Последнее интервью - Браун Сандра. Страница 28
– Подожди, Лес. – Она потирала пальцами виски, пытаясь унять головную боль. – Лес, зачем ты торопишься? Почему это надо делать прямо сейчас? Ведь пленки даже не смонтированы. Нет музыкальной обработки…
– Черт, да им-то какое до этого дело? Пусть выпускают их в эфир как им угодно. Они хотят дать наш материал сегодня в вечерних новостях. Я уже связался с продюсером. Он так суетился, что я думал, он обмочит штаны. Нужно отправить пленки в Нью-Йорк срочной авиапочтой, и немедленно. Наверное, нам придется ехать в Сан-Антонио и поторопить их с отправкой. – Его рука уже была на дверной ручке.
– Лес, подожди. Успокойся и дай мне подумать. – Она вернулась к кровати и присела на матрац. – Я даже не собираюсь давать в эфир интервью сразу после смерти генерала. У меня даже мысли не было делать из них своеобразный некролог.
– Знаю.
По его тону Энди поняла, что он начинает терять терпение, но сделала последнюю попытку уговорить его:
– Лес, все-таки не стоит торопиться.
– Но, Энди, так уж получилось. Ты ведь знала, что старик – о, прости – генерал скоро умрет.
– Скоро, но не в моем присутствии. – Она закрыла лицо ладонями. – Ведь это в каком-то роде даже непорядочно, не по-людски, выпускать в эфир интервью сейчас.
– Я ушам своим не верю! – Лес ударил кулаком по двери. – Что случилось с тобой?
Ничего. Просто в ее жизни случился Лайон. Лайон и генерал Рэтлиф. Когда она узнала их, для нее стало важным только одно – возможность быть с ними рядом. А интервью, которого она с таким упорством добивалась, уже не казалось ей победой. Теперь, когда генерал мертв, какой вред могут причинить ему эти пленки? Никакого. Надо решать вопрос с этой точки зрения. Если она уступит Лесу, на какое-то время он оставит ее в покое.
– Хорошо, – устало сказала Энди. – Поступай как знаешь. Но я присоединюсь к тебе в Сан-Антонио позднее. Мне хочется немного побыть здесь.
– Разумеется, ты останешься здесь. Можешь не сомневаться. Я хочу, чтобы ты сделала репортаж с места событий. У нас ведь здесь съемочная группа. К обеду сюда нагрянет куча репортеров, а мы их всех обскачем. Пока я отвожу пленки в Сан-Антонио, ты с ребятами вернешься на…
– Нет. Это исключено, – твердо ответила Энди. – Я согласна продать пленки, потому что хочу, чтобы американцы увидели, каким он был в последние дни жизни. Но я не собираюсь, как стервятник…
– Похороны завтра. А пока вы будете снимать за воротами. Энди, ради бога…
– Нет, Лес. Это мое последнее слово.
– Черт, уж лучше бы ты переспала с этим ковбоем и выбросила его из головы. Может быть, ты вела бы себя как Энди Мэлоун, которую я знал все эти годы. Только уверяю тебя, у этого парня такой же прибор, как и у остальных мужиков.
– Лес, тебя слишком занесло.
Энди резко поднялась – и Лес понял, что сейчас разразится катастрофа. Он не узнавал Энди. Это была львица, защищающая свое потомство.
– Хорошо, хорошо, – примирительно сказал он. – Я отправлю ребят одних снять события. Позднее смонтируем репортаж. Джеф сказал, что все пленки у тебя. Где они?
Коробки с пленками, рассортированные и помеченные, были сложены в брезентовую сумку. Энди принесла сумку и протянула ее Лесу.
– Разрешение на показ в эфире уже там? – спросил он.
Энди лихорадочно пыталась отыскать в памяти тот момент, когда генерал Рэтлиф подписывал бумаги, которые давали им право показывать материал в телевизионном эфире. Но она не вспомнила его. Одной рукой Энди крепко сжала брезентовую сумку, другой – накрыла рот.
– О Лес, – выдохнула она.
– В чем дело?
– Э… Разрешение… Я забыла дать Майклу Рэтлифу документы…
Энди сжалась под убийственным взглядом Леса.
– Энди, ты шутишь. Постарайся вспомнить. Ты ведь никогда в жизни не начинала делать интервью, не заручившись сначала подписью на документах. Проклятие, где, я спрашиваю, разрешение на выпуск в эфир? – Последние слова он выкрикнул уже в истерике.
– У меня его нет! – закричала она в ответ. – Я помню, что, когда мы начали съемку, я старалась делать все быстро, чтобы генерал не устал. Тогда еще вышел из строя шнур от микрофона и Джил ездил в Сан-Антонио, помнишь? И нам пришлось начать работу позднее, чем планировалось. Припоминаю: я тогда подумала, что дам ему подписать бумаги потом. Но я этого так и не сделала.
Лес разразился такими ругательствами, которых Энди никогда от него не слышала, да, наверное, вообще ни от кого не слышала.
– Ты меня не обманываешь? Может быть, это лишь…
– Нет. Клянусь тебе, Лес. Я действительно забыла взять у генерала подпись под разрешением.
– Если мы выдадим материал в эфир, не имея на то официального разрешения, этот Лайон разнесет нас в пух и прах. Даже если он не знает о том, что у нас нет никаких прав на эфир, то компания пронюхает об этом наверняка. Они-то не упустят шанса надрать нам зад. Так что, милая, немедленно собирайся и отправляйся на ранчо. Теперь его сын как наследник имеет право дать разрешение на эфир.
– Нет.
– Что значит «нет»?
– Нет, и все. До похорон не поеду.
– Но похороны завтра.
– Правильно. Я там не покажусь, пока не закончится погребальная церемония. Лайон, может, и не пустит меня туда вовсе.
Лес посмотрел на сумку, которую она все еще держала в руках. Он нервно кусал губы, хрустя пальцами.
– Даже не думай взять эти пленки силой или подделать подпись на разрешении. Я сама позвоню в компанию и скажу им, что ты задумал.
– Да мне такое даже в голову не приходило. – Он выдавил из себя улыбку.
Однако Энди и не думала улыбаться.
– Приходило, Лес. Иди звони своему человеку и скажи, что он получит пленки только после похорон. И больше не показывайся мне сегодня на глаза.
Он стоял около двери и задумчиво смотрел на нее. Потом, тряхнув головой, словно снимая оцепенение, сказал:
– Ты изменилась, Энди. Не понимаю, что тобой произошло.
– Все правильно, Лес. Ты и не поймешь.
Остаток дня Энди провела, лежа на кровати с холодным компрессом на глазах. Она убрала пленки в чемодан, закрыла его и спрятала ключ. Дверь в ее комнату была тоже заперта, но Энди набросила еще и цепочку. Она пыталась убедить себя, что доверяет Лесу, но внутренний голос говорил ей другое.
Ночью Энди почти не спала, и только днем ей удалось немного вздремнуть. Находясь на грани между сном и явью, она видела фантастические картины, и главными действующими лицами в них были она и Лайон.
К вечеру Энди включила телевизор и посмотрела по новостям репортажи, связанные с кончиной генерала Рэтлифа. Как и предсказывал Лес, территория въезда на ранчо кишела репортерами и фотографами. Около ворот был выставлен полицейский заслон. На территорию пропускали только близких знакомых из числа местных жителей и ветеранов войны, служивших под командованием генерала. Многие из них роняли цветы на дорогу, ведущую к дому.
Сердце Энди сжалось, когда она увидела, как из ворот вышел Лайон, чтобы сделать короткое заявление для прессы. С людьми, которые пришли отдать последнюю дань уважения его отцу, он говорил тихо, любезно, официально.
На нем были темный костюм и белая рубашка. Энди никогда не видела Лайона в костюме. Он держался с поразительным спокойствием, но она знала, чего это ему стоило. Приехала ли Джери утешить его в трудный час? Энди стало стыдно за свою неуместную ревность, однако мысль о том, что он может найти утешение в объятиях другой женщины, преследовала ее.
На следующее утро в программах новостей не было ничего нового, за исключением сообщения о том, что президент вылетел на вертолете с военно-воздушной базы в Лэкленде, чтобы лично присутствовать на траурной церемонии, назначенной на 10 часов утра.
Энди надела светло-коричневое платье и босоножки на высоких каблуках в цвет, зачесала волосы назад и сделала пучок. Из украшений были только маленькие золотые серьги.
К обеду Энди упаковала свои вещи. Она собиралась убраться из Кервилла, как только получит подпись Лайона и вручит документы Лесу. Съемочная группа, закончив снимать из-за ворот репортаж о прощании с генералом, уехала в Сан-Антонио в надежде успеть на последний самолет в Нашвилл. Хотя между собой ребята не говорили о смерти генерала, Энди была уверена, что их потрясла его смерть.