Лезвие бритвы (илл.: Н.Гришин) - Ефремов Иван Антонович. Страница 19

— Хороший, молодой, ай-яй, пропадает. Жалко, сердце болит. День лежит совсем мертвый, а ночью встает…

— Встает! — Гирин вскочил так резко, что мать больного вскрикнула, а старый казах обиженно поджал губы.

— Говорю, встает, чего пугался? Я неделя как пришел, а он два раза вставал. Молчит, не смотрит, дышит, как загнанный конь. Встанет, обратно упадет на койку, опять встанет. Потом в горле у него зарычит, он — назад падал, как бревно делался. Я подходил, поправлял, чтоб не катился койка на пол.

— А вы говорили что-нибудь докторам?

— Зачем говорил? Кто меня просил? Доктор сам знает. Главный доктор знаешь какой серьезный!

— Ох, спасибо тебе, рахмат, аксакал! — Гирин невольно заговорил по-казахски — он немного знал язык, побывав в Киргизии и Казахстане. — Куп джахсы!

— Что такое? Что он говорит? Вы думаете, есть надежда? — Прерывистая речь матери говорила о крайнем нервном напряжении, могущем перейти в истерический припадок.

— Уведите ее домой, — вполголоса приказал Гирин профессору геофизики. — Не говорите ей абсолютно ничего — взлет надежды, которая не оправдается, может погубить вашу жену. — И Гирин, улыбнувшись старому казаху, пошел искать палатного врача.

Побледневший профессор выскочил вслед за ним в коридор.

— Только одно слово: надежда есть?

— Слабая, почти невероятная, но есть. Только если вы проговоритесь… — и Гирин погрозил увесистым кулаком.

— Хорошо, хорошо, — геофизик всхлипнул.

— Молчать! — сердито приказал Гирин, и профессор скрылся в палате.

Палатный врач и Гирин долго сидели в небольшом холле отделения. К ним подошла заведующая отделением, и врач представил Гирина, коротко изложив существо его соображений. Заведующая опустилась в кресло, скептически глядя на пришельца и сдвинув аккуратно подбритые брови.

— Боюсь, что мне придется не согласиться с вашими доводами, — твердо сказала она, помахивая рукой, чтобы разогнать табачный дым. — Соня, откройте окно, — окликнула она возившуюся у холодильника медсестру.

— Чем вы рискуете в попытке спасти приговоренного? — настойчиво спросил Гирин.

— Чем рискует врач, если способ лечения будет признан неудачным? Когда ничего не смыслящие в медицине родственники начнут дело о якобы загубленной жизни? Разве сами не знаете?

— Хорошо, знаю, — горьковато усмехнулся Гирин. — Но тут вам ничего не грозит — родители вполне интеллигентные и умные люди, я объясню им все. А если вы считаете недостаточным, сделаем по-другому. Завтра же родители возьмут сына у вас «под расписку».

— И если он погибнет…

— Вы-то уж отвечать не будете. А если выздоровеет? Как тогда? Ответственность за неверный диагноз и неправильное лечение ведь тоже есть! Решайте.

— Хорошо. Перестанем говорить формально.

— Давно бы так.

И Гирин стал излагать внезапное предположение, возникшее у него в палате. Он говорил, что психиатрам известно множество заболеваний, возникающих только на психической основе. Может развиться даже склероз головного мозга, совершенно не отличимый от возрастного. Количество таких психоболезней резко возрастает в эпохи эпидемий, войн, голода, террора. Это показывает, что главной причиной таких болезней является истерия, не в обывательском смысле, а в медицинском. Зачастую это душевный конфликт в области подсознательной, но в основном это углубляющееся и расширяющееся разобщение сознательного и подсознательного вследствие какого-либо длительного воздействия тяжелых для больного обстоятельств жизни или длительного подавления сильных чувств. Человек бессознательно пытается уйти от тяготящей его, невыносимой для его слабых или ослабевших душевных сил жизненной обстановки. В те же средние века этот уход был во внушенную самому себе инвалидность. Количество паралитиков самых различных возрастов было чудовищно в сравнении с небольшой тогда численностью населения. Таким же неестественно большим становилось количество излечений, поднимавших авторитет религии и церкви. Глубокая истерия, создавая болезнь (часто — самовнушением), в то же время делает человека чувствительным к внушению. Поэтому истерические заболевания дают те внезапные и как бы чудесные исцеления, на какие падки приверженцы религии. Есть и пугающие случаи. Мощные мышцы бедра при спазматической истерии легко переламывают свою же бедренную кость — так называемые автопереломы.

Множество подобных заболеваний наблюдалось в обе мировые войны. К сожалению, врачи еще мало умеют распознавать истерическую, вернее психическую, природу ряда заболеваний. Еще меньше делается для предупреждения их.

— Вы думаете о специальных госпиталях? — спросила заинтересованная заведующая.

— Совершенно верно. Даже не о госпиталях, а о каких-то изолированных от внешнего мира общежитиях, где в условиях строгой дисциплины усталый, находящийся накануне заболевания человек мог бы заниматься несложной работой, преимущественно физическим трудом, и пробыть два-три года, иногда меньше, до восстановления сил. Кстати, монастыри в старину привлекали многих людей именно возможностью передохнуть от конфликта с жизнью, от психического разлада. Немало народу приходило туда, но становилось не монахами, а послушниками, то есть они выполняли определенную работу за келейку и питание. Укрывались там и богачи — те, разумеется, за плату. Но это особый вопрос. Вернемся к нашему больному. Я почти уверен, что у него тяжелая форма истерии с каталептического характера трансами.

— Но ведь в моче — верный признак вильсоновой болезни. И все другие симптомы…

— Попробуем быть диалектиками. Недостаточность энзима вызывает потерю меди, а эта потеря ведет к поражению определенных участков мозга. Перевернем ситуацию. Поражение, или психическое подавление, тех же участков мозга ведет к изменению биохимии организма, потере этого самого энзима и выделению меди. Возьмите болезнь Граве или психическую базедову болезнь — разве здесь, нет серьезного нарушения гормонального биохимического равновесия?

— А ведь получается неплохо, — вырвалось у палатного врача, но он умолк, искоса взглянув на свою серьезную начальницу.

— Что ж будем делать? — спросила та уже гораздо мягче. — Пожалуй, следует прежде всего проверить ваше предположение. Я попрошу доктора Синицына сейчас же позвонить родителям Миши и расспросить о периоде, предшествовавшем заболеванию. С точки зрения психической депрессии. Палатный врач встал и пошел к телефону.

— Великолепно! — воскликнул Гирин. — А потом, вероятно, следует начать с успокоителей. Этих зонтиков, широко защищающих мозг от всяких потрясений.

— Зонтиков — какое меткое название! — рассмеялась заведующая. — Биохимики прямо поэты. Мне так и представляется широкий зонтик, раскрытый над обнаженным мозгом больного!

— А собственно, так и есть. Все эти родственные атропину, да и кураре, успокоители отлично действуют даже при эпилепсии. Итак, мелларил. Дадим вдвое.

— А потом?

— Проконсультируемся с профессором Рогачевым насчет гипноза. По-моему, хорошее внушение, и вильсонова болезнь, если она мнимая, исчезнет. Это я беру на себя, а вы — зонтик. Идет?

Заведующая кивнула, глядя в конец коридора, откуда появился палатный врач.

— Выяснили?

— Ничего особенного. Перед заболеванием мальчик был очень угрюм, молчалив, но ни в чем не признавался родителям, не подтвердил ни одного предположения матери: несчастная любовь, плохая компания и тайная болезнь: этот набор у всех матерей одинаков.

— И, кстати, наиболее част на самом деле, — сказал Гирин. — Но это выяснится потом, а сейчас похоже на депрессию, отчего бы она ни произошла. А долго было это состояние, не сказали?

— Сказали. Около года.

— Вполне достаточно. Эх, родители! То слишком вмешиваются, портят жизнь и психику детей, то предоставляют им свободу, когда этого делать нельзя. Скоро ли мы сумеем давать обществу правильно воспитанных детей? Когда поймем, наконец, что воспитание — самое важное дело и здесь нельзя пренебрегать никакими возможностями?