруга Сэма, почти что его жена. Чего не помню, так это ее фамилию.

– Ах да! – оживилась Эмили Фентрисс, намазывая масло на гренок. – Берил Вероника Глас – вот ее полное имя. Голова разболелась?

Ральф Фентрисс коснулся рукой лба.

– Какого черта! Как она добралась до нас?

– И чего же хочет Берил Вероника Глас, Ральф?

– Нас, – ответил он, потирая рукою лоб.

– Нас? – Эмили отложила гренок.

– Она пригласила нас на обед.

– Какой кошмар!

– Можешь повторить еще раз.

– Сколько лет прошло после смерти Сэма?

– Три или четыре. Пожалуй, четыре.

– Мы можем на него не пойти? Я имею в виду обед.

– И как ты это себе представляешь?

– Какой кошмар! – повторила еще раз Эмили Фентрисс.

– Ну почему, – сказал Ральф Фентрисс, усаживаясь за ресторанный столик, – почему они продолжают меня приглашать? Старые друзья наших дочек, бывшие любовники, чокнутые поклонники, неблизкие подруги, знакомые знакомых и близкие родственники дальних знакомых… Скажи на милость, что мы здесь забыли? И кстати, она-то где?

– Если не ошибаюсь, – ответила Эмили Фентрисс, выпивая второй бокал шампанского, – она никогда не приходила вовремя. Я могу ответить и на первый твой вопрос. Они приглашают тебя именно потому, что ты всегда принимаешь подобные приглашения.

– Я боюсь их обидеть.

– Брось. Благодаришь за приглашение и не приходишь – только и всего.

– Я так не умею.

– В том-то все и дело.

– Можно подумать, ты поступаешь иначе.

– Я отношусь к происходящему легко. За шелком платья ты не найдешь обливающегося кровью сердца.

– Обливающегося кровью сердца?

– Каждый пьянчужка, сидящий в баре, почитает тебя за спасителя, каждый бродяга полагает, что ты можешь спасти его заблудшую душу, каждая проститутка уверена, что именно ты и есть тот самый адвокат, который займется ее делом, каждый политик, понимая, что под бумажником у тебя находится сердце, всячески пытается его умаслить, каждый бармен норовит рассказать тебе историю своей жизни, вместо того чтобы выслушать твою, полицейские только взглянут на твою физиономию и не желают тебя штрафовать, а раввины приглашают тебя на пятничные собрания, хотя прежде тебя считали чем-то вроде баптиста, каждая…

– Ладно тебе. Хватит.

– Должна же я была спустить пар! Лучше назови свой новый титул.

– Лауреат ежегодной премии Отзывчивого Сердца, учрежденной Обществом Красного Креста.

– На твоем месте, я не забывала бы об этом ни на минуту! Кстати говоря, вот и она.

– Берил Вероника! – воскликнул Ральф Фентрисс с напускной радостью в голосе.

– Можно просто Берил, – ответила подошедшая к столику молодая красавица.

– Садись же!

– Неужели ты думаешь, что я так и буду стоять? Это что – шампанское? Господи, этот бокал для меня слишком мал. Чего же ты ждешь?

Он наполнил ее бокал до краев.

Она мгновенно опорожнила его и прошептала:

– Пожалуйста, налей еще.

– Похоже, вечеринка будет долгой, – процедила Эмили Фентрисс сквозь зубы.

– Прости меня, бога ради, – извинилась Берил Вероника Глас.

– Налей уж тогда и мне.

Мрачно усмехнувшись, Ральф Фентрисс наполнил оба бокала.

– Как хорошо, что мы снова все вместе, – сказал он.

– Не все, – поправила его Берил Вероника Глас.

– Сколько прошло с тех пор?

– Четыре года один месяц и три дня, – ответила молодая женщина.

– Со времени нашей последней встречи?

– С момента его смерти.

– Ты о Сэме?

– О ком же еще? Что-то ты мне мало шампанского наливаешь.

Он вновь наполнил ее бокал до краев.

– Действует по-прежнему? Я имею в виду Сэма.