Шанс дается лишь раз (СИ) - Чернышова Алиса. Страница 17

Я скрупулезно перечитала описания всех напитков и разносолов, испробованных развесёлыми братьями, а также пространные размышления на тему плюсов и минусов сакийских женщин, но ничего полезного больше не нашла. Однако даже то, что имелось, полностью меняло картину: Орден Тай-лир, ранее представавший каким-то сборищем сверхлюдей, владеющих миром, обрёл вполне реальные очертания и определённую сферу деятельности. Очевидно, таинственные члены ордена расхаживали в кольцах с треугольными камушками и поставляли на материк лэдэн. Это, по меньшей мере, говорило об их связи со священнослужителями, поклоняющимися богу Ададу, объясняло их власть и осведомлённость, а также «нереальную магическую мощь». Как известно, внушить что-то фанатикам, под завязку накачанным лэдэном, чрезвычайно просто…

Глаза слипались, и я спрятала заветный текст под подушку, пообещав себе утром узнать всё о том, как и когда данный дневник, небрежным почерком написанный, оказался в Тальской Городской Библиотеке.

Меня разбудил раскат грома.

Он был такой силы, что по всему зданию старой Библиотеки, казалось, пронёсся надрывный рокот. Зябко кутаясь в тонкое одеяло, я медленно поднялась и распахнула ставни. За окном бесновалась гроза, ветер, как собака, трепал старые деревья библиотечной аллеи, а струи воды, как плети, жестко хлестали жалобно подрагивающее оконное стекло. Беглый взгляд на часы показал, что сегодня я в кои-то веки исхитрилась проспать больше четырёх часов. Рекорд, однако!

На душе было муторно. Стоя в одиночестве и глядя на беснующуюся стихию, я отчего-то впала в странную меланхолию. Перед глазами словно воочию предстали полузабытые видения о девочке Кирени, в подобную погоду ушедшую из дому без малого десять лет назад…

История эта началась в маленькой деревеньке, в семи днях пути от Тальи, столицы Ишшарры. Кимат и Мирими Оновьем, владеющие небольшой, но не убыточной фермой, слыли людьми законопослушными и религиозными. Как и многие обыватели, они были не слишком образованы, что их, впрочем, абсолютно не тяготило. Вопросы политики, философии и устройства мира всегда занимали их куда меньше, чем урожай зерновых или новая корова, купленная соседкой.

У этой пары долго не получалось завести ребёнка: как объяснил заезжий жрец, их крови не сочетались. Что это значит, никто в деревне понятия не имел, потому списали на проклятие богов. Опровергать такое объяснение служитель бога не стал, просто нарисовал в воздухе перед женщиной несколько знаков и сообщил: «Теперь молитесь Солнцу, чтобы оно сочло вас достойными. Если родится ребёнок, посвятите его этому светилу». За это благословение приезжий содрал втридорога, но счастливые родители отдали бы и больше. Как известно, люди с большим удовольствием платят тем, кто дает им призрачную надежду.

Никто из семьи Оновьем и помыслить не мог, что жрец, навестив ещё несколько деревенек и заработав на благословениях немалую сумму, выбросил золотистое одеяние в сточную канаву и ушёл, насвистывая, придумывать очередную авантюру. Спустя три года мнимого жреца казнили, обвинив в обмане, мошенничестве и хуле на Императора. Наверное, он бы очень удивился, узнав, что ему возносили благодарственный молебен: Мирими сумела забеременеть.

Впрочем, счастье родителей было преждевременным. Их ужасу не было предела, когда крошечная девочка, родившаяся раньше срока, посмотрела на мир розовыми глазами.

Появление у пышущих жизнью, здоровых родителей ребёнка-муэти стало настоящим шоком, и отец девочки даже начал подозревать жену в измене. Однако свекрови, обожавшей свою внучку, удалось унять недовольство сына и помирить детей. Помня завет жреца, девочку назвали Кирени, что значило «та, что любит солнце».

Чем взрослее Кирени становилась, тем очевидней прорисовывался крайне неприятный факт: для работы в поле, да и вообще сколько-нибудь сложной физической нагрузки, девчонка совершенно непригодна. Болезненная, худощавая, с громадными розоватыми глазами, девочка быстро утомлялась, не переносила солнечных лучей и сторонилась сверстников. Когда Кирени исполнилось пять лет, сельские кумушки уже успели записать её в старые девы. По их меркам это было логично: кто в здравом уме на такой женится?

Когда Кири была маленькой, она не осознавала своей инакости. Ей хотелось лазать по деревьям, как другие дети, пасти на лугу коров и кататься верхом на лошадках. Маленькая муэти отчаянно желала общения, но между нею и другими всегда пролегала пропасть. Девочка не могла играть со сверстниками, а они не хотели сидеть в тёмном доме, когда луг, речку и лес озаряло благословенное солнце.

Таким образом, в самом юном возрасте Кирени узнала, что такое одиночество. Единственной отрадой маленькой муэти стала бабушка, мать отца, обучавшая девочку письму, чтению и счёту. Именно эта старая женщина первой отметила живой и цепкий ум девочки, развитый не по годам. Вердикт бабушки был однозначен: девочку нужно отдать в школу.

Реакция остальных членов семьи была предсказуемой. Грамотность среди простолюдинов не слишком приветствовалась в славной Империи Ишшарра, и обучение стоило недёшево. Опять же, школа была только в соседнем селе, находившемся в двух часах ходьбы. Вердикт отца был категоричен: «Нет!»

Именно в тот день впервые проявился характер девочки. В обычных случаях тихая, как овечка, она превратилась в настоящую фурию и упрямо стояла на своем, невзирая на ругань, угрозы и даже побои. Холодно глядя родителям в глаза, она твердила:

— Я буду учиться!

Бабушка поддержала обожаемую внучку, и отец, скрипя зубами, дал девочке шанс. «Ты сама попросишь тебя оттуда забрать!»

Кимат Оновьем слишком плохо знал свою дочь. Она вставала затемно, чтобы не угодить под солнечные лучи, и до вечера задерживалась в школе, листая пыльные учебники. В свои шесть по оценкам она опережала тех, кто был почти вдвое старше, и неимоверно гордилась этим. Ей пророчили чудное будущее учительницы, но девочку оно не прельщало. Листая учебники по истории, рассказывающие о доброте, уме и благородстве пэров, Кири мечтала быть к этим чудным людям поближе. Ей думалось, что, сблизившись с благородными, она обретёт любовь и уважение других людей.

Кирени не была эмоциональна, более того, все поражались её холодности и равнодушию. Мало кто мог заподозрить, что всеми помыслами маленькой муэти владело глубокое чувство, тень которого омрачила всю её жизнь.

Она ненавидела солнце. Всей душой.

Как позднее скажет Снежная Пэри в одной из своих знаменитых речей, жизни простолюдина и пэра по сути мало отличаются друг от друга. От себя Кирени могла бы добавить, что основное сходство таково: и тот, и другой напрямую зависят от воли случая. Это непреложное правило девочке довелось узнать очень рано, когда в один год повальный мор скосил почти весь скот в их деревне, лишив большинство селян источника дохода. Семье Оновьем удавалось кое-как сводить концы с концами, однако для этого пришлось продать виноградник и отказаться от услуг троих наёмных рабочих.

Отношения в семье, и так весьма и весьма непростые, начали осложняться. Кимат и Мирими старели и слабели, а ферма, пусть и небольшая, требовала рабочих рук. Кирени же, при всём своем желании, в роли помощника выступать никак не могла. Лучшая ученица в своей школе, она целыми днями пропадала там, взахлёб читая книги и общаясь с одноклассниками, которые не сторонились её.

Кимат, худощавый жилистый человек с узким лицом и уныло опущенными уголками губ, с каждым днём становился всё жестче и раздражительней. Вложив в свою ферму здоровье, силы и время, он надеялся прожить спокойную жизнь и со временем передать свое достояние детям или даже внукам. Однако Кирени мало подходила на роль наследника, а деревенские кумушки настойчиво утверждали, что девочка — не жилец, оттого ждать внуков Кимату не стоит.

Как и многие мужчины, попавшие в подобную ситуацию, фермер снова начал винить во всем жену, доводя несчастную придирками до истерик. Деревенские вдовушки, надеясь заполучить для себя непьющего и небедного мужчину, вились за Киматом ужами, наперебой угощая хмельными настоями и нахваливая трудолюбие собственных детей. Закрутившись в этом водовороте, отец Кирени всё реже стал появляться дома, исчезая порой и на несколько суток.