Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери (сборник) - Мино Джо. Страница 35

– Алло? – прошептал он.

Трубка отозвалась мужским голосом:

– Алло? Алло? Кто это? Это ты, Дагги?

Голос был незнакомым.

– Кто это? – спросил Дагги. А потом у него по спине пробежал холодок, и ему стало по-настоящему зябко. – Это вы, мистер Бельведер?

– Кто такой мистер Бельведер? Расскажи мне о нем.

– Он сейчас там, где лучше, – сказал Дагги.

– Он умер? – спросил человек в телефоне. – Его убили?

– Он там, где лучше, – повторил Дагги, чуть не плача, потому что не знал, кто этот мужчина и почему он спрашивает.

– Послушай, – сказал мужчина. – У меня мало времени, и теперь я смогу позвонить лишь через несколько лет, поэтому попрошу тебя об одной вещи, ладно? Я хочу, чтобы ты меня помнил. Я хочу, чтобы ты меня выслушал. Это важно. Потому что случится беда, и только ты можешь это предотвратить.

Чем горше плакал Дагги, тем сильнее болело кровоточащее горло. Он буквально стонал от боли.

– Не плачь, Дагги, – сказал мужчина. – Не плачь. Я твой друг. Поверь мне, пожалуйста. Я твой…

Дагги повесил трубку, вернулся к себе и закрыл дверь, отгородившись от комнаты, где стены как будто дышали, и телефонного звонка, о котором через неделю уже забудет. Уже можно было включить свет, но Дагги побоялся. Лучше он поглядит на стены утром, когда солнечный свет просочится сквозь занавески и разбудит всех монстров.

Тридцать лет спустя Даг сидит в баре «Тик-Так» с чертовой дюжиной своих сослуживцев из «Роквелл Интернешнл». Три стола, сдвинутых в начале вечера, теперь уставлены пивными кружками и графинами, стаканами для виски и бокалами для мартини и усыпаны этикетками, оторванными от пивных бутылок, и смятыми мокрыми салфетками. Кто-то поставил бутылку с пивом на последний фаршированный халапеньо, так что сыр вывалился с двух сторон, и перец стал похож на толстого раздавленного червя.

Напротив Дага сидит Луиза Малгрейв. Она то и дело касается ногой ноги Дага, а потом делает вид, будто это случайность.

– Опять ты? – говорит она, улыбаясь. Тянется через стол и стучит по его руке ногтями. Кажется, она просто не может не прикасаться к нему. – Извини.

Луиза – начальник отдела в «Роквелле», а Даг занимается вводом данных, вбивает в компьютер длинные коды, которых не понимает.

– Ничего страшного, – говорит Даг. Он подумывает пригласить ее к себе домой – почему бы и нет? – но когда наклоняется к ней, то говорит совершенно не то и сам себе поражается: – Сегодня годовщина смерти моей матери, – говорит он и выдавливает угрюмую, безнадежную улыбку. Потом добавляет, словно высказывая запоздалую мысль: – Ее убили, когда мне было пятнадцать.

– Ой, нет! – восклицает Луиза, и ее лицо вмиг становится дряблым, как будто сочувствие и мышечный контроль – вещи несовместимые. Теперь она кажется лет на десять старше, и все смутные планы, которые Даг имел на начальницу на сегодняшний вечер, рассыпаются в пыль.

Даг сказал правду – его маму убили, и сегодня действительно годовщина ее смерти, – но ему невыносимо смотреть, с какой болью и жалостью Луиза уставилась на него, и он трясет головой и говорит:

– Я пошутил.

– Что?

– Я пьян. Извини.

– Ты псих, – говорит Луиза. Их сослуживцы вмиг умолкают и прислушиваются. Всем интересно, с чего вдруг Луиза так разъярилась. – Он псих, – сообщает Луиза внимательным слушателям. – Знаете, что он сейчас сказал?

– На самом деле, – говорит Даг, понизив голос, – это все правда. Просто… не знаю… ты так на меня смотрела…

Джерри, шеф Дага, встает и подходит к ним. В нем фунтов этак восемьдесят лишнего веса и голос, как и у всякого бизнесмена: раскатистый, громкий, фальшивый.

– Что тут у нас? – говорит он, улыбаясь. – Все хорошо?

– Все хорошо, – говорит Даг, поднимаясь из-за стола.

Луиза плачет и отмахивается от всех, кто лезет ее утешать, хотя вполне очевидно, что ей нужно внимание.

– Все хорошо, – повторяет Даг. – Просто небольшое недоразумение.

Джерри кивает. Он провожает Дага до двери и выходит на улицу вместе с ним. Они встают под неоновой вывеской бара.

– Поговорим в понедельник, да?

Даг кивает.

– Да, хорошо.

Он протягивает Джерри руку, но тот уже развернулся и спешит к Луизе Малгрейв. А Даг так и стоит с протянутой рукой.

По дороге домой Даг заходит еще в три бара. К тому времени, когда он все-таки добирается до подъезда, координация явно нарушена, так что ему никак не удается открыть почтовый ящик миниатюрным ключом. Даг прижимается лбом к стене, закрывает глаза и в последний раз пытается вставить ключик в замок. На этот раз все получается. На пол падает толстый конверт со счетом за телефон.

– Черт, – вырывается у Дага.

Счет от той же телефонной компании, с которой он уже поимел проблем. Контору, которой он пользовался для междугородних звонков, сожрали. Он не представлял, что компанию можно сожрать, пока в новостях не заговорили о полубандитской телефонной компании, которая переводит на себя обслуживание междугородних звонков без согласия клиентов. Такое враждебное поглощение было, разумеется, незаконным, но остановить этот процесс, когда он уже запущен, оказывается, невероятно сложно. Компания называется «Седьмое небо».

Даг вскрывает конверт со счетом, поднимаясь по лестнице к себе на этаж. Заходит в квартиру, зажигает свет в кухне. Смотрит и видит: «Сумма к оплате – 3456 долларов 72 цента».

– Почти три с половиной тысячи?! – кричит он. – Они что, одурели?

Даг смотрит на счет и не верит своим глазам.

Он идет в спальню, где на стенах развешаны обложки журнала «Знаменитые монстры кино», те же самые, что висели у него на стене в детской, когда он был маленьким. Они уже драные и поблекшие, но у него не поднимается рука их снять. При одной только мысли об этом его душа переполняется необъяснимой печалью. Он цепляется за своих монстров, как иные цепляются за старое одеяло или любимую кофейную чашку.

Даг ложится на кровать, не сняв ботинки. Старый тяжелый черный телефон с дисковым номеронабирателем стоит на тумбочке у кровати, как молчаливое пресмыкающееся, находящееся под угрозой исчезновения – последняя особь своего вида. Даг снимает трубку и набирает номер «Седьмого неба».

– Вы позвонили в «Седьмое небо», – говорит женский голос. – Меня зовут Бетани. Чем могу вам помочь?

– Чем вы можете мне помочь, – холодно говорит Даг, глядя в глаза Лона Чейни в роли мистера Хайда. – Во-первых, Бетани, вы можете мне объяснить, как получилось, что мне насчитали за телефон почти три с половиной тысячи долларов.

– Сумма к оплате, – начинает Бетани, – рассчитывается исходя из количества и продолжительности телефонных звонков…

Даг не дает ей договорить.

– Слушайте, – кричит он. – Я вообще не заключал никаких договоров на обслуживание с вашей компанией. То, что вы делаете, незаконно. Я хочу, чтобы мне вернули моего старого провайдера.

– Прошу прощения, – говорит Бетани, – но уже слишком поздно. Ничего нельзя сделать.

– В каком смысле уже слишком поздно?! Почему ничего нельзя сделать?!

– Сэр, – говорит Бетани. – Не кричите, пожалуйста.

– Хочу – и буду кричать. Я…

В трубке раздаются короткие гудки.

– Алло? Бетани? Алло?

Даг грохает трубкой об аппарат, тут же снимает ее, перезванивает. Ему опять отвечает Бетани:

– Вы уже успокоились, сэр?

– Послушайте, – говорит Даг.

Он закрывает глаза. Он пьян, он засыпает. Комната вращается, как карусель на детской площадке, когда дядя Боб начинал раскручивать ее все быстрее и быстрее, а Дагги плакал и умолял его остановиться, потому что карусель крутилась так быстро, что он уже еле держался. Дагу снится что-то из детства, но тут ему говорят прямо в ухо:

– Алло? Вы еще здесь?

– Кто это? – спрашивает Даг.

– Это Бетани.

– Привет, Бетани, – шепчет Даг. Он ждет, что она что-то скажет, а потом спрашивает, не дождавшись: – Что на тебе надето?