Невидимки - Паланик Чак. Страница 44

Я стараюсь держать свою винтовку в большом секрете. Она у меня под мышкой, как костыль.

Кстати, на мне всего одна тапочка. Вторую я где-то потеряла.

Портье во фраке с золотыми галунами даже не смотрит на меня.

О, что стало с моими волосами! Я вижу свое отражение в начищенной до блеска металлической дощечке с надписью «Конгресс отель». Прохладный ночной ветер превратил мою чудесную прическу в какое-то волокнистое безобразие.

Перенесемся ко мне, стоящей у конторки портье в «Конгресс отеле».

Я старательно строю глазки. Говорят, первое, на что человек обращает внимание в незнакомце, так это на его глаза. На меня устремляются взгляды нескольких человек. Один из них скорее всего ночной проверяющий. Второй, наверное, управляющий, третий — администратор. Первое впечатление всегда играет весьма важную роль.

При помощи дыры — верхней части моего горла, высовывающегося из нее языка и всего, что вокруг них, я произношу:

— Гех керк гахк га ик.

Наверное, мои глаза смотрятся восхитительно — все пялятся на них как зачарованные.

Вероятно, в какой-то момент я чисто машинально кладу винтовку на конторку портье. Она лежит, глядя в пустое пространство.

Управляющий в блейзере темно-синего цвета делает шаг в мою сторону. На его груди — маленькая медная пластинка с указанием имени «мистер Бокстер».

Он говорит:

— Мы можем отдать вам все деньги, которые лежат в выдвижном ящике, но никто из присутствующих не в состоянии открыть сейф в офисе.

Теперь ствол винтовки смотрит на медную пластинку на груди мистера Бокстера. И все обращают на это внимание.

Я щелкаю пальцами и, указывая на лист бумаги, жестом прошу подать его мне. Потом беру в руку ручку для посетителей, прикрепленную к конторке цепочкой, и пишу:

в каком номере живут сестры рей? не вынуждайте меня стучать в каждую дверь на пятнадцатом этаже. Как-никак, сейчас середина ночи.

— В номере 15-Г, — поспешно отвечает управляющий и протягивает мне в обеих руках наличные, которые я не просила. Потом подается вперед и услужливо сообщает: — Лифт находится справа от вас.

Перенесемся в тот момент, когда я становлюсь Дэйзи Сент-Пейшнс. Мы с Бренди только-только познакомились. Я взяла в магазине замороженную индейку. Я целое лето ждала, когда кто-нибудь спросит, что случилось с моим лицом. Бренди я рассказала все.

Бренди усадила меня на свой стул, сиденье которого еще хранило тепло ее задницы. Бренди дала мне новое имя. Имя из будущего. Дэйзи Сент-Пейшнс. И сделала меня наследницей дома Сент-Пейшнс — суперсалона высокой моды. Ее никогда не интересовало, как меня звали до встречи с ней.

Бренди, она говорила и говорила. Нам уже не хватало свежего воздуха, настолько долго Бренди говорила. Под словом «нам» я подразумеваю не только себя и ее, я веду речь о целом мире. Всему миру уже не хватало свежего воздуха, вот как долго говорила Бренди.

Ее речь повлияла, наверное, даже на состояние бассейна реки Амазонки.

— То, кем ты являешься в тот или иной момент, — сказала Бренди, — всего лишь фрагмент истории.

В чем я сильно нуждалась, так это в новой истории.

— Позволь мне сделать для тебя то, — попросила Бренди, — что для меня сделали сестры Рей.

Покажи мне бесстрашие.

Вспышка.

Покажи мне смелость.

Вспышка.

Итак, перенесемся ко мне, к Дэйзи Сент-Пейшнс, поднимающейся наверх в лифте «Конгресс отеля». К Дэйзи Сент-Пейшнс, направляющейся к номеру 15-Г по широкому, устланному ковровыми дорожками коридору.

Дэйзи стучит в дверь, но ей никто не отвечает. До нее доносятся звуки музыки «ча-ча-ча».

Спустя некоторое время дверь отворяется на расстояние шести дюймов. И останавливается, удерживаемая цепочкой.

В шестидюймовом пространстве между ней и косяком одна над другой появляются белые лица, намазанные увлажняющим кремом, — лица Китти Литтер, Софонды Питере и жизнерадостной Вивьен ВаВейн.

Их коротко остриженные головы покрыты плоскими заколками для волос и шапками-париками.

Сестры Рей.

Кто есть кто, я не знаю.

Королевский тотемный столб в пространстве между дверью и косяком говорит, обращаясь ко мне:

— Не отбирай у нас ее несравненное величество.

— Она — все, чем наполнены наши жизни.

— Мы не сделали еще и половины того, что планировали с ней сделать.

Из складки в моем пеньюаре я вытаскиваю винтовку. Дверь тут же захлопывается. Я слышу бряцанье звеньев цепочки.

Дверь открывается настежь.

Перенесемся в одну из ночей в пути, не знаю точно, в какое место, Вайоминг или Монтану. Сет утверждает,

что в момент рождения родители становятся для тебя Богом. Ты обязан им жизнью, и у них есть право тобой управлять.

— А достигая половой зрелости, ты превращаешься в сатану, — говорит он. — Потому что в тебе появляется желание познать нечто лучшее.

Перенесемся в тот момент, когда я прохожу вовнутрь номера 15-Г. Вокруг меня светлая мебель, сигаретный дым, музыка «ча-ча-ча босса-нова» и порхающие сестры Рей в нейлоновых комбинациях. С их плеч то и дело спадает то левая, то правая бретелька.

Мне не остается ничего другого, как направить на них ствол винтовки.

— Мы знаем, кто ты такая, Дэйзи Сент-Пейшнс, — говорит одна из них, закуривая сигарету. — В последнее время все речи Бренди исключительно о тебе и о твоем лице.

В комнате повсюду расставлены большие, большие керамические пепельницы, покрытые глазурью. Они настолько большие, что выбрасывать из них пепел и окурки можно, наверное, не чаще, чем раз в пару лет.

Та из сестер, что закурила, протягивает мне руку с длинными пальцами и фарфоровыми ногтями и говорит:

— Я — Пай Рей.

— А я — Ди Рей, — сообщает вторая, стоящая у проигрывателя.

Та, что с сигаретой, поясняет:

— Это наши сценические имена. — Она указывает на третью Рей, сидящую на диване и уплетающую из картонной коробки какое-то китайское блюдо, приготовленное в ресторане. — А эту мисс, которая ест столько, что скоро разжиреет, можешь называть Гон Рей.

Гон Рей открывает рот, набитый тем, чего видеть никому не захотелось бы, и говорит: