Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери (сборник) - Мино Джо. Страница 65

– Ты будешь жить долго и увидишь много детей, Иван.

Антон клялся, что слышал эти слова. Он спрашивал, кто этот Иван. В первом же письме. Лишь через несколько лет, в восьмом или десятом письме, я признался, что Иван – это мое имя.

К тому времени, как я вступил в пору, которую называют средним возрастом, в любой аптеке за несколько часов могли сделать копию фотографии, даже очень старой. Я заказал дубликат моего снимка с Норой, с той самой вечеринки. Я вложил увеличенную фотографию в конверт соответствующего размера и отослал Антону. Я знал, что он ответит: женщина в белом платье была Норой. Ответ пришел заказным письмом: «Да».

Больше мы с ним не общались. Мои письма к нему возвращались обратно невскрытыми, но на конверте ни разу не было пометки «Адресат выбыл».

Но он успел мне написать, чем все кончилось. Я верю ему. Но объяснить не могу.

Утром Антон нашел Джеки мертвым. Вы уже догадались. Нож лежал у его головы, с его помощью Антон срезал молодую березку, сделал из нее две перекладины и связал их берестой в крест. Он завалил тело Джеки камнями, прочел молитву, потом швырнул нож как можно дальше и услышал, как тот ударился о скалу. Он побежал. Немецкие патрули прочесывали леса в поисках солдат, но его они проглядели. Он прошел мимо них, словно сам стал туманом. Антон бежал, пока его ботинки не превратились в лохмотья, потом бежал босиком. Затем он набрел на сарай местного крестьянина. Крестьянин делал вид, что он не знал, что у него прячется Антон, но каждую ночь оставлял в укромном месте еду.

В последнем письме Антон написал, что на теле Джеки не было никаких следов – ни ранений, ни даже капли крови.

Лишь громадный гвоздь пронзил его руку.

Но крови вокруг раны не было. Гвоздь походил на те, что используют кровельщики. Вокруг были дикие места, ни деревни, ни фермы поблизости, и откуда-то взялся гвоздь. Казалось, он явился из той самой легенды, про гвозди для распятия Господа, которые никто не хотел ковать, пока за городом не нашлась какая-то цыганка. Она выковала гвозди, не зная их предназначения, как Джеки вырезал цветы.

Я так и не пошел в колледж.

Я работал вместе с папой. Когда он постарел, я занялся компанией, а он вел бухгалтерию. Имена на грузовике оставались теми же, хотя фирма состояла из меня, Сэма и сына Карины, Брайана Ольски. Не было больше братьев Николаи. Я надеялся, что у меня будут сыновья, но рождались только девочки, пять дочерей, как у мистера Финниана. Ну что ж теперь! Все мои дочери родили сыновей. У меня семеро внуков. Дочь Полли учится в колледже на учителя, но хочет продолжить мой бизнес, переименовать его в «Николаи и дочь». Сомневаюсь, что она это сделает, но семейный бизнес, конечно, неплохо.

Она ничего не боится.

Я боюсь.

На том поле в Карпатах почти весь день и следующее утро я потратил на поиски барловского ножа. Я знал, что не ошибся местом, потому что Антон тоже на него возвращался и сделал несколько снимков. Груда камней, похожая на перевернутую лодку, и березка, которую Антон посадил у изголовья Джеки. Она выросла в целое дерево с беспокойными ветвями.

Но я не нашел ножа.

Нашел гвоздь. Прошло уже двадцать пять лет. Он должен был уйти в землю примерно на фут, и это не считая зимних снегов и летних оползней. Но он лежал там и ждал меня. И хотя дня не проходило, чтобы я не скучал по Джеки, мне было ясно: если я сейчас подниму гвоздь, все, что увидел Джеки в тени этой горы, накинется и на меня. Я оставил его на месте.

Через много лет одна из девчонок упомянула музыкальную группу «Девятидюймовые гвозди». Резче, чем следовало, я спросил у нее, что значит это название. Как-то раз, в машине, мы поймали их песню по радио. Полли прибавила звук. Было такое впечатление, что кто-то до смерти запинал церковный орган.

Я никому об этом не рассказывал. Только маме. Она пыталась пошутить, но у нее погрустнело лицо. Она сотворила крестное знамение, православный крест: лоб, живот, два сердца.

Чистая случайность, что Джеки получил нож, а я – штык. У дедули не было любимчиков. Что, если Джеки досталась участь, предназначавшаяся мне? Не был ли тот гвоздь – без меток, лежавший на поверхности, – безмолвным обвинением? Сами по себе мы, Николаи, живем долго. Полли вон зовет меня «дедом», а я еще лет двадцать протяну. Что, если ты меняешься с кем-то судьбой, с кем-то, настолько на тебя похожим, что ты обманываешь самого Бога – Бога или кого-то еще на другой стороне, кого-то, кто ждет?

Что, если судьба не отчаялась и знает мое имя? Как сказал Джеки, ничего уже не исправить.

Вечного Брэдбери пою!

Когда я была очень молода, а Брэдбери был уже пожилым человеком, я как-то попыталась впечатлить парня, который мне очень нравился, чтением вслух для его маленькой дочери. Рассказ, который я читала, назывался «Электрическое тело пою!». Если вы видели очаровательную телепостановку 1982 года с участием Эдварда Херрманна, то помните ее как «Электрическую бабушку».

Я получила больше, чем ожидала.

Как и все дети в школе, я читала «Вино из одуванчиков» и повесть «Канун всех святых».

Но, вернувшись к Рэю Брэдбери уже взрослой, я поняла, что не могу осилить «Электрическое тело пою!» за один раз. И вовсе не из-за того, что девочке, которой тогда было лет шесть, стало скучно. Ей не было скучно.

Из-за меня.

Мне не было скучно.

Я была потрясена – сначала мастерством автора, а потом эмоциями, которые не смогла сдержать моя недавно обретенная «взрослость». Я сидела в кресле-качалке и плакала, как в тот, первый раз, когда я прочла, что Шарлотта была не просто хорошим другом, но и хорошим писателем.

Я чувствовала, что обрела что-то давно утраченное и дорогое мне, что-то, потерянное так давно, что я заставила себя забыть, каким чудесным оно было, – забыть, чтобы не скучать по нему.

Я забыла, как хорош Рэй Брэдбери. Я забыла, какие тонкие и обманчивые у него истории, подобно «Дерево растет в Бруклине» Бетти Смит и «Убить пересмешника» Нелл Харпер Ли. Их раздирают страшные тайны, которые взрослые привыкли не замечать и делать вид, что их не существует.

На случай, если вы не читали «Электрическое тело пою!»: это рассказ об овдовевшем отце, который везет детей на завод, где для них собирают робота-няню, идеальную бабушку. И получился идеальный рассказ, один из самых идеально выстроенных и трогательных рассказов, что я только читала. Постепенно, как и полагается детям (посмотрите хотя бы «Историю игрушек – 3»), они перерастают потребность в бабушке, которая может вытягивать нить для воздушного змея прямо из пальца. Но потом, потеряв отца и вырастив собственных детей, эти дети – уже пожилые люди – возвращаются к своей электрической бабушке, такой же любящей и живой, как раньше.

Через пару дней я снова читала вслух для той же девочки. Рассказ назывался «Возвращение»: каждый год, на Хеллоуин, собирается большая семья, состоящая из вампиров, оборотней и вурдалаков всех мастей. Единственный, кто этому не рад, – Тимоти, младший из детей, который родился инвалидом, мутантом. Тимоти жутко не повезло – он обычный человек.

В конце рассказа мать Тимоти (прообраз Мортишии Аддамс) утешает его. Она обещает, что, когда он умрет, она будет навещать его в канун Дня всех святых и переносить в местечко поукромнее.

Если прежде я была потрясена, то тут совсем расклеилась. Брэдбери местами не менее сентиментален, чем Стейнбек, но он никогда не бывает приторным. Это простое повторение искренних человеческих эмоций, от которых невозможно устать или отгородиться.

Моим отношениям с папой той девочки не суждено было длиться долго. Он, должно быть, решил, что я плакса. Ну и ладно.

Вскоре после этого я написала Рэю Брэдбери.

Это было так давно, что в редакции новостей, где я тогда работала, рядом с компьютером еще стояла пишущая машинка, а сам компьютер был размером с холодильник. Я уже не помню, что конкретно писала, кроме одной вещи: я надеялась, что когда-нибудь смогу написать произведение с такой же странной смесью ужаса и нежности.