Билет на бумажный кораблик - Дробина Анастасия. Страница 26
– Ты щас где?
Все ясно – Жиган. Его я обычно узнавала не по голосу, а по манере никогда не здороваться.
– А тебе чего? – в тон ответила я.
– Скоро будешь?
– Через полчаса.
– А, ну я подожду. У тебя тут во дворе такой цирк делается... – и отключился, паразит.
Я, занервничав, попросила водителя, симпатичного смуглого мальчишку лет восемнадцати, ехать побыстрее, он радостно заулыбался, и через четверть часа мы влетели в наш двор на Северной, как гонщики «Формулы-1». «Тойота» с визгом тормозов остановилась в подворотне, я выскочила, понеслась во двор и, не вписавшись в поворот, врезалась в плечо Жигана. Он стоял возле своего джипа, по-наполеоновски скрестив руки на груди; увидев меня, подбородком показал куда-то в глубь двора. Осмотревшись, я увидела гроздьями свисавших изо всех окон обитателей дома, всполошилась еще больше и побежала к спортивной площадке, на которой, кажется, все и происходило.
Зрелище, конечно, было ошеломляющим. Это сейчас уроки бразильской капоэйры преподают в любом элитном фитнес-центре, а тогда о ней в Москве слыхом никто не слыхивал. И поэтому мне пришлось прислониться к стене дома, когда я увидела, как прямо на меня колесом, мелькая коричневыми руками и босыми розовыми пятками, несется Ману. Он, казалось, вот-вот врежется в меня, я завопила, передо мной мелькнула ослепительная улыбка, Мануэл взвился в воздух в каком-то невероятном финте, приземлился на руки, подпрыгнул (на руках!) и колесом же отправился в другую сторону, навстречу Жозе, который двигался в странном, упругом танце на полусогнутых ногах. Встретившись, они схватились на минуту за руки и принялись не то танцевать, не то бороться: в воздухе мелькали руки и ноги, ребята совершали высоченные прыжки, ходили колесом, приземлялись то на одну ногу, то на одну руку – и все это под барабанный ритм и низкий гортанный голос, доносящийся из стоящего на земле магнитофона. Я ошалело разглядывала их, народ из окон тоже смотрел с изумлением, но уже начинал время от времени кричать что-то бодрое. А когда со ступенек подъезда кубарем слетела и приземлилась на руки Мария в широких белых штанах и футболке, с собранными в густейший хвост волосами, над двором взлетел радостный рев. Мануэл тут же подлетел к ней. Они пожали друг другу руки и принялись прыгать и махать ногами, ловко уклоняясь от ударов друг друга.
Я уже немного пришла в себя и даже смогла оценить, как красиво это выглядело: огромный, с разрывающими майку мускулами, похожий на памятник борцам за независимость Африки и при этом подвижный, как ртуть, Мануэл – и тоненькая, стройная, изящная Мария цвета кофе с молоком, с гривой вьющихся волос. В конце концов Мануэл то ли поддался, то ли действительно на миг утратил бдительность, – и тут же Мария сделала молниеносный выпад босой пяткой, и брат свалился на землю. Он сразу же пружинисто, как кот, вскочил на ноги, расхохотался и поднял вверх руки, заканчивая бой. Жозе выключил магнитофон, из окон понеслись восхищенные вопли. Бразильцы несколько смущенно заулыбались, помахали в ответ руками. Я подошла к нашей дворничихе Надежде, стоящей у своей подсобки в позе «ку» – полуприсед и раскинутые в стороны руки.
– Надька, ты чего, испугалась? Отомри.
Надька, однако, вовсе не была испугана. На ее круглом обветренном лице расплылась мечтательная улыбка.
– Еж твою двадцать, бывают же мужики... – протянула она, в упор таращась на Ману, о чем-то оживленно разговаривающего с сестрой. – Не то что мой пентюх, только водку жрать и кулаками размахивать... Вот бы такого хоть на одну ночь!
– Надежда!
– А чего «Надежда»? Тебе, что ль, не хочется? Тебе хорошо, ты с ним в одной хате... Слушай, надоест – перепули его мне, а? Хотя... – вдруг загрустила она. – Не скоро небось надоест.
– Надька, ты с ума сошла! Забирай прямо сейчас!
– Не, так неудобно... – вдруг вспомнила катехизис для благородных девиц Надька. – Знаешь чего – я к тебе на недельке загляну. Ты пока почву прощупай – он каких любит? Да смотри не напугай его! Скажи – на ней жениться не надо, так, здоровье малость поправить! Сделаешь по дружбе?
– Отстань, нашла сводню! – разозлилась я. И, чтобы не слушать Надькиного ворчания на тему «вот одним – все, а другим – ничего...», отошла к Жигану.
Жиган в полуприседе не стоял. И даже снова зажег погасшую сигарету. Но я увидела его глаза. Черные, узкие, неподвижные глаза без зрачка, которые не отрываясь смотрели на хохочущую Марию.
– Жиган, ты чего явился-то?
Он даже не посмотрел на меня. Бросил сигарету на асфальт и быстро пошел к бразильцам, которые уже двигались вместе с выключенным магнитофоном к подъезду. Увидев его, они остановились и сразу же заулыбались. Жиган попробовал сделать то же самое, и у него, как обычно, не вышло.
– Слушай, можешь научить меня так? – в упор спросил он Мануэла. На Марию он при этом даже не глядел. – Что это? Такое карате?
– Это капоэйра. – Мануэл заулыбался еще шире. – Но я не могу учить, я не местре... Не учитель.
– Но хоть показать что-то можешь?
– Ты уже видел...
Жиган потемнел. Я поспешила вмешаться и быстро объяснила Ману, что по-русски «показать» – это не только дать посмотреть, но и объяснить в данном случае технику. Ману в ответ на это заметил, что для капоэйры нужна хотя бы минимальная растяжка. Жиган пожал плечами и с достоинством встал на руки. Из карманов кожаной куртки посыпались мобильный телефон, скомканные доллары и рубли, пачка презервативов, сигареты, монеты и ключи от джипа. Ребята расхохотались, Мария, покосившись на презервативы, покраснела.
– Годится? – Жиган принял нормальную позу, быстро собрал с асфальта свое добро и вопросительно взглянул на Ману.
– Нормально, – одобрил тот.
– Идемте домой, – встряла я. – Темнеет уже.
В квартиру мы поднялись все вместе, и ни в тот вечер, ни позже я так и не смогла добиться от Жигана ответа: зачем он, собственно, приезжал. Меня он даже не слышал, сидя за столом напротив Ману и жадно расспрашивая его о капоэйре. Ману уплетал вареную картошку и, не переставая двигать мощными челюстями, отвечал на вопросы. Мне в конце концов тоже стало интересно, я оставила в покое Жигана и тоже начала слушать – что же такое капоэйра?
По словам Ману, это был самый популярный, наравне с футболом, вид спорта в Бразилии и представлял собой танец и борьбу одновременно. Капоэйра пошла от ангольских негров-рабов, которым на плантациях запрещали заниматься боевыми искусствами, и они маскировали их под видом танца. И сейчас в капоэйре можно просто потанцевать или поиграть, как говорил Ману и как они делали сегодня, а можно в одиночку уложить десятерых и быстро убежать.
– Женщин раньше в капоэйру не пускали... – Мануэл весело похлопал сестру по заду, та вспыхнула и отбросила его руку. – А теперь у нее скоро будет своя школа.
Мария смущенно улыбнулась и отошла к Жозе. Тот сидел с толстенной книгой в руках и лишь изредка поднимал голову и улыбался, давая понять, что он здесь и все слышит. Вдвоем с Марией они принялись тихо спорить на своем языке по поводу какого-то места в книге. Жиган покосился на объемистый том с явной досадой, но вслух ничего не сказал и продолжал расспрашивать Ману. С капоэйры они перешли на футбол, потом – на президентов Ельцина и Фернанду Кардозу, затем заговорили о Рио-де-Жанейро, причем Жигана особенно интересовали мулатки на пляжах Копакабана и Ипанема – в белых штанах и без. Мануэл как мог удовлетворил его любопытство, за что получил пару укоризненных взглядов сестры, а потом они вернулись к капоэйре. Ману попытался что-то продемонстрировать, задел хлипкую лампочку под потолком, та закачалась, и я поспешила отправить всех в большую комнату. Было очевидно, что в ближайшее время выставить Жигана не удастся, а раз так – зачем сидеть на кухне?
В большой комнате Ману, опасливо косясь на величественный рояль, показал несколько стремительных движений, коротко комментируя:
– Ау. Досоку. Кабесада. Дэдейра. Мария, покажи джингу.