Последнее интервью - Браун Сандра. Страница 27

Энди тщательно осмотрела комнату, проверяя, не оставила ли чего. Ей не хотелось думать, что означает эта примета, иначе она умерла бы. Позже, когда появится возможность раствориться в своем страдании, она подумает об этом.

Наконец, еще раз оглядев комнату, Энди открыла дверь. На пороге стоял Лайон. Его лицо было абсолютно спокойно. Ни гнева. Ни радости победы. Ни любви. Такую же пустоту она чувствовала внутри себя.

– Мои сумки готовы. Я как раз собиралась выносить вещи, – торопливо сказала она, думая, что он поднялся затем, чтобы выкинуть ее из комнаты.

Молча Лайон оттеснил ее назад, в комнату, и закрыл дверь. – Твой отец, как он?

– Ужасно устал. Я пригласил доктора. Он сейчас у него.

– Надеюсь, сегодня был не очень тяжелый день, но…

Она замолчала, не зная, что сказать. Не напоминать же ему, что именно он настоял на втором интервью за сегодняшний день.

Не спеша Лайон подошел к Энди и уперся ладонями в деревянные панели по обе стороны от нее:

– Похоже, тебе светит хорошая работа в большой компании, миссис Мэлоун. Жаль, что тебе не удалось выудить сенсационную историю, на которую ты так надеялась. И жаль, что, несмотря на все твои усилия, тебе приходится уезжать с пустыми руками. Но кое-что ты с собой все-таки увезешь.

Она ждала, что его поцелуй будет грубым и оскорбительным, но губы Лайона оказались мягкими и нежными. Он использовал старейшую тактику из учебника по стратегии: успокой врага, всели в него ложную уверенность, отнесись к нему по-доброму, а потом пойди и убей. Энди чувствовала, что он задумал, но была бессильна защитить себя.

Ее губы раскрылись ему навстречу, как цветок, и он медленно испил его нектар. Лайон убрал руки с ее талии и нашел ладони. Их пальцы переплелись и сомкнулись. Его язык скользнул между податливыми, нежными лепестками, он прижал Энди к двери, и теперь их бедра соприкасались. Не отрываясь от ее губ, он начал делать ритмические движения телом. Он хотел оскорбить, унизить ее. Но в какой-то момент смысл этих движений переменился. Они стали чувственными, исполненными желания. Он прошептал ее имя, но это был даже не шепот, скорее хрип, с трудом вырвавшийся из горла.

Энди закружилась в водовороте сладостных ощущений, проклиная его за то, что он лишил ее воли, разума. Но ей хотелось чувствовать его тело. Она желала, она любила его. Он поглотил все ее существо. Она не могла думать ни о чем и ни о ком. Только о нем. Лайон. Лайон. Лайон.

Внезапно он отпустил ее и оттолкнул от себя, словно вдруг понял, что держит в руках нечто отвратительное.

– А теперь иди к Лесу и поделись с ним подробностями нашей последней встречи. Я уверен, он с нетерпением ждет от тебя подробного отчета.

Невыносимая душевная боль и одновременно ярость прорвались в ее крике.

– Ты… – Энди задыхалась. – Ты чудовище, твердолобый идиот. Ты думаешь…

– Лайон! Лайон! – послышался отчаянный крик Грейси.

Лайон и Энди выскочили в холл и увидели, как она, задыхаясь, бежит вверх по лестнице.

– Лайон, доктор Бейкер просит тебя немедленно прийти. Твой отец…

Глава 9

Энди ехала с опущенными стеклами, подставив встречному ветру мокрое от слез лицо. Сердце ее разрывалось от отчаяния.

Когда они с Лайоном сбежали вниз, он сразу прошел в спальню отца, а Энди стала успокаивать рыдающую Грейси. Наконец из спальни вышел доктор и в ответ на немой вопрос печально покачал головой. Прошло, наверное, минут тридцать, когда дверь комнаты открылась и на пороге появился Лайон. Лицо его напоминало застывшую маску горя, но глаза оставались сухими. Он даже не посмотрел на нее. Он вообще не замечал ничего вокруг, тихо переговариваясь о чем-то с доктором. Вскоре после этого приехала карета «Скорой помощи». Энди с ужасом смотрела, как покрытые простыней носилки с телом генерала Майкла Рэтлифа исчезают в недрах машины; Лайон поехал вслед за «Скорой» на своем «Эльдорадо».

Когда Энди уезжала, Грейси, еще рыдая, уже приводила в порядок дом. «Она любит Лайона, – подумалось Энди, – и он не будет один наедине со своим горем».

Когда Энди добралась до гостиницы, на город уже опустились сумерки. Покончив со всеми формальностями, Энди наконец очутилась в своей комнате, до ужаса напоминавшей ту, где она жила несколько дней назад.

Энди заперла дверь на ключ, отключила телефон и свернулась калачиком на постели. Последующие восемь часов она с переменным успехом пыталась уснуть.

– …Генерал Рэтлиф, герой Второй мировой войны, последний оставшийся в живых: полный кавалер ордена Звезды, жил в уединении на своем ранчо в Кервилле, штат Техас, где поселился после ранней отставки в 1946 году. После продолжительной болезни генерал скончался у себя дома. Закрытая похоронная церемония состоится в доме генерала завтра… – читал бесцветным голосом текст утренних новостей диктор. «Когда же Лайон успел известить службу новостей о смерти своего отца?»

– …Президент, получив известие о кончине генерала Рэтлифа, сказал следующее…

Энди слушала слова президента Соединенных Штатов, перечислявшего все доблестные подвиги и награды отставного генерала. Но человек, о котором он говорил, не имел никакого отношения к старому джентльмену, которого знала она. Только вчера она говорила с ним о его сыне, о том, что она любит его. Энди до сих пор ощущала прощальное пожатие его руки, видела его глаза, без слов говорившие, что он всем сердцем одобряет их любовь.

– Впусти меня. – Энди вздрогнула, когда Лес постучал в дверь.

– Подожди… минутку.

Бессмысленно пытаться отсрочить то, что неминуемо должно произойти. Она отыскала халат и надела его. Как ей хотелось бы, чтобы это были рыцарские доспехи! Энди повернула ключ. – Когда ты об этом узнала? – без обиняков спросил он.

– Вчера вечером. – Ложь все равно не спасла бы ее. – Он умер как раз перед моим отъездом.

– И ты не сочла нужным поставить в известность меня? – заорал Лес.

– Ну, сказала бы я тебе, и что толку?

– Что толку? Проклятие, хотел бы я встряхнуть твои мозги!

Не обращая внимания на эту вспышку раздражения, Энди забралась с ногами в кресло и, обхватив колени руками, положила на них подбородок. Она вспомнила последний взгляд генерала. Он уже знал, что умирает, и прощался с ней молча.

– Энди, черт бы тебя совсем побрал, что с тобой творится?

Она бессмысленно посмотрела на Леса. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сфокусировать взгляд на его лице.

– Лес, умер человек, которым я восхищалась. Как ты вообще можешь спрашивать, что со мной происходит?

Он посмотрел на занавешенное окно, через которое не проникали лучи солнца.

– Я знаю, что ты им восхищалась, но, как бы то ни было, его имя тесно связано с миром новостей. А наша с тобой профессия – делать эти новости. Ты ведь не видишь сейчас, как плачет диктор, правда? Энди, тебе не приходило в голову, что мы сидим на золотой мине?

Лес подошел к окну и раздвинул занавески. Энди зажмурилась от яркого солнечного света, хлынувшего в комнату.

– Что ты… Золотая мина?

– Подумай, Андреа, ради бога, подумай! У нас есть интервью с генералом Рэтлифом. Это единственное интервью, взятое после того, как он стал отшельником. Теперь он мертв, а мы сидим на пленке, где записаны многочасовые разговоры с ним! Разве ты не понимаешь, что это может значить?

Энди спустила ноги с кресла и встала. Она подошла к окну – день был чудесный. Для Лайона он таким не будет. Ему нужно позаботиться о похоронах.

– Энди!

– Что?

– Ты меня слушаешь?

Она провела рукой по спутанным волосам:

– Ты спросил меня, знаю ли я, что могут означать пленки с записью генерала Рэтлифа.

Лес тихо выругался:

– Тогда давай я объясню тебе все по буквам. Возможно, ты от меня что-то скрываешь, возможно, ты все-таки выяснила кое-что о настоящих причинах его ранней отставки. За это я тебя, конечно, никогда не прощу. Да ладно, черт с ним. Но я собираюсь продать эти пленки компании, только гораздо дороже той цены, которую они предложили вначале. Это наш пропуск в большую карьеру, и я собираюсь получить его, будешь ты мне помогать или нет.