Честь взаймы - Астахова Людмила Викторовна. Страница 72

Глава 14

Гори, гори в ночи…

Первое, что сказал Гриф Деврай, выслушав сбивчивый и переполненный яркими эмоциями рассказ студента, было по-военному четкое:

– Не верю! Чушь! Хрень собачья! Брехня!

Безумней выдумки слышать ему не доводилось за всю жизнь. Особенно много вопросов вызывала личность так называемого лорда Джевиджа, не говоря уж об очередном вопиющем примере обывательской доверчивости, когда взрослые и разумные люди склонны верить всяким проходимцам.

– Профессор?! Ну вы-то хоть понимаете? – воззвал капитан Деврай к пожилому мэтру и по выражению его лица понял, что ошибся адресом. – Неужто вы тоже?

– Сударь мой, я все-таки естествоиспытатель и склонен доверять как очевидным, так и косвенным фактам и доказательствам, – заверил сыщика Кориней.

Профессору менее всего хотелось связываться с бывшим воякой. За рейнджерами водилась слава кровожадных рубак и законченных головорезов, которым только дай в руки оружие и власть им злоупотреблять. Но говорливый студент не оставил почтенному мэтру никакого выбора, кроме как доверить столь серьезную, почти государственную тайну какому-то отставному капитану, пьющему и безденежному.

– Как такое может быть, чтобы второго после Императора человека в государстве… изувечили и выбросили на свалку, а вместо него посадили марионетку? – недоверчиво вопрошал Гриф, чувствуя, как рушатся, точно песочные замки, все его твердокаменные убеждения об устройстве государства. – А вдруг так и государя…

Додумать крамольную мысль бывший рейнджер не решился. Слишком уж далеко от устоявшихся представлений уводили такие размышления.

– Дьявол! Разве за это мы воевали? Чтобы всякие паршивые колдуны вертели нами всеми, точно тряпичными куклами?! Нет, я не верю.

И тогда ретивое взыграло у профессора.

– Чертова задница! И это мне говорите вы – работающий на хокварских колдунов сыщик?! – взорвался он, апоплексически багровея ликом. – Пока мы тут агитируем вас в свою веру, из милорда Джевиджа, из вашего, между прочим, бывшего главнокомандующего, выбивают последний дух. Хотите вопрошать небеса о вселенской несправедливости – продолжайте в том же духе. У вас будет замечательная слушательница, – он кивнул на ужасающий воображение гипсовый слепок. – А мы пойдем выручать лорд-канцлера из новой беды.

Кориней решительно отодвинул сыщика от двери и, поманив за собой ошалелого от избытка впечатлений Кайра, оставил Грифа наедине с живописным наглядным пособием.

– Счастливо оставаться, сударь мой капитан Деврай! – рявкнул мэтр на прощание и шарахнул створкой с такой силой, что в соседней аудитории рухнул с подставки человеческий скелет по имени Красавчик, нежно любимый всеми студентами медицинской кафедры.

Но так как задерживаться рядом с гипсовой задницей Гриф побоялся, то пришлось ему догонять вредного профессора в коридоре и предлагать свои услуги.

– Я знаком с маршалом Джевиджем лично, я точно скажу, он это или не он, – торопливо оправдывался бывший рейнджер, приноравливая свой немаленький шаг к могучей поступи Ниала Коринея.

– Делайте что угодно, сударь мой, только не мешайте и не вредите. А еще лучше – помогайте чем получится – словом, делом или оружием, если понадобится, – отозвался мэтр на страстную просьбу частного сыщика.

«А что? Нам пригодится такой вот полный сил солдафон, – размышлял Ниал, искоса поглядывая на Грифа. – Старик, мальчишка и женщина не самая полезная компания для Росса Джевиджа. Пусть среди нас будет хотя бы один взрослый и сильный мужчина, способный постоять за себя и других».

Хитрый отрекшийся маг ловко сменил гнев на милость и за те часы, пока они втроем рыскали по полицейским участкам в поисках лорд-канцлера, сумел расположить к себе белобрысого капитана. Буквально без мыла залез в… одно широко известное место, чтобы Гриф Деврай проникся доверием к такому замечательному, остроумному и свойскому профессору. Когда у Ниала Коринея имелись соответствующий настрой и цель, то он умел подать себя с нужной стороны, чтобы собеседник думал: «Ба! Как же я раньше-то не замечал? Где глаза мои были? Профессор-то просто душка!» А что вы хотите, милостивые господа? Бывших магов не бывает. Да-с!

Ветер схватил Фэйм в крепкие объятия и жарко поцеловал в уста, да так крепко, что тонкая кожа лопнула и по подбородку потекла кровь. Ночь впилась совиными когтями в волосы, распутывая с таким трудом уложенный пучок. А ноги приросли к земле, едва успев ее коснуться. Мелкие тонкие корешки пожухлых трав ожили, проклюнулись из недр, зашевелились и намертво опутали лодыжки.

– Она приш-ш-ш-шла сама! – воскликнула огнеглазая тьма и ринулась на женщину со всех сторон.

«Сейчас я умру», – решила Фэйм и окончательно успокоилась. Все же смерть – самый честный из врагов, если обещает, то делает, а это хоть какая-то определенность. Жирная точка в конце бестолковой жизни никчемной женщины – равнодушной дочери, несостоявшейся матери, презираемой жены, нелюбимого и нежеланного пустоцвета. Так ей и надо, этой мистрис Эрмаад! Поделом ей!

«Обманщ-щ-щица! – рассмеялся Великий Л’лэ, сверкнув алмазами зубов. – Решила, что сможешь обвести Огнерожденного вокруг пальца, глупая девчонка? Сердце твое объято страхом, жилы трепещут, и черные косы твои поседели от ужаса – теперь ты моя!

И обернулся змеем о четырех крылах, и проглотил несчастную, посягнувшую на покой Неспящих».

Так заканчивалась страшная сказка про Неспящих, которую так любила Фэйм в детстве. Когда лежишь под теплым одеялом в уютной спаленке, а няня сонным голосом рассказывает про всякие ужасы, от которых в терпкой дрожи заходится сердце. Кто ж знал, что сказки сбываются?

Взяли в кольцо, замкнули круг – большие и маленькие, спокойные и настороженные, смеющиеся и скалящиеся, терпеливые и резвые. Черные-пречерные и древние-предревние. Неспящие.

– Ты приш-ш-ш-ш-шла к нам… ты не боишься?.. ты не сможешш-ш-ш-шь нас обмануть… ты это знаеш-ш-ш-шь?

– Мне. Надо. Идти, – успела сказать Фэймрил Бран, прежде чем тело полностью одеревенело.

– Молч-ч-ч-чи! О, молч-ч-ч-чи! Разве ты не слыш-ш-ш-шиш-ш-ш-шь? Это Он!

И почтительно расступились перед Ним – Великим Огнерожденным. Как описать словами человеческого языка Вечность и Тьму? Как рассказать о Том, Кто видел Зарю Мира и станет последним свидетелем его Заката? А Фэйм не могла даже зажмуриться, ибо бесполезно. Когда Великий Л’лэ хочет стать увиденным, то так тому и быть, хоть закрывай глаза, хоть нет. Он заслонил собой половину неба – черная глыба с факелами раскосых жадных очей без зрачка.

И обернулся змеем-аспидом, черным-пречерным, четырехкрылым и алмазозубым. Тугие кольца оплели женщину с ног до головы. Чешуйка к чешуйке, твердая, как сталь, броня, покрытая тончайшим перламутровым лаком, внутренний жар, исходящий волнами от могучего бессмертного тела. Он был… так прекрасен, что Фэйм чуть не разрыдалась. Так прекрасен сам богоданный мир. Он просто есть, он существует, он настоящий.

От Великого Л’лэ пахло медом, цветами и нагретой солнцем землей, а прикосновения длинного раздвоенного языка к лицу казались изысканными лобзаниями.

– Ты не боиш-ш-шься! Ты любиш-ш-шь его? Ты любиш-ш-шь! Ч-ч-ч-еловека ис-с-с ж-ш-ш-шелез-з-з-за, мужч-ч-чину бес-с-с сердц-ц-ца, воина бе-с-с-с меч-ч-ча. Слыш-ш-шите, Неспящ-щ-щие, как стуч-ч-чит ее сердеч-ч-чко?

– Слыш-ш-шим! – взвыли на разные голоса огнеглазые.

– Она бесстраш-ш-шна! Она наш-ш-шлась!

Голос змея ароматным ядом сочился в уши, он сладким нектаром тек в уста и горячим жаром разливался в груди.

– Мы – неч-ч-чисть, бесстраш-ш-шная, и мы тысяч-ч-чу лет ж-ж-ждали этой ноч-ч-чи. Когда явиш-ш-шься ты и освободиш-ш-шь Неспящ-щ-щих от уз-з-з ч-ч-человеч-ч-чьего с-с-страха любовью безумной к сумасш-ш-шедш-ш-шему, – прошептал Великий Л’лэ прямо на ухо.

В один миг исчезли змеиные кольца, а перед Фэйм сидел громадный черный пес. Ну… или кто-то очень похожий на пса. Если, разумеется, на свете есть собаки размером с быка, с огненной гривой и стальными крыльями. Его сородичи тоже стали очень похожи на собак, в мгновение ока сменив облик.