Честь взаймы - Астахова Людмила Викторовна. Страница 71
– Вчера в особняке лорда Джевиджа появилась женщина, по описанию похожая на мистрис Эрмаад. Причем она была вместе с самим милордом. Как раз в то самое время, когда он находился на заседании комитета по подготовке Выставки.
В голосе Лласар Урграйна порванной струной звенело подлинное отчаяние.
– Как это?!
Лалил окончательно растерялась.
– Отличный вопрос, мис Лур, и нам с вами предстоит выяснить, что происходит… – задумчиво молвило начальство и буквально через несколько мгновений, окончательно собравшись с духом, заявило: – Я приказал доставить из гостиницы ваши вещи, переодевайтесь во что-то более… приемлемое, и через полчаса я буду ждать вас в своем кабинете.
Девушка до сих пор была одета в форменное платье горничной.
– Слушаюсь, милорд.
– И еще один вопрос… вы любите пончики с вареньем?
– Угу, – мурлыкнула Лалил и по-кошачьи облизнулась.
– Тогда не опаздывайте на совещание, – буркнул командор и поспешно вышел из комнаты.
Ее необъяснимая моложавость всегда казалась ему чем-то мистическим, вроде родового проклятья или благословения. Слишком умные и жесткие глаза на почти детском личике – это немного страшно. Мис Лур наверняка умерла бы со смеху, дознавшись, что лорд Урграйн считает ее своеобразным талисманом на удачу.
На север уносились рваные тучи, похожие на летящий росчерк смертельного приговора, начертанный черной тушью прямо по багряно-алому закатному небу. Солнце садилось, сумрак густел, натужно скрипели под порывами ветра старые тополя и ясени, шуршали крылышками растревоженные переменой погоды летучие мыши, а молчали только столетние мертвецы в тесных могилах и сырых склепах – в Эль-Эглод возвращалась злодейка-ночь. Она осторожно подкралась к Фэймрил Эрмаад, пристроилась рядышком и тихонечко поскреблась острым коготком в сердце.
«Сидиш-ш-ш-шь? Мечтаеш-ш-ш-шь? – спросила ночь, сквозняком скользнув по волосам. – Дж-ж-жевидж-ж-жа ждеш-ш-ш-шь?»
Поначалу Фэйм не поддалась на провокацию. Она была полностью уверена – Росс прекрасно знает о грозящей ему опасности, помнит, что нужно выпить антидот, а если вдруг запамятовал, то рядом есть Кайр. Да и вообще милорд – человек обязательный и пунктуальный, он в ладах со временем и вернется, как условились, до заката. Посему спокойно готовила на ужин кашу, мыслями пребывая в местах гораздо более приятных, чем кладбищенский дом. Думалось мистрис Эрмаад о маленькой девочке, отныне носящей имя ее покойной дочери. Киридис на староэльлорском означает Принцесса Травы, красиво и символично. В старинных сказках одноименной фее приписывались всевозможные добрые чудеса, начиная с благополучного возвращения домой заблудившихся детей и заканчивая воссоединением сердец разлученных влюбленных.
Думала, мурлыкала под нос детскую песенку, приглядывала за варевом в котелке, чувствуя себя большой, мягкой и полосатой:
– Кашка в горшочке буль-буль, кошка у печки мур-мур, спи, моя крошка, бай-бай, глазки свои закрывай…
Но за стенами дома становилось все темнее и темнее, а на душе у Фэйм все тревожнее и тревожнее. И сколько ни уговаривала она себя, что время еще есть, что Росс взрослый и не заблудится, но постепенно куда-то вместе с последними лучиками солнечного света утекла вся убежденность, что все обойдется.
«Все будет в порядке, все будет хорошо. Он скоро придет. Вот-вот, совсем скоро».
И тем не менее мистрис Эрмаад не поленилась подняться по шаткой рассохшейся лестнице на второй этаж, отодрать доску на окне, чтобы из него прокричать: «Росс! Росс!» – в надежде, что он где-то совсем рядом. Но в ответ ей только расхохоталась ночь и дыхнула в лицо холодным влажным ветром. Ночь, мгновенно вспыхнувшая сотней оранжевых глаз.
– ВсеТворец-Зиждитель! На Тебя одного уповаю, Тебя одного зову, Тебе вверяю дух свой!
Страх мгновенно растерзал в клочья хрупкий душевный покой женщины. В пыль, в прах, в ничто обратились мысли и чувства. Полосатую кладбищенскую кошку поймали живодеры и веселья ради забивают камнями. Каждый камень – вариант постигшей Росса Джевиджа страшной участи: милорда убили-зарезали-застрелили, он умер из-за зелья, он избит и при смерти, заключен в тюрьму, пойман врагами, пытаем и скован чарами. Неведомо сколько прорыдала мистрис Эрмаад, сжавшись в комок возле огня и раскачиваясь из стороны в сторону.
Он не вернулся! Случилось что-то ужасное! Все пропало! Что же делать? Что может сделать трусливая беспомощная тетка, сидящая в отрезанной от всего мира развалюхе посреди кладбища, окруженная со всех сторон стаей ночных голодных тварей? Ничего! Совсем. А нужно бежать к профессору, звать на помощь Кайра, искать лорда Джевиджа, пока еще есть немного времени. Фэйм прижала к груди пузырек с противоядием и стальную «раковину»-ключ. Два главных сокровища, бесполезные в отсутствие живого и здорового Росса. Как тут не прийти в отчаяние?
Она так и сделала – билась головой об собственные колени, выла, молилась, дергала себя за волосы.
«Ничтожество! Ты самое никчемное существо на всем белом свете!»
Но отчаяние в безнадежном положении даже полосатых кошек превращает в кровожадных тигров. Или сводит с ума.
– Надо идти к профессору, – вслух сказала себе Фэймрил и сама себе ответила: – Но до утра за порогом хозяйничает нечисть. – И тут же возразила: – Росс не боялся огнеглазых, это они страшились подойти ближе. Но он не в своем уме… буквально… в изначальном смысле…
Что-то вертелось на языке, что-то важное. Не в силах терпеть этот душевный зуд, Фэйм волчком закружилась на месте. Губы ее онемели и распухли от плача, в горле першило.
– Я. Должна. Стать. Безумной.
Где же тот колодец, на дне которого спит черное звездное небо? Где же тот источник, чья вода ядовита и дарует разуму сладостный сон забвения? Нет их, и не было, и не будет. Ибо каждый сам себе небеса и преисподняя, каждый сам себе родник счастья, вулкан страсти, река печали и море беспокойства. И сияющая вершина чести, и бездонная пропасть подлости.
Ступить нелегко на тропу подлинного безумия, она усыпана битым стеклом неисполненных обещаний, она затянута паутиной равнодушия и ведет в туман неизвестности. Когда идешь по ней, то оставляешь за собой кровавые следы.
Но Фэймрил Эрмаад не устрашилась трудностей. Глупая полосатая кошка, всегда считавшая себя трусихой и рохлей. Она не знала, что ждет ее в конце пути. И все равно отправилась в дорогу, обратно через прошедший год испытания одиночеством, через пятнадцать лет с Уэном, через смерть Кири, к той девушке в платье цвета лаванды и белой атласной лентой в косе, игравшей на пианино грустную мелодию. Только слушал ее вовсе не благородный лорд Сааджи, а молодой гвардейский офицер, удивительно неулыбчивый, сероглазый, внимательный. Он еще не герой и не знаменитость, не изукрашен шрамами, здоров и уверен в своих силах. Они оба еще не ведают о будущем. Девушка о том, что станет живой игрушкой, а сероглазый офицер – расчетливым кукловодом, и встретиться им доведется только через двадцать лет.
Девушка оборвала прихотливую мелодию и поглядела в окно…
Молодой человек вежливо встал со стула…
С обнаженного клинка его палаша на паркет капала свежая кровь…
– Я. Люблю. Его. Я. Сумасшедшая, – молвила Фэймрил Бран Эрмаад так же спокойно, как если бы попросила в кондитерской пирожное, надела старое пальто, сунула в один карман противоядие и «раковину», в другой – револьвер.
А потом решительно распахнула входную дверь и шагнула в ночь.