Перерожденный грех (ЛП) - Йон Ларисса. Страница 39

Родовой знак Син мерцал, и его тепло присоединилось к гулу в его венах.

— Почти, Кон, — прошептала она. — Он почти уничтожен.

Он должен был остановиться. Еще пару глотков и возврата не будет. Должно быть она ощутила его состояние, так как ухватив за волосы, потянула назад.

— Достаточно на этот раз.

В прошлый раз у него было достаточно силы воли, чтобы отпустить ее, но он не находился так глубоко в ней. Теперь он ощущал себя безвольным рабом ее крови. Он все глотал и глотал, понимая, что перешел все границы.

— Получилось, — выдохнула она. — Вирус… он… исчез.

Кон едва её слышал. Экстаз вихрем пронесся по всему его существу, и он ничего не мог с собой поделать. Еще… ему нужно было еще.

Син вскрикнула, когда удовольствие накрыло ее. Этот подвох его склонности; жертва будет ощущать эйфорию и экстаз пока истощение не приведет ее к смерти.

Господи. Нет!

Кон взревел, вынув клыки из ее горла. Все его тело билось в конвульсиях, мгновение и жажда вернулась снова. Он провел языком по оставленным ранкам, наслаждаясь послевкусием, смакуя последнее, что ему когда-либо перепадет от Син.

Гнев, расстройство и жажда, разом обрушили его настроение, но он сумел урегулировать это и не наброситься на нее, чтобы в наказание как следует отыметь. Хотя по сути его нежность являлась для нее наказанием. Необходимость принять чью-либо доброту являлась для Син жестоким испытанием. Она явно стремилась не к этому.

— Резче, — простонала она, и он намеренно выдержал паузу, оставляя ее на грани.

— Я у тебя первый? — прошептал он, поскольку некая эгоистическая часть внутри него желала знать наверняка и услышать от нее, что он был единственным мужчиной преподнесший ей любовный акт, как тому и следовало быть.

Она откинула назад голову, выставив длинную изящную шею, заставив волосы переливаться темным потоком на фоне красного атласного пухового одеяла.

— Кон…

— Скажи мне. — Он склонился над ней, взял в рот ее сосок и облизывал, пока она не всхлипнула. — Я. У тебя первый?

— Да. — Это еле слышно произнесенное слово было нагружено таким количеством эмоций: сожаление, гнев, горе. В какой-то миг он подумал, что она вот-вот сломается, но затем ее пальцы впились в его спину и ягодицы, и Кон вздрогнул от удовольствия. — Теперь, пожалуйста…

Он должен был ощутить триумф, но вместо этого он ощущал себя ублюдком. Обозленный на себя, на нее, на весь мир он отпустил контроль, яростно вбиваясь в нее, и результат разразился электрическим разрядом. Крик вырвался из его горла, и он взорвался на бесчисленное множество частей. Син присоединилась к нему, эффект от выплеснутого в нее семени был великолепным. Она откинулась, тело ее напряглось, ее лоно сжалось настолько плотно обхватив его, что он снова кончил.

Когда все закончилось и к нему понемногу возвратились ощущения, он заметил, что Син несколько напряглась под ним. Кон вздохнул, понимая, что твориться с ее эмоциями, к пряному аромату секса примешивалась устойчивая нотка гнева.

Ну, ты же сам хотел, чтобы она чувствовала. Говорил, что так и будет. Вот оно и произошло.

Впервые за всю его жизнь ему было жаль, что он выполнил свое обещание.

— Ты сукин сын, — прохрипела Син.

— Да. Я сукин сын, заставивший тебя кончить.

— Это не то, что я имела ввиду, и ты знаешь об этом. — Она ощущала себя абсолютно голой. И не только физически в каком-то смысле. Он каким-то образом разрушил часть ее эмоционального щита, обнажив глубокую душевную рану.

Кон поднял голову, и Син заметила печаль, отразившуюся в его глазах, прежде чем он закрыл их и прижался лбом к её лбу.

— Скажи мне.

Ему не нужно было пояснять, она знала, что именно он от нее хотел. Она вздрогнула всем телом, и он крепко обнял ее, удерживая весом собственного тела и силой собственного желания.

— Они покидают меня.

Его глаза широко распахнулись

— Кто покидает тебя?

— Все, — прошептала она. — Если я начинаю заботиться о ком-то, или хочу, чтобы кто-то позаботился обо мне — они не могут. Они покидают меня. — Боже она и представить себе не могла, что может быть настолько откровенной. Эмоциональная трещина, которой он поспособствовал расширялась, Син не могла остановить поток несущихся из нее слов.

Кон осторожно перекатил их на бок, нежно проведя рукою по ее спине, уговаривая ее продолжить.

— У тебя есть Лор.

— Он тоже оставил меня.

— Лор? Что случилось? — Он обнял ее так, что ее лицо уткнулось ему в грудь, лучшее, что он мог сделать потому, что она просто была не в состоянии говорить, глядя ему в глаза. Поскольку продолжала молчать, словно не могла подобрать слов, он подбодрил ее нежным прикосновением. — Начни с чего-нибудь совсем простого. Например, с детства.

Она чуть не рассмеялась, вот уж что воистину вообще не являлось простым.

— Давай, — его низкий голос больше напоминал команду, но в тоже время предлагал поддержку. — Расскажи мне о своих родителях.

— О, они были чудными. — Син сосредоточилась на резко очерченном контуре его тела, когда произнесла: — Моя мама была человеком. Без царя в голове. Ее трахнул демон, которого она вызвала, и когда узнала, что забеременела от него, то попыталась прервать беременность, но не смогла. В результате появились мы с Лором.

— Она знала, что вы были демонами?

— Да. Она серьезно полагала, что переспала с самим сатаной. Все считали ее безумной. Затем после того, как она попыталась убить нас, оставив новорождёнными на снегу, бабушка с дедушкой забрали нас к себе, мы звали их Шейн и Лорен, а ее заперли в психушку.

— Вы росли, считая себя людьми?

— Да. — Иногда, когда докторам казалось, что у их матери наступило улучшении, Лора и Син пускали к ней. Но эти посещения всегда плохо кончались. — У нас возникали сомнения по этому поводу только тогда, когда нас оставляли с ней наедине, и она говорила о том, как жаль, что мы не умерли. Что мы являлись порождение самого сатаны.

Рука Кона замерла на ее спине, и он выругался.

— Это наверное так больно.

Она пожала плечами, конечно же причиняло боль. Лор стоически выдерживал это, но Син плакала еще несколько дней после посещения.

— Дедушка с бабушкой помогали нам справиться со всем.

— Ваши дедушка с бабушкой, кажется были хорошими людьми.

— Были. — Если как следует постараться, то Син могла ощутить запах домашнего печения, которое пекла ее бабушка, вспомнить ее объятия и сказки на ночь. Когда бабушка с дедушкой посмеивались украдкой. Они так любили друг друга. У них никогда не было особо много денег, но трудности только их сближали.

— А затем моя мать сбежала из больницы, нам с Лором было по восемнадцать, два дня недоставало до нашего девятнадцатилетия, и мы все еще жили с дедушкой и бабушкой, когда она ворвалось и убила их. Причина, по которой мы остались живы заключалась в том, что я увернулась. И нож, нацеленный мне в сердце, угодил в плечо. Я закричала, и Лор прибежал из своей комнаты, чтобы усмирить мать.

Кон коснулся губами ее волос, и в этом жесте было столько нежности, столько близости, что у нее перехватило дыхание. Кон словно только сейчас осознал, что он совершил, и его тело напряглось не в силах поверить, что это он сделал.

— Мне так жаль, — но говорил ли он о своем поступке или о ее прошлом Син так и не поняла.

Так или иначе она испытывала определенную неловкость. И может быть немного… тепла.

— Все в порядке. Не велика важность. — Ее бравада являлась ложной, и ей было интересно осознавал ли он это. Правда заключалась в том, что произошедшее опустошало ее, и она не могла прийти в себя в течение нескольких недель. Если бы Лор не заставлял ее есть, возвращая к жизни, возможно она умерла бы.

— Лор заботился обо мне и в течение года мы оставались в доме, а затем узнали, что наша мать говорила чистую правду.

Этой ночи ей никогда не забыть. Полнолуние. Туман. Жуть такая. Ее правую руку начало жечь, и она с ужасом смотрела на красные ожоги. Лор вернулся вечером с работы с лицом перекошенным от боли, его рука тоже пылала.