Сборник 8 ВОСПОМИНАНИЕ ОБ УБИЙСТВЕ - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 42
– Джеми! – Он полностью владел своим голосом.
– Да? – отозвался из мерцающей тьмы за проектором оператор.
– Мне нужно поговорить с тобой. Выйдем на кухню.
– С чего это?
– Неважно. Пусть фильм идет дальше, а ты выйди на пару минут. – На кухне Клив горячо заговорил: – Дело в твоей коллекции. Все эти ошибки. Испорченные кадры. А есть у тебя такие дубли из последнего фильма Дианы Койл? Ну, ты понимаешь, о чем я.
– Есть, конечно. Но только на студии. Это же мое хобби. Другие выбрасывают это в мусорное ведро, а я сохраняю для смеха.
У Клива перехватило дыхание.
– А ты можешь завтра вечером принести все, что тебя сохранилось от этого фильма, и показать мне?
– Ну конечно, если ты так просишь. Только я не понимаю…
– И не нужно, Джеми. Ну, сделаешь, а? Принеси мне все испорченные дубли и просто запоротые кадры. Я хочу внимательно посмотреть и разобраться, кто и почему портил сцены. Так как, Джеми?
– Ну ладно, ладно. Уговорил. Да успокойся ты, Клив, присядь и выпей чего-нибудь.
Весь следующий день кусок не лез Кливу в горло. Время тянулось бесконечно. Вечером он заставил себя проглотить бутерброд и запил его таблеткой аспирина. Затем в каком-то полубреду поехал к Джеми.
Тот уже ждал, держа проектор, пленки и хороший запас выпивки наготове.
– Спасибо, Джеми. – Клив сел и нервно отхлебнул из бокала. – Все нормально. Ну что, начнем?
– Начали! – подражая режиссеру, воскликнул Джеми и выключил свет.
Экран засветился. Появилась надпись на хлопушке: «Кадр 1, дубль 7. „Золотая девственница“: Диана Койл, Роберт Деним».
Щелк!
На террасе, глядя на озаренный лунным светом океан, стояла Диана.
«Какая чудесная ночь! Она так прекрасна, что я не могу поверить», – мечтательно проговорила она.
В кадре появился Деним, нежно держащий ее руки в своих. «Я заставлю тебя в это поверить. Я… черт побери!»
«Стоп!» – взревел за кадром Галдинг. Но съемка продолжалась. Лицо Денима вытянулось, стало злобным и уродливым.
«Это все из-за тебя! Ты опять лезешь в камеру!»
«Я? – Ярость Диану не украшала. По крайней мере настоящая ярость. Позолота ее крылышек потускнела, запудренная прахом злобы. – Я? Да ты на себя посмотри: третьеразрядный актеришка! Только и умеешь, что орать, ты, грязный…»
Щелк! Темнота. Конец дубля.
Несколько минут Клив потрясенно пялился на пустой экран. Затем спросил:
– Они не очень-то ладили? – и про себя добавил: «Ну и хорошо».
– А вот тебе еще один, – сказал Джеми, и проектор снова застрекотал.
Теперь на экране был пышный бал. И вдруг, перекрывая смех и музыку, ворвалось злобное, мрачное, ненавидящее: «…Да пошел ты!» – «Ты нарочно подала мне не ту реплику! Из всех самых дешевых, поганых…»
И снова Диана и Роберт Деним!
И еще один дубль, и еще, и еще. Шесть, семь, восемь!
В одном из них Роберт, совсем осатанев, кричал: «Видит Бог, кто-нибудь однажды заткнет вашу грязную пасть навсегда, л-леди!»
«Кто? – заорала в ответ Диана, сверкая изумрудными глазами. – Уж не ты ли? Дилетант! Размазня! Сопли вытри!»
И вдруг Деним успокоился и, мрачно глядя на нее, тихо сказал: «Да. Может, и я. А почему бы нет? Это идея».
С Талли Дархэм тоже было несколько довольно выразительных сцен. Еще в одном дубле Диана с такой яростью набросилась на Джорджа Кролла, что тот перепугался и стал униженно просить прощения. И все это на пленке. Все это отличное свидетельство. Выходило, что на один скандал с Талли или Кроллом приходилось как минимум семь – с Денимом. Снова, и снова!
– Останови! Хватит! – Клив вскочил со стула попав в луч проектора, отбросил на экран дрожащую тень. – Спасибо, Джеми. Извини. Я слишком устал. Ты можешь дать мне… дать все дубли с Денимом?
– Конечно.
– Я сегодня же по дороге домой заеду в полицию и на основании их обвиню его в убийстве Дианы Койл. Еще раз спасибо, Джеми. Спасибо за все. Ты мне очень помог. Доброй ночи.
Пять, десять, пятнадцать, двадцать часов. И каждый из них можно считать за два, за четыре, за шесть. Но Клив их не заметил. Он спорил, спорил с копами, убеждал, доказывал, пока не устал. Тогда он вернулся домой и бросился на кровать.
«Газовая камера ждет тебя, Роберт Деним; будь послушным маленьким убийцей, иди своими ножками!»
А потом, вырвав тебя из тяжелой дремоты, зазвонил твой телефон.
– Алло?
– Клив? – раздался голос в ночи.
– Да.
– Это Джак Дэвис из проявки. Клив, скорее… Меня, ранили, меня ранили, мне больно…
На том конце провода с глухим шумом упало тело.
И больше ни звука.
Он нашел Джака уткнувшимся головой в одну из ванн с химикалиями. Красное органическое химическое соединение широкой струёй вытекало из ножевой раны, унося с собой навсегда все мечты, разговоры, саму жизнь, и разливалось алым озером вокруг.
Телефонная трубка лежала на рычаге. В лаборатории царил полумрак. Тот, кто это сделал, уже выбрался из этой тьмы наружу, и теперь, стоя посреди комнаты, Клив не слышал иных звуков, кроме шороха пленки, ползущей по ванночкам, как лоза, надеющаяся в полуночном мраке выбраться к свету. Клив склонился над Джаком. Тот наполовину висел, зацепившись за проявочный аппарат, все еще продолжавший печатать позитив. Он полз сюда от телефона через всю комнату.
В кулаке он сжимал обрывок пленки. Клив посмотрел его на свет и увидел Диану, Талли, Джорджа и Роберта Денима. Джак обнаружил что-то важное, что-то, что было на этой пленке, что-то об убийце; и награда за это немедленно обрушилась на него из студийной темноты.
Клив поднял трубку:
– Это Клив Моррис. Роберт Деним до сих пор находится в центральной тюрьме?
– Он сидит в камере и не желает ни с кем разговаривать. Ну скажу я вам, Моррис, вы и удружили нам со своими пленками…
– Спасибо. – Клив повесил трубку и посмотрел на тело проявщика, висящее на аппарате. – Кто, кто же это был, Джак? Ведь не Деним же. Остались только Джордж и Талли. И что теперь?
Джак не ответил, а проявочная машина затянула заунывную песню на пронзительной ноте.
Прошел год. Потом еще один. А затем и третий.
Роберт Деним заключил контракт с другой студией. Талли женила на себе Джорджа. Галдинг умер на новогодней вечеринке, то ли с перепоя, то ли сердце подвело. Время шло, и все всё забыли. Да, все забыли…
«Диана, девочка, холодно ли тебе там сегодня ночью?..»
Клив сел прямо. Три года назад. Он прикрыл глаза. И ночь тогда была такая же, как сегодня, – холодная и дождливая.
Экран замерцал.
Почему-то Кливу это мигание показалось странным. А экран все мигал и мигал как-то очень необычно. Слишком необычно. Клив окаменел. Его сердце забилось так громко, что заглушило стрекот кинопроектора. Он подался к экрану.
– Джеми, ты не мог бы открутить назад последние сотню футов и пустить их снова?
– Да запросто, Клив.
Мерцание на экране. Бракованная копия. Мелькание пятен, царапин, длинные тени, короткие тени… Клив стал читать: В… И… Н…
Клив открыл дверь проекционной будки так тихо, что Джеми не услышал, как он вошел. Винтерс продолжал смотреть на экран, и на его лице светилось странное счастливое выражение. Он был похож на святого, взирающего на новое чудо.
– Что, Джеми, доволен собой?
Оператор вздрогнул, обернулся и выдавил принужденную улыбку.
Клив запер дверь изнутри и тихо заговорил:
– Долго же это продолжалось. Сколько ночей я не спал. Три года, Джеми. Сегодня вечером тебе нечем было заняться, и ты решил еще раз прокрутить эту пленку, чтобы еще раз насладиться победой. Чтобы позлорадствовать насчет Дианы и похвалить себя за то, какой ты умный. А может, и меня ты пригласил, чтобы удовольствие было совсем уж полным, ведь ты хорошо знаешь, как я ее любил, и мои страдания только развлекали тебя. И часто ты приходил сюда, чтобы поиздеваться над Дианой, а, Джеми?
Винтерс довольно натурально расхохотался.