Все люди – хорошие - Волчок Ирина. Страница 45

Овощи тоже были прошлогодние, но на удивление хорошо сохранившиеся. Должно быть, в правильном подвале хранились, апрель на дворе, а морковка не сморщенная, свекла – одна в одну. Последним на стол Игорь выложил, почему-то не из рюкзака, а из кармана, лохматый пучок петрушки и укропа. Пучком этим он явно гордился, обмолвился, что хозяйка его экспериментирует, тепличку в этом году завела.

Вообще этот Игорь с каждой минутой становился Наташке все симпатичнее и симпатичнее. Он говорил легко и много. Но именно говорил, а не болтал, забавно и интересно. И историю свою он рассказал, как и обещал.

Райцентр, школа, поступить никуда не получилось, армия, потом снова армия по контракту, на этот раз – горячая точка. Ранение, вроде пустячное, но как-то очень быстро началась гангрена, полевые условия же. Ногу ампутировали почти до колена. До этого места Наташка Игорю горячо сочувствовала, а дальше могла только молча ужасаться. Он вернулся домой на плохо прилаженном протезе, и это обстоятельство не прибавило ему шансов найти работу. Не то чтобы нормальную – любую. Он стал пить, желающих поднести герою, как ни странно, всегда хватало.

Николай Георгиевич увидел его на вокзале, бросил в картонную коробку пятьсот рублей и собирался было пройти мимо. Почему не прошел – загадка. Остановился. Сказал: хочешь жить нормально? И трясущийся с похмелья Игорь ответил: а выйдет?

Игорь рассказывал, как обустраивался на новом месте, как нестарая вдова сделала ему предложение, и как он согласился от безысходности, а совсем скоро понял, что любит свою Ольгу и ее сына Гришку. Он говорил, а Наташка все пыталась понять: как он так просто рассказывает ей, постороннему человеку, что валялся пьяный под заборами, просил милостыню? Может, то, что мучило ее семь – целых семь! – лет, на самом деле пустяки? И никакой это не позор, подумаешь, со сверстниками не поладила… Вот перед ней мужик, которому ой как в жизни досталось, – и ничего! Смеется, жена у него, приемный сын, работа с любимыми лошадьми, друг вон какой! Она вынырнула из омута своих эмоций только тогда, когда Игорь сменил тему разговора:

– Пару кобылок нам бы хороших, слышь, что говорю-то, Коль? И тогда заводик свой, я уж и паренька в помощь присмотрел. Молодой, правда, да наш, лошадник. А?

Это он Николая Георгиевича Колей называет, сообразила Наташка. Она в принципе и раньше подозревала, даже почти уверена была, что наследный принц – обычный нормальный человек. Может, и невестой он ее сегодня представил не просто так, не в шутку, как он любит, не из серии «сударыня» да «позвольте ручку поцеловать»…

Наташку аж в жар бросило. Это что же получается, у нее предел мечтаний – как у него домработницей сделаться, а он вон чего задумал? Что же делать, что? Он же такой, она знает, он невыясненных вопросов не терпит, он обязательно спросит ее сегодня, а что она может ответить? Какая из нее, к черту, невеста? Бывшая любовница мелкого базарного торговца, подпорченный товар. Беглая прислуга, которую и собственная мать знать не хочет. А самое главное – она уже семь лет знает, что настоящая семейная жизнь не для нее. Какая семейная жизнь, если детей нет и быть не может? Фикция, а не семейная жизнь.

– Наташ, ты, гляжу, загрустила чегой-то. Может и правда, верхами с Колькой до озера махнете? Знаешь, какое у Кольки озеро?

Все засуетились. Андрюшка настроился канючить: ведь если дядя Коля и Наташа уедут верхами к озеру, то поедут они, понятное дело, на Колдуне и Бандитке, а что тогда ему, Андрюшке, делать? Наташка порывалась убрать со стола, но Игорь не давал, смеялся, что она все равно здесь ничего не знает и только время зря потратит. Они пытались отбирать друг у друга миски, Андрюшка продолжал митинговать, а Николай Георгиевич молчал. Недобрые предчувствия – вот как это называется. Ничего у него не выйдет.

– Послушай, сынок, дядя Игорь тоже на лошади приехал. Мы попросим его, и он тебя покатает, – сказал он, думая совершенно о другом.

– Ага, только лучше Колдуна коня нет, я же знаю!

– Конечно, нет, – серьезно согласился Игорь. – А теперь представь, как моей Зоське обидно. Кто на заимку в гости ни приедет – всем Колдун нужен. А ей тоже внимания хочется.

Наташка благодарно улыбнулась. Игорь-то, оказывается, психолог. Это был правильный ход: единственный аргумент, способный заставить ребенка отказаться от немедленного свидания с любимым конем, – это жалость к незнакомой Зоське.

– Ладно, – согласился Андрюшка. – Зоська – это тоже хорошо. Берите Колдуна и Бандитку, надо же Наташе на твое озеро посмотреть, да, дядя Коля?

Наташка не понимала: как у человека, пусть даже богатого, может быть свое озеро? Наверное, метафора какая-нибудь. Пока Николай Георгиевич подавал ей, как норковую шубу кинозвезде, все ту же старенькую джинсовую куртку, Наташка вспомнила, что хотела спросить про надворные постройки, которые заинтересовали ее еще до завтрака. Про сарай, который не похож не сарай, и про коттедж, который выглядит таким неуместным на территории усадьбы. И логически, и эстетически.

Казалось, он обрадовался ее интересу, стал охотно рассказывать. Сарай оказался баней, одно время Николай Георгиевич увлекался русской баней. Сам собирал травы, летом заготавливал разные веники – и березовые, и дубовые, с полынью, с иван-чаем. Теперь баней пользуются только гости. И коттедж тоже для них. Наташка про гостей ничего не поняла, и он рассказал, как оказался буквально заложником своих увлечений.

Когда лес был куплен, всех тут же заинтересовал вопрос, насколько серьезно новый хозяин собирается относиться к своей собственности. Начали этот разговор деревенские, целую делегацию прислали. Как же, мы по грибы ходили всю жизнь, выпускники отмечали окончание школы каждый год, а теперь что же? Ордынцев задумался: а действительно, что? Не запрещать же людям вокруг их же деревни гулять? С другой стороны, охрана окружающей среды никогда не была любимым занятием обитателей Большой Ивани. Проще говоря, примерно километра на два вглубь лес был завален мусором.

Решили так: все бутылки, стекляшки, тряпки и костровища селяне уберут сами, а хозяин оплатит им работу. Если мусор больше появляться в лесу не будет – что ж, ходите, гуляйте. Начнется свинарник – будет поставлен забор.

Деревенские поверили Николаю Георгиевичу сразу и безропотно. Обещанный забор в их воображении щетинился вышками с непременными часовыми, и с тех пор в лесу даже пачки из-под сигарет оставлено ни разу не было. Хлам убрали и вывезли, это влетело Ордынцеву в довольно приличную сумму, но его лес вот уже много лет по чистоте мог на равных состязаться с любыми зарубежными заповедниками. Конечно, он не стал устанавливать урны через каждые сто метров, просто все отходы своего культурного отдыха желающие насладиться родной природой уносили с собой.

Где-то через год появилась проблема гостей другого уровня. Как-то на коллегии у губернатора в перерыве к Николаю Георгиевичу подошел первый зам с какими-то туманными намеками. Постепенно выяснилось, что хотят слуги народа на охоту, и не абы куда, а в заповедный лес Ордынцева. Отказать, разумеется, было нельзя. Ох, как он злился, принимая у себя в недостроенном доме эту толпу, устроившую пьянку! Одна радость – до ружей тогда дело так и не дошло.

Господа чиновники расселись по машинам и уехали. А Ордынцев с облегчением перекрестился и пошел разгребать завалы. К сожалению, всем участникам этого безобразия выезд на природу очень понравился. И пришлось строить гостевой коттедж на три комнаты со своим пищеблоком, чтобы не принимать у себя дома людей, которые просто не умеют себя вести. Это потом он сообразил вызывать профессиональных уборщиков, когда нашел новую фирму, которая специализировалась как раз на таких услугах.

За последние пять лет до самой охоты дело дошло два раза. Оба – с привезенной заблаговременно дичью. Принимать в этом участие Николай Георгиевич брезговал, отговаривался нелюбовью к огнестрельному оружию. Чтобы отстали, показал, что умеет вытворять с ножом. Отстали. Но слухи о его романтическом прошлом, то ли в лагерях для особо опасных преступников, то ли на большой дороге, только укрепились. Зато губернатор любил рассказывать высоким гостям всех мастей, что есть у него в области свой заказник, не хуже, чем в самых развитых европах.