Шут. Книга 3 (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde". Страница 12
Сначала Шут растерялся. На мгновение даже почувствовал себя брошенным и беззащитным, как в детстве. Но потом, конечно, успокоился, решил, значит так надо… что уж тут поделать… Кайза с первого дня тяготился большим городом, хоть и жили они в стороне от шумных улиц. И с самого начала говорил, что скоро оставит друзей.
Только не уточнял когда…
Элея на это лишь плечами пожала. 'Он же шаман, — сказала принцесса Шуту, — он человек степи. Что ему наши правила? . В голосе ее не было обиды или огорчения, только легкая грусть.
Несколько дней Шут ждал, надеясь на возвращение друга, но вскоре увидел сон, который не мог истолковать иначе, как послание.
Привиделась ему широкая, бескрайняя степь, сизые сумерки, ковыль по пояс… И высокий резной столб с диковинными лицами. Под столбом сидел задумчивый Кайза. Вместо бубна он держал в руке черного ворона. Шут хотел спросить, куда же ты, мол, пропал? Но обнаружил вдруг, что нем, как служанка Элеи. Он только-то и сумел — жалобно протянуть руки к шаману, точно малое дитя, потерявшее мать. Но Кайза улыбнулся и покачал головой — не время… Ворон, сидевший у него на запястье, смотрел цепким взглядом, так напоминающим глаза самого шамана. И когда в шелест трав и посвист ветра вплелись негромкие слова, Шут даже не удивился, что заговорила именно птица, а не Кайза.
Увы… проснувшись он почти ничего не помнил из слов ворона. Только одна фраза накрепко засела в голове — 'будь осторожен'…
Больше Кайза Шуту не снился. А Шут не пытался его искать — ни в обычном мире, ни в том, где они встретились впервые.
8
Прощание вышло коротким. Элея старалась не расплакаться, Шут — не обронить чего лишнего и удержать на лице примороженную улыбку. Ну да, она была не слишком хороша, эта нелепая гримаса, но Шут всерьез опасался, что, перестав улыбаться, сам от расстройства наделает глупостей.
Они почти ничего не говорили — все слова были сказаны еще несколько дней назад. И о том, что так надо, и о мудрости высших сил, и, уж конечно, о ничтожности расстояний, которые не в силах разлучить на самом деле… Слова больше не имели смысла, но вот оторваться друг от друга Элея и Шут не могли. Он проводил любимую до самой каюты — большой и светлой, как положено принцессе — и там, в стороне от чужих глаз долго, очень долго обнимал, боясь выпустить из рук. Ему казалось, что мир после этого попросту развалится на кусочки…
Но корабль все равно отчалил.
Шут стоял на берегу, пока силуэт крутобокого судна не исчез окончательно, растворившись в синей облачной дали. До последнего удерживал взглядом этот парусник, которому было доверено самое драгоценное…
А потом пошел в портовую таверну, да и набрался там дешевым, убийственным, как чугунная гиря, ромом. Легче от этого не стало. По правде сказать, только хуже. И валяться бы Шуту среди придорожной канавы, марая свою честь и прекрасный новый костюм в помоях и талой грязи… вот только король, как выяснилось, достаточно хорошо знал повадки своего друга. Едва лишь тот исчез с причала, Руальд сразу понял, куда канул опечаленный господин Патрик. И без лишней огласки отправил одного из гвардейцев вослед новоиспеченному графу… К тому моменту, когда Шут попытался вывалиться за порог таверны, его спокойно поджидал уютный экипаж из дворцовой каретни. И расторопный гвардеец, все это время сидевший за столиком в том же заведении. Надо отдать должное, парень успел поймать Шута прежде, чем тот приложился лбом о дверной косяк.
Позора избежать удалось. А вот последствий такого лечения от тоски — не очень-то…
Шут проснулся, когда за окном еще царила непроглядная темень. Было ему так худо, хоть кричи, но первым делом, как обычно, он пожелал убедиться, что любимая рядом… и, не найдя ее, сразу же все вспомнил. Все понял… даже то, что кровать эта — не в загородном доме, а в той самой комнате, где он провел без малого десяток лет.
Во дворце.
И не удержался… тихо завыл, стиснув подушку.
Он не представлял себе жизни без Элеи. Без ее тихого смеха, разбросанных по дому катушек с нитками, без ее тепла… Он привык просыпаться рядом с ней, вдыхать запах ее волос, ощущать нежность кожи… И если не видел любимую слишком долго, то начинал испытывать ничем не объяснимую глухую тревогу. Даже один день без Элеи был бесконечным.
Шут слез с кровати, обнаружив себя раздетым до исподней рубахи, и прикинул, хватит ли у него сил доползти до большой уборной в конце коридора. Или же стоит воспользоваться ночной вазой… Второй вариант был проще, но Шуту не особенно хотелось остаток ночи наслаждаться такими ароматами… Сунув ноги в сапоги, он мужественно направился к выходу из спальни. Тошнота подступала к горлу на каждом шагу, но по сравнению с горечью разлуки, она была лишь мелкой неприятностью, от которой хотелось избавиться поскорей.
На обратном пути в опочивальню Шут уже почти перестал жалеть себя и тихо ненавидеть весь мир. Он замерз и хотел только одного — поскорее забраться в теплую постель.
И очень удивился, заметив, что дверь в его комнату плотно закрыта. Уж пьяный ли, хмельной, но он очень хорошо помнил, как оставил ее нараспашку.
По крайней мере, ему так казалось…
Шут приблизился к двери очень тихо. И остановился, кусая губы. Это могло быть простой случайностью, мало ли… проходил мимо слуга какого-нибудь скрипача Наэта, такой же старый и ворчливый, как сам музыкант… проходил и между делом притворил распахнутую створку…
Или же сам господин Патрик попутался. Провалы в памяти после портового рома — это еще не самое тяжелое последствие.
Шут покачался немного с носков на пятки, поглядел пару минут на дверь и, аккуратно развернувшись, отправился в кабинет к Руальду.
Просто так. На всякий случай.
Утром дворец напоминал растревоженный муравейник. Шутка ли — покушение на короля! Только сам Руальд, не смотря на легкую бледность, оставался удивительно спокоен. Мало, кто знал, что спасла его случайность…
Услышав странную возню в своем кабинете, Его Величество неслышно выскользнул из кровати и, подхватив фамильный меч, почти даже с радостью метнулся в комнату, где неведомый враг так нагло запинался о разбросанные по ковру бутылки. Наконец-то у короля появился шанс лично поквитаться с мерзавцами!
Но посреди кабинета, озаренного бледным светом луны, он нашел только своего друга, который огорченно потирал ушибленный локоть. В одной ночной рубахе новоиспеченный граф сидел рядом с теми самыми бутылками, которые остались после долгого вчерашнего вечера, проведенного королем в одиноких тягостных раздумьях.
— Руальд, ну у тебя тут и бардак, — недовольно сказал Шут, а потом заметил длинный острый клинок в руке короля. — Э-э-э! Ты чего это?!
— Пат! Твою налево! — Рульад гневно сжал челюсти и воткнул меч прямо в стоявший рядом комод. — Идиот!
Шут очень хорошо понял, что мгновение назад едва не отправился в долгое путешествие к праотцам. Он запоздало испугался, но ответить ничего не успел.
В королевской опочивальне раздался страшный грохот.
Руальд снова потянулся к своему мечу, но Шут остановил его, чуть тронув руку короля.
— Не надо, Альда, — сказал он негромко, — там нет ни души.
— Откуда ты знаешь? — король не отводил взгляда от двери в спальню.
— Чувствую.
Шут обошел друга и заглянул в темную комнату сам. Ничего не увидев, он вернулся к камину, чтобы отыскать тлеющие угли и запалить свечу. И когда с трепещущим на сквозняке огнем снова подошел к порогу опочивальни, волосы на загривке у Шута встали дыбом…
Большая королевская кровать была до самого основания проломлена огромной каменной плитой, которая словно бы просто выпала из потолка. Она лежала, придавив простыни, вся в крошеве штукатурки, а в потолке над ложем монарха зияла черная дыра, ведущая, надо полагать, прямо к чердачным помещениям. Пахло сыростью, пылью и мышиным пометом.
— Неплохо… — промолвил Руальд.