Все люди – хорошие - Волчок Ирина. Страница 44

Да ведь дело не только в Сокольских. Простят – не простят… Где гарантии, что даже если она сама все простит и забудет, он, Владимир Иванович, не сойдет с ума опять? Через неделю, через год – не важно. Надо что-то думать. Надо думать, как дальше жить, где работать. Вчерашние идеи про санитарку в больнице сегодня выглядели откровенно бредовыми. Прописки нет. Трудовой книжки тоже нет. Хорошо хоть, что паспорт тогда у Маратика вызволила. Повезло.

И тут Наташка размечталась. Вот если бы Николаю Георгиевичу была нужна домработница!.. Если бы он только предложил ей поработать у него – она бы из кожи вон вылезла, лишь бы ему угодить. Здесь вокруг места много, можно и хозяйство развести, чтобы молоко со сметаной по телефону утром не заказывать. Она бы и огород завела, и скатерть невозможной красоты крючком связала бы, а то обеденный стол голый стоит. Она могла бы научиться печатать, ведь если у такого серьезного человека дома есть ноутбук, он же на нем не в игрушки играет, правда? Работает, наверное, а она бы помогать ему смогла.

И была бы у него как бы своя семья. Не настоящая, но все-таки. Место, куда стремишься, когда устал, когда плохо. Место, где всегда ждут и радуются. Сама мысль о том, чтобы видеть его каждый день – пусть он и не обращает на нее внимания как на женщину, – была не просто приятной, от этой мысли у нее просто сердце замирало.

Но у него уже кто-то есть на роль домработницы. Ольга, жена Игоря, друга, которой помогает со стройкой и лошадьми…

Оказывается, какое-то время они куда-то шли. Неуместный коттеджик остался позади, они приближались к конюшне. Наташка оступилась, и Николай Георгиевич подхватил ее под локоть. Она украдкой посмотрела на него – они пошли дальше, а руку он не убрал, и эта его рука странно беспокоила ее. Нет, избавиться от этой горячей даже сквозь ткань руки не хотелось, скорее наоборот. Хотя как наоборот – самой взять его за другую, что ли? Так, молча, под ручку, они и дошли до конюшни.

Николай Георгиевич посмотрел на Наташку со странной улыбкой:

– Готова? Ты вряд ли когда таких зверей видела. Бандитка у меня просто красавица, а Колдун – это еще, кроме всего прочего, довольно перспективное вложение.

– Вложение? – не поняла Наташка.

– Ну да. Видишь ли, я очень лошадей люблю. Ну и как-то был по делам в Англии. Случайно попал на аукцион, а там мой Колдун. Не мой тогда, конечно. Подросток еще. Совершенно потрясающей красоты! Ты не представляешь себе, как я сам себя уговаривал его купить, дорого очень было. Ну, вот какие у меня радости, думаю, какие удовольствия? А так конь будет. Купил. Как вез – целая история. Теперь-то он у меня престижный жених, от Владимира до Курска люди своих кобыл привозят. Ну вот, выгодно…

Николай Георгиевич смущенно хмыкнул и с видимым усилием открыл ворота. Пахнуло сеном и лошадиным духом, невидимые пока Колдун с Бандиткой неспешно переступали в денниках, не ржали, завидев хозяина. Наташка осторожно вошла в сумрак конюшни за Николаем Георгиевичем, почти не веря в чудо-коня из сказки.

В проход из ближайших денников высунулись две лошадиные физиономии. Наташка сразу поняла, кто из них Колдун, а кто Бандитка. И не только потому, что голова жеребца находилась где-то совсем высоко. Просто гнедая бархатная башка смотрела на нее самоуверенно и высокомерно. Как сюзерен на вассала. Бандитка тоже была гнедая, с небольшой белой звездочкой во лбу. Казалось, кобыла хитро улыбается ей, Наташке, интересуется: ты как? С тобой дело иметь можно? Ты бегать и прыгать умеешь?

– Они объезжены? – с тайной надеждой спросила она у Николая Георгиевича. Непонятное выражение, не сходившее с его лица целое утро, наконец изменилось. Сейчас он был явно горд, как может быть горд отец ребенка-вундеркинда, которому вручают очередную медаль за что-нибудь.

– Конечно. Только, если позволишь, с Колдуном я как-нибудь сам, он парень с норовом.

Николай Георгиевич уже взялся за дверь денника, когда раздался голос:

– Доброе утро вам, а я-то думаю, где они могут быть? Там на вас малой обижается, проснулся пацан, а дома никого.

Наташка, конечно, не смогла сразу рассмотреть говорившего. Он стоял в дверях, спиной к свету, было только понятно, что мужчина высок ростом и что-то у него с осанкой. Николай Георгиевич взял Наташку за руку, как детсадовец на прогулке, и пошел туда, навстречу человеку. Наташка насторожилась: если мужик живет недалеко, значит, он из Ивани, хоть из Большой, хоть из Малой, и вероятнее всего, они знакомы. Конечно, она не была готова столкнуться со своим прошлым лицом к лицу, но какой у нее выбор? Она на секунду перестала дышать, а потом с невероятным облегчением поняла, что ошиблась. Лицо у мужика было совершенно незнакомое.

– Знакомься, Наташа, это Игорь, мой друг, – сказал Николай Георгиевич напряженным голосом.

Тот сразу перебил:

– Хозяин мой, рабовладелец, значит, а если без шуток – благодетель. Будем знакомы. Игорь.

Мужик протянул Наташке лопатообразную руку. Рукопожатие у него было очень крепкое. Она постаралась ответить достойно, изо всех сил сжимая пальцы.

– Я не договорил, Игорь, – тем же напряженным голосом сказал Николай Георгиевич. – Это Наталья Аркадьевна. Моя невеста.

Сказал – и замер. Сейчас она вскинет брови и посмотрит на него как на дурака. Он заслужил, чего уж там. Вовчика придурком ругал, а у самого никакого терпения нет… Собирался же на озере ей сказать, что любит ее, что жить без нее не может… И вот – брякнул. Да еще и при постороннем. Сейчас она ему ответит…

Но она даже не посмотрела на него. Не услышала, что ли? Не придала значения? Не интересно ей то, что он говорит? Похоже, ей интересней Игорь, вон она как на него смотрит.

– Вы же не местный, Игорь?

– Нет, через год после войны сюда приехал. История на самом деле длинная, если хотите, я за завтраком расскажу. Только это… на «ты» хотелось бы.

Наташка внимательно вглядывалась в лицо Игоря. Хорошее лицо, славянское, из тех лиц, которые – воплощение добродушия и открытости. Совершенно незнакомое лицо.

Не местный! Он, оказывается, не местный, он не может ее помнить, не может знать ее позорную историю. Встреча с прошлым откладывается. Как замечательно! Она с некоторых пор поняла, что люди, с которыми она последнее время знакомится, относятся к ней очень хорошо, по-настоящему хорошо. Людмила, Ираида, Николай Георгиевич. Даже этому Игорю она симпатична, сразу видно. Значит, она ведет себя правильно, тем более что вести себя именно так ей приятно и удобно.

Игорь здорово хромал, и они все шли к дому очень медленно, приноравливаясь к его тяжелой неровной походке. Наташка едва сдержалась, чтобы не задать традиционный в таких случаях идиотский вопрос: а тебя на войне ранило, да? Сейчас за завтраком все сам и расскажет.

Николай Георгиевич шел и молча грустил. Почему она сделала вид, что не услышала его слов? Наверное, она и мысли такой допускать не хочет – и тогда все равно, что именно он сказал, и где именно – в конюшне ли, на озере ли…

Ладно, как бы там ни было, озеро он ей все равно покажет. Его собственное озеро. И его собственный остров. Сюрприз!

И вдруг он вспомнил: она же откуда-то отсюда родом. Тогда никакого сюрприза может не получиться…

Глава 19

Свежеумытый, даже еще с мокрой челкой, Андрюшка сидел за тем самым столом короля Артура и всем своим видом демонстрировал обиду. Горькую и незаслуженную. Николай Георгиевич расстроился, принялся извиняться, объяснять, что его не хотели будить ни свет ни заря, а ушли погулять на минутку, потому, что Наташа ведь не видела, какая тут замечательная заимка, просто настоящий дворец, правда? Собственно, единственный вопрос, который интересовал Андрюшку по-настоящему, – это как там Колдун. Они уже ходили кормить его сахаром? Если нет, то тогда ничего, завтрак он как-нибудь переживет.

Завтрак, выгружаемый на стол Игорем, внушал почтительный трепет. Эмалированная миска с творогом, килограмма два, если не больше. Яйца, штук сорок, два кольца колбасы, одно совсем темное, другое – посветлее, наверное, копченая и вареная. Банка со сметаной, банка с медом, банка с солониной. При виде последней у Наташки защипало в носу от приступа сентиментальности. Мамка тоже готовила солонину впрок. В чистом виде она, конечно, была абсолютно несъедобна, ни под пиво, никак, что бы там ни говорил ее папашка-алкоголик. Но некрасивые коричневые куски в супе становились несравненными, ароматными, розовыми. Суп она сегодня сварит обязательно. А то взяли моду – ничего, кроме кофе, дома не держать…