Розы от киллера - Браун Сандра. Страница 46

– Я слышал, – сказал Вик. – И правильно. Она это заслужила. – Орен продолжал многозначительно смотреть на него. – Это ничего не значит, Орен.

– Я этого и не говорил.

– Да по твоему лицу видно.

Вошла сестра с еще одним стаканчиком сока.

– Я выпью позже, – сказал Вик. – Обещаю. – Она недоверчиво смотрела на него, но все же поставила стаканчик на поднос. Вик предложил сок Орену.

– Нет, спасибо.

– Смородиновый с яблочным.

– Да нет, не надо.

– Уверен? Уж извини меня, но ты с виду тоже не слишком здоров. – Орен появился, не только измотанный жарой, но и в дурном расположении духа. – В чем дело?

Орен пожал плечами, вздохнул, посмотрел в окно, затем повернулся к Вику:

– Пару часов назад звонил окружной прокурор. Само его величество. Даже не помощник.

Вик уже догадался, что мрачность Орена напрямую зависит от дела против Лозадо. Если бы у него были хорошие новости, он давно бы все рассказал.

Слушать плохие новости да еще мучиться от боли и жары – это уже перебор. Вик устроился поудобнее.

– Выкладывай.

– Он говорит, что у нас нет против Лозадо ничего серьезного. Во всяком случае, недостаточно для большого жюри. Короче, он отказался передавать дело в суд.

Вик уже сам догадался, что этим кончится.

– Он заезжал ко мне вчера. Этакий столп доброй воли и жизнерадостности. В итальянских баретках. Вон принес. – Вик кивком показал на букет красных, белых и искусственно-синих гвоздик.

– Надо же, какая честь.

– Я подробно рассказал ему все, что произошло в ту ночь, когда на меня напали. Сказал, что уверен полностью, что это Лозадо.

– И что?

– Дай-ка вспомню. Он подергал свою индюшачью бородку, почесал висок, потер брюхо, нахмурился, выдохнул сквозь сжатые губы и несколько раз покривился. Напомнил мне человека, которого мучают газы и он придумывает, как бы поинтеллигентнее пернуть. Сказал, что я выдвигаю серьезные обвинения. «Да чего уж, – сказал я, – убийство и попытка убийства. Не до шуток». Когда он уходил, то старался не встречаться со мной взглядом. Он прямо ничего не сказал, но…

– Политик, – процедил Орен.

– Но я рассудил по его неловкости, что у него какие-то проблемы с моим рассказом.

– Верно.

– Какие же?

– Не буду утомлять тебя подробностями, – сказал Орен. – Видит бог, он меня довел до ручки. Минут тридцать он заикался и бормотал, надувал щеки, но ничего…

– Путного не сказал, – закончил за него Вик. Орен потрепал трехцветную ленту, которой были связаны безобразные гвоздики. Искоса взглянул на Вика.

– Ты должен попробовать поставить себя на его место, Вик, – пробормотал он.

– А пошел он на хер! Пока он не потеряет два литра крови, пока его яйца не распухнут до размеров шаров для боулинга и ему не засунут трубку в член, не советуй мне встать на его место.

– Я знал, ты разозлишься, когда я это скажу…

– Так не говори.

– Но если взглянуть на дело с его точки зрения, он прав.

– Если бы я мог тебе вмазать, я бы обязательно это сделал.

– Я знал, что ты разозлишься, – вздохнул Орен. – Слушай, Вик, окружному прокурору не нужны неприятности, все правильно, но…

– Он – старая баба!

– Наверное, но на этот раз он прав. Если отбросить все несущественное, у нас на Лозадо ничего нет.

– Лозадо, – огрызнулся Вик. – Он на всех нагнал страху, верно? Да он надрывает себе живот от смеха, глядя на нас.

Орен подождал несколько секунд, дал себе остыть и продолжил:

– Все улики косвенные. Лозадо знает тебя. Он знал Салли Хортон. Связь есть, но где мотив? Если вдруг нам дико повезет и большое жюри привлечет его к суду, мы никогда не сможем состряпать против него дело. Мне дали три дня, чтобы я что-нибудь раскопал. Как всегда, он не оставил ни малейшего следа. У меня ничего нет.

– Кроме моих показаний. Орен обиделся:

– Окружной прокурор покопался в ваших отношениях с Лозадо. Он не забыл, что случилось. Так что веры тебе не слишком много.

Против этого трудно было спорить. Орен уселся в зеленое виниловое кресло и уставился в пол.

– У меня нет выхода. Придется его выпустить. С большим трудом мне удалось достать ордер на обыск. Мы перетряхнули его квартиру. Ничего. Ни малейшей зацепки. Даже его скорпионы выглядят стерильными. С машиной та же история. Ни следа крови, ткани, ничего. У нас есть орудия убийства и нападения, но они могли принадлежать кому угодно. Никаких свидетелей, кроме тебя, а тебе нет веры. Да и, по твоим словам, ты его не видел.

– Я был слишком занят, истекал кровью.

– Его адвокат уже поднял бучу насчет полицейского произвола. Он говорит…

– И слышать не хочу, что он говорит. Не желаю слышать ни слова о нарушении гражданских прав этого сукина сына, понял?

Они долго молчали. Затем Орен взглянул в угол под потолком:

– Телевизор нормально работает?

Когда Орен вошел, Вик приглушил звук. Изображение больше напоминало цветной снег, но, если всматриваться, можно различить какие-то фигуры.

– Говно. Кабельного нет.

Они несколько минут смотрели немую программу, пока Орен не спросил, о чем она.

– Эти двое – мать и дочь, – объяснил Вик. – Дочка спит с мужем мамочки.

– Своим отцом?

– Нет, примерно с четвертым отчимом. Ее настоящий отец – отец. В смысле, святой отец. Но никто об этом не знает, кроме матери и самого священника. Он слушает исповедь собственной дочери, в которой она рассказывает, что трахает мужа матери. Священник приходит в исступление. Он обвиняет мать в том, что она оказывает на дочь дурное влияние, называет ее потаскушкой. Одновременно его мучает совесть, потому что он сам не занимался своей дочерью. Он был ей плохим отцом, в смысле папой. Он был ее духовным отцом с той поры, как крестил ее. Короче, там все очень запутанно. Но он забрался к ней в дом, черт побери. – Последняя фраза Вика не имела отношения к «мыльной опере», но Орен его понял.

– Я не могу полностью исключить, Вик, что она его сама пригласила.

Вик даже не удосужился ответить. Только не сводил с Орена яростного взгляда.

– Я же говорю, что это только предположение. – Отвернувшись, Орен что-то пробормотал, но Вик его не расслышал.

– Ты что сказал?

– Ерунда.

– Что?

– Ничего.

– Что?

– Он лапал ее, вовсю. Доволен?

Вик пожалел, что спросил, но так уж вышло. Он заставил Орена сказать, он сказал, а теперь оценивал реакцию Вика, который старался выглядеть как можно равнодушнее.

– Она боялась сопротивляться.

– Грейс то же самое сказала, но ведь никто из вас там не был.

– Грейс?

– Ну да. – Орен развел руками. – Моя жена превратилась в ярую поклонницу доктора Ньютон.

– Я знал, что они познакомились. Мне Грейс только сказала, что рада, что я попал в такие умелые руки.

– Мне было сказано побольше. Мне всыпали за несправедливое и предвзятое отношение. Грейс считает, что я затаил на нее злобу за то, что она была в этом жюри.

Впервые с того момента, как Орен вошел в палату, Вик слегка улыбнулся. Ему было приятно слышать, что Грейс выдала его напарнику по первое число. Если есть в мире кто-то, способный заставить Орена себя слушать, так это его жена, которую он не только любил, но и уважал за ее проницательность.

– Грейс – дама умная.

– Да, конечно, только она не видела всей той романтической обстановки, какую видел я. Вот этого она тоже не видела.

Он достал из нагрудного кармана своей спортивной куртки несколько сложенных листков бумаги. Он положил их на поднос рядом с нетронутым соком. Вик не сделал ни малейшего движения, чтобы взять их.

– Все эти занимательные события последних дней заставили тебя забыть, что доктор Ньютон убила человека, когда ей было шестнадцать лет.

– Зато ты не забыл, верно?

– Разве ты не находишь, что это стоит проверить, прежде чем отнести ее к лику святых? Я связался с далтонской полицией, а также с офисом шерифа графства. Все здесь, на этих листках.