Честь взаймы - Астахова Людмила Викторовна. Страница 39

– Вы – безмозглая задница мартышки! Вы где должны находиться в данный момент… тра-ля-ля? – ревел мэтр. – В аудитории номер 1 дробь 09! Там ваше рабочее место… трам-пам-пам… и… гу-гу-гу. Во время проведения практикума вы, пьяная жопа, обязаны быть трезвы как стекло… гу-гу… ля-ля… трам-пам… чтобы помогать студиозам по мере сил… тра-ля-ля… гу-гу-гу!

Оставленная без присмотра группа учащихся приникла всеми шестью ушами к дверям и внимала высокому штилю наставника, пожиная плоды долгожданной мести. После того как Айнель стукнул в деканат на Киарана по прозвищу Пухирь, чье прегрешение состояло только во временной неплатежеспособности, и того едва не отчислили, студиозы долго ждали подходящего момента. Ни для кого не было секретом, зачем лаборант регулярно бегает в препараторскую, осталось только заманить туда профессора Коринея. Ну, разве устоит какой оголтелый фанатик от науки перед просьбой рассказать об особенностях морфологии тканей раковых опухолей, когда она исходит от старательного студента? Да никогда в жизни.

И вот роковая встреча состоялась, все ждали только громоподобного: «Вон отсюда, жопа бесстыжая!»

Кто знал ж, что Кайр Финскотт своим, безусловно, долгожданным появлением испортит весь праздник торжества справедливости?

Кому-то другому никогда не простили бы статуса профессорского любимчика, заклевали, загрызли бы насмерть. Даже при том, что благоволение мэтра Коринея выражалось исключительно в дополнительных занятиях. Ибо зеленоглазый сын юриста словно родился специально для того, чтобы держать в руках скальпель. Он интуитивно чувствовал, где нужно сделать разрез, будто бы видел сквозь кожу и мышцы. Кайру даже не завидовали. Как можно завидовать дару, полученному непосредственно от ВсеТворца?

– Эгей! А чего вы тут делаете? – спросил юноша, незаметно подкравшись к увлеченным подслушиванием сокурсникам. – А где мэтр? Мне он срочно нужен.

– Тс-с-с-с!

Но было поздно. Слух у Ниала Коринея как у кошки, он слышит, как у студиозов глисты в брюхе ползают, к тому же Кайра он поджидал с нетерпением, ибо уже сроки вышли для возвращения практикантов. Все приступили к занятиям, кроме Финскотта.

Наставник бросил недотерзанного лаборанта утирать сопли, чтобы убедиться: слух его снова не подвел.

– Ах вот вы где?! Как понимать ваше опоздание к началу цикла лекций? – осведомился Кориней, зловеще шевеля мясистыми ушами.

Обычно после такой прелюдии начинался грандиозный разнос, чреватый любыми последствиями. Блестящий лысый череп профессора покрылся пунцовыми пятнами, маленькие глазоньки-буравчики стали еще уже, и где-то в глубинах могучей груди зародился глухой рык.

Но Кайра словно подменили во время плановой акушерской практики.

– Мэтр, я прошу прощения, но меня задержало дело чрезвычайной важности, – сказал он таким странным тоном…

Тоном, который просто не мог никому дать усомниться в том, что юноша говорит истинную правду. При этом он глядел наставнику прямо в глаза, ничуть не смутившись гневными метаморфозами облика профессора Коринея.

– Я умоляю вас последовать за мной. Ваша помощь необходима срочно.

– Кому? – прямо спросил отреченный маг.

– Одному очень… важному человеку. Пожалуйста, – взмолился Кайр, по-детски теребя рукав широкого бледно-зеленого савана, который профессор именовал «лабораторным халатом». – Время не ждет.

Впоследствии коллеге и напарнику изруганного Айнеля Сафиджи – добросердечнейшему, тишайшему и милейшему мистрилу Байю – пришлось отпаивать настойкой пустырника не только пострадавшего, но и всех остальных свидетелей эпохальной сцены. Как мэтр Кориней скидывает свой саван, снимает с вешалки плащ и невозмутимо шествует следом за выскочкой-Финскоттом. Тот самый уникальный случай, когда не СреброДама идет к горе, а гора – к СреброДаме.

Даже без тюка с одеялами и корзинки, доверху нагруженной съестным, которые самоотверженно волок на себе парень, Ниал Кориней догадался, что к шуткам и розыгрышам происходящее с учеником отношения не имеет. Предположений было множество, но бывший маг не стал торопить события, скоро все и так будет понятно. И направление, взятое Кайром, ничуть не удивило: кладбище Эль-Эглод именно для того и предназначено ныне – хоронить не мертвых, но тайны.

А тайны… тайны Ниал любил с детства. Горячие оплеухи, полученные от матери, когда он доподлинно выяснил, чем таким тайным она занимается с папашей ночью за закрытой дверью спальни, ничуть не охладили пыл мальца и страсть его к исследованиям. Дальше – больше. Куда подевались бабкины бусы? Кто сожрал полкило коровьего масла у соседки? Зачем папаша ходит в тот маленький неприметный домик на городской окраине и почему он так странно себя ведет после возвращения? На эти и другие вопросы мальчишка с легкостью находил правильные ответы, вот только они так мало радовали вопрошавших. Кому охота знать, что бусы пропиты, масло стащил любовник, а отец пристрастился курить опиум? А если дознались, то чего теперь делать прикажете, господа хорошие?

В двенадцать лет Ниал попал все-таки в Магическую академию, хотя с его стороны было приложено максимум усилий, чтобы отсрочить сей миг. Сын старшины рыбачьей артели жаждал вольницы и мечтал стать лоцманом. С магическим даром – это идеальный вариант. Всегда кусок копченой ставриды на толстый кусок хлеба и кружка пива в придачу. Но тут захворала мамаша, сильно захворала, так захворала, что на вопрос: «Когда мама выздоровеет?» – лекарь не мог ответить ничего утешительного. Мать умирала мучительно долго, под конец перестав быть похожей на саму себя, до того иссохла и скукожилась. Тогда-то и решил Ниал Кориней выучиться на мага-целителя. Он был самым старшим младшекурсником, и по идее ему полагалось стать вечным изгоем, но юные любители подлянок не на того нарвались. На голову выше иных восемнадцатилетних и в пять раз сильнее любого однокашника, Ниал не только пускал в ход свои тяжелые кулаки, но и быстро научился шантажу и манипуляциям. Кому, как не ему, разведывать маленькие мерзкие тайны молодых чародейчиков и превращать свое знание в смертельное оружие. Кто-то прячет под подушкой запрещенную книжку с картинками, кто-то любит подглядывать за младшими мальчиками в купальне, а кто-то кушает не те грибочки. Удивительно другое – Ниал Кориней сумел пройти по краю пропасти и не свалиться в нее, он удержался от искушения безнаказанно тянуть жилы из людей. Только никогда не спрашивайте, чего это ему стоило, договорились? Главное – он вырос, он набрался мастерства, но когда понял, сколь мало магия может дать медицине, как беспомощен чаровник перед холерой и дизентерией, со спокойной душой отринул свой никчемный в интересующем его вопросе дар и обратил взор к науке. Нил Кориней не побоялся снова стать студентом Университета в тридцать пять и ни разу не пожалел о своем решении.

А знаете почему, судари и сударыни? Потому что чистая совесть – чертовски приятная штука, скажу я вам.

– Вот ведь ж-ж-ж-ж… какая…

Мужчину он признал почти сразу, хотя сомнения были, и немалые. В небритом, измученном и очень нездоровом человеке от лорда Джевиджа остались только глаза – темно-серые, цепкие, жесткие. И конечно же, улыбка, справедливо приравненная врагами канцлера к запрещенному приему.

Женщину Ниал видел впервые. Хотя кто знает, может, и доводилось встречаться раньше, просто она не из тех дам, на которых оборачиваются в толпе. Незаметная, обыкновенная, как… цветок подорожника.

Но, если судить по тому, как судорожно впились пальцы лорд-канцлера в ее локоток, то в присутствии этой дамы лучше на время забыть любимое словцо.

– Добрый день, мэтр!

– И вам того же, милорд.

Они церемонно, как равный равному, поклонились друг другу.

– Леди…

– Мистрис Фэймрил Эрмаад, – поправила профессора женщина.

– Кто… кто? – выдавил из себя Ниал и, не удержавшись, прибавил-таки пару выражений, не предназначенных для женских ушей.

Рыбацкий поселок с его тяжеловесным лексиконом снова напомнил о себе множеством сравнительных эпитетов.