Королевский маскарад - Демченко Оксана Б.. Страница 40

Лильор надел колечко, с некоторым огорчением наблюдая, как меняется одежда. Хорошие были сапоги, сам, кстати, шил. Да и куртка отличная. После работы заклинания полной маскировки они не станут прежними. Сними кольцо теперь же – утратят форму, повиснут старые, поношенные, линялые. Спасибо, хоть оружие он догадался оставить у Жильвэ. Все, даже ножи.

Остается сбросить эльфийское имя и выбрать новое, соответствующее личине. Как могут звать сапожника? Лильор выбрался из леса и присел на камне у обочины тракта, достал из мешка лепешку и мед. Откусил, глянул в синее летнее небо. Над заповедным лесом суматошно кружили птицы, шумели и беспокоились. Наверное, маги и их пристроили к поиску.

Имя… Вот еще проблема! Назовись дурачком Лутоней – и никто о серьезном не станет с тобой говорить. Солидное имя, например Ждан, тоже не подходит, этот облезлый тип уже пропил и забыл такое. Как описать неряху? Сед, красноглаз, рукотряслив – стоп, это уже из гномьих словарных изысков! Можно – Крив. Или, что звучит чуть приятнее, Косута. Лильор доел лепешку, так и эдак покрутил имя в голове, примеряя к личине сапожника. Вроде годится. Кинул мешок за спину и побрел по дороге, старательно шаркая ногами и привыкая к новому облику. Полная маскировка, долгосрочная, – это особый талант, он не каждому мастеру из следопытов по силам. Личина, если создана с настроением, перекраивает под себя, подсказывает и даже навязывает манеру речи, жесты, привычки. Лильор хмыкнул: хорошо, что пьяница – бывший. А то можно крепко войти в образ!

Он брел на север и удивлялся, как с такой скоростью шага люди вообще решаются выходить в долгий путь? До узенькой дорожки, гордо именуемой главным эрхойским трактом, пятнадцать верст. Час неспешного бега эльфа – или полдня шарканья заплетающихся ног сапожника.

Косута добрался до поворота уже к сумеркам. Усердно поклонился скучающим дозорным у неструганой жерди, перекрывающей безоплатный путь в страну.

– Куда? – вроде бы попытался вразумить один из дозорных: мол, у нас не приживаются.

– Из Ронига я, – вздохнул сапожник. – А куда – мне без разницы. Говорят, тихо у вас, пьют мало. Избенку можно присмотреть задешево.

– Ага, даром, – обиделся второй. – Кто таков?

– Косутой звать, из рода Трожей, сапожник, – закивал принц торопливо и угодливо. – Скорняжному делу обучен, кожевенному, плотничаю маленько. Дед мой из этих мест, вот и хочу вернуться, речь разумею, да и погода ваша мне по душе.

– Пять медных кипок, если в монете Рэнии, – прервал дозорный. – Или один леснийский малый серебряный кречет. Отсюда пойдешь в стольный Хорд. Это близко, сорок верст. Там сразу объявишься в земельном Приказе, тебе выделят место для прожития, стребуют оплату и дадут бумаги. Самое малое, что надо готовить, – пять золотых кречетов. Понял?

– Благодарствую.

– Мне твои слова без пользы, – зевнул дозорный. – Плати малую монету и покажи означенную сумму для Приказа, так положено.

Лильор оплатил и показал, удивляясь тому, что нищета Эрхоя даже не располагает к обычным для людей взяткам или хотя бы мелкой мзде. Видимо, попасть на службу было непросто, а оплачивается она богато по меркам Эрхоя. Принц припомнил, что отец хвалил молодого князя. Говорил, тот правит четвертый год – сперва распоряжался при больном отце, а теперь сам вступил в полные права.

Сапожник помялся, повздыхал и смущенно спросил, не выпьют ли господа за его удачу на новом месте? Сам-то он пить не может, опасается, что уже не остановится вовремя… Дозорные переглянулись и сочли предложение спорным.

– А за что пить-то? – прищурился старший.

– Ну люди вы бывалые, порядок тутошний знаете, – поклонился сапожник. – Мне бы сперва побродить, место присмотреть, а уж позже и откупить. Чтоб ремесло мое к пользе было да чтоб рядом трактиров не оказалось, для меня оно негоже.

– Такое устроить можно, – успокоился дозорный. – Скажи в Приказе, что по торговому делу приехал, временно. Тебе выдадут бумагу на годовое свободное прожитие, два кречета цена всему, вот тогда и ищи.

Лильор закивал, порылся в медной мелочи и выбрал несколько монеток. Приняли, да еще пообещали пить обязательно за его здоровье. До чего доводит бедность: медной мзде радуются, отметил принц. И побрел по пустому эрхойскому тракту.

Позади, на высоких боках предгорий гномьего кряжа, остался заповедный лес. Впереди равнина уходила вниз полого и красиво. Дорога вилась по ней прихотливо, огибая многочисленные старые ямы и промоины, лощины, овраги. Лес темнел пятнами рощ, поля кое-где зеленели высокой неухоженной травой, а в других местах были бережно и тщательно обработаны. Хлеб уродился не особенно богато, но хотя бы не полег, как после бурь прошлого года. Едва ли хоть кто-то в Эрхое знал, что родившаяся на окраине заповедного леса ведьма Сэльви до сих пор, став королевой эльфов, болезненно переживала бедность своей негостеприимной родины. И только молодой князь ведал, откуда получил прошлой голодной осенью золото на закупку отборной рэнийской пшеницы. Говорят, он был очень тронут. И смущенно извинялся – отблагодарить-то нечем.

Равнина смотрела на закат, вечером она горела под низким солнцем чистым и ярким красным золотом, которого нет ни у одного князя. Лильор шел, радовался красоте вечера и усмехался нелепым мыслям. Он сам – на четверть эрхоец: мама родилась на самой границе с Леснией, и потому она эрхойка наполовину, шутил папа. Вот купит домик и поживет ту недолго, лет тридцать – сорок. За погодой присмотрит, с князем подружится. А может, здесь и теперь имеются молодые красивые ведьмы – почти как мама. Впрочем, куда им всем до королевы Сэльви-а-Тэи!

Сумерки наконец решились – осторожно выглянули из низин и поползли, погнали на поля туманные белорунные стада. Лильор облегченно вздохнул. В темноте он может бежать как пожелает. И тогда к полуночи окажется в столице, до которой убогому сапожнику тащиться два дня. Начинать осмотр следует оттуда, с дворца князя. И можно сделать это прямо теперь, ночью.

Вид с холма на столицу Эрхоя погрузил принца в глубокое уныние, сделав скорбь личины сапожника непередаваемо горькой. Он знал, само собой, что более ста лет назад князья перебрались на новое место из старого города, стоявшего на древнем тракте и умершего вместе с ним, когда гномы открыли Сад гостей для прохода торговых караванов. Но Лильор и подумать не мог, что новая столица – такова.

Село, не более того! Деревянное, с невысокой оградой. А дворец – это конечно же самая большая изба, в два яруса, украшенная по мере сил и расположившаяся на соседнем холме, со своим большим двором, с добротными пристройками. Лиль мрачно усмехнулся. Мама – королева, и она держит трактир просто оттого, что так ей нравится жить. Во дворце скучно! Да и слуг у эльфов нет, не принято это, все в долинах одинаково молоды, крепки и вполне способны приглядеть за домом. Опять же – магия помогает. Почему королева должна жить иначе, терпеть глупости вроде двора с его сплетнями и интригами? Куда удобнее трактир. Кто друг – угощается, кто гость – живет в радость и не стеснен этикетом.

Здесь, в Эрхое, трактир короля сочли бы способом сэкономить расходы казны. Потому что расходы есть у всех, а вот казна…

Лильор пригляделся к княжескому подворью. Пармареты там на первый взгляд не видно. И на второй – едва ли обнаружится. Впрочем, ему надо знать точно. Эльф добрался до первой ограды, хлипкого заборчика из горизонтальных жердей, способного разве что намекнуть старой больной лошади – тут не надо прыгать! Побежал дальше, перебрался через вторую стену, сплошную, полутора саженей в высоту.

Охрана «дворца» князя состояла из дюжины дозорных, совмещающих службу с работами по хозяйству. Двое устроились у стены, возле ворот. Прочие придирчиво изучали сарай свежей постройки. Он был несколько кривоват, что наверняка грозило горе-плотникам порицанием со стороны князя.

Эльф тенью метнулся по двору, заглянул на конюшню, в свинарник, птичник… Барон из Доброго следа живет не в пример богаче! Улучив минутку, Лиль глянул издали в открытые ворота нового и, само собой, оттого подозрительного вдвойне сарая: пусто, только стружка и обрезки дерева. Наглый следопыт пробрался даже в сам терем, кое-как убедив дверь не скрипеть. Потянул носом – запах горелого масла с деталей гномьего тягла выдаст тех, кто днем мог пытаться разбирать пармарету.