Товарищ жандарм - Сергеев Станислав Сергеевич. Страница 5

Основных фигурантов было четверо. Двое из них, у кого родители были весьма состоятельными, учились в Таврическом национальном университете Симферополя, один работал на автомойке, а четвертый торговал на рынке. Всех четверых без особых проблем повязали, немного попинав для приличия, и в течение дня вывезли за город в условленное место. Потом с левых телефонов позвонили родителям, которые принимали самое активное участие в подкупе следственных органов, и предложили еще раз заплатить за детишек, но теперь не за их свободу, а за жизнь. Причем жестко намекнули, что в милицию лучше не обращаться. Они и не стали: у них были свои менты, которых они неофициально все-таки привлекли к делу. Когда было назначено место и время встречи для обмена, по данным радиоперехвата и прослушивания, они активно стали собирать соплеменников, и к месту встречи чуть раньше назначенного срока подъезжала целая колонна.

Мы тоже неплохо подготовились. Радиостанции, несколько фугасов, растяжки, пулемет Дегтярева времен Великой Отечественной войны, который откуда-то умудрился притащить Мишка, винтовки с глушителями. Я прихватил свой карабин, к которому запасливый Димка подогнал целый цинк специальных дозвуковых патронов УС. На вопрос, откуда такое богатство, которое учитывается по отдельному списку и так же списывается, он съехал с темы, ссылаясь на старые запасы.

Димка, залегший со снайперской винтовкой на высотке, вышел на связь.

— Крот, вижу бородачей в зеленке.

— Сколько?

— Человек десять. Идут двумя группами.

— Твои рекомендации?

— Подпускаем к линии кустов и работаем всех по-тихому.

— Справимся?

— Не базар. Народ непуганый, идет в открытую.

— Работаем.

Я накрутил глушитель на карабин, поставил оптический прицел белорусского производства и вставил магазин, снаряженный УСками.

Сетка прицела остановилась на вылезшем из кустов дядьке с бородой, в камуфляже с автоматом в руках. Дистанция как раз вполне приличная для АКМа — метров сто пятьдесят, да и позиция что надо.

Хлоп-с-с-с. Лязгнул затвор, выбрасывая гильзу. Бородач как подрубленный завалился набок. Рядом завалились второй и третий. Они заметались, стали лихорадочно снимать оружие с предохранителей и щелкать затворами. Хлоп-с-с-с. Хлоп-с-с-с. Все — первая группа лежит. Теперь вторая. В голове навсегда отпечатались искаженные болью лица, так хорошо различимые через оптику.

Для меня, не воевавшего и не пролившего до этого крови врага, все слилось в мелькание картинок. Хлопки глушителя, дерганье затвора, падающие фигуры, но при этом я помню азарт и ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения, когда уничтожаешь врага и выходишь победителем.

Потом загрохотало. Сработали фугасы, и в пламени разрыва исчез микроавтобус, судя по номеру, маршрутное такси, снятое с городского маршрута, и забитое под завязку боевиками. Я забылся и вставил в карабин магазин с обычными охотничьими патронами, которые наносили страшные рваные раны. С фланга периодически стучал «дегтярь» Мишки, расстреливая залегших в расщелине боевиков. Убегающих по склону людей поглотило пламя взрыва — там сработала растяжка на МОНке. Снова хлопки и взрывы. Даже сейчас, по прошествии времени, я с трудом могу восстановить все картины того первого боя.

На холме, связанными, на коленях стояли четверо мерзавцев, которые лишили матери моего сына и меня женщины, которую, несмотря на все наши проблемы и конфликты, я до сих пор любил. Они мычали через кляпы и видели всё: как гибнут их родители и соплеменники, которые решили, что законы страны, которая их приняла, писаны не для них. А их закон — это право сильного и наглого, который привык к вседозволенности и безнаказанности…

Когда никто уже не мог в нас стрелять и осталось несколько стонущих раненых, которых деловито добивал Димка, по-хозяйски расхаживающий среди раскиданных тел, ко мне подошел Мишка и протянул пульт. Он ничего больше не сказал, подхватил лежащий на земле автомат одного из боевиков, чуть оттянув затвор, деловито проверил патрон в патроннике и присоединился к Березину — зачищать свидетелей.

Я держал пульт и смотрел на холм, где сидели четыре связанные фигуры. До них было метров тридцать, и отсюда я слышал, как они выли, предчувствуя свою смерть.

Как интересно и многогранно устроен наш мир. Для нас самым сильным поступком было бы отказаться от мести и простить, такие мы люди, добрые, приветливые. А для них это позор, признак слабости, после которого мужчину начинают презирать. Я был нормальным человеком, со своими принципами и моральными нормами, но на сильный поступок был не способен. Отвернулся и стал спускаться с холма к своим друзьям, которые ждали меня и моего выбора. Опустив голову, я нажал на кнопку. Сзади грохнуло. Я изменился и уже никогда не стану прежним.

Потом был быстрый сбор трофеев и отступление. Позже мы сделали несколько закладок из захваченного оружия и боеприпасов. Боевики неплохо подготовились для встречи с нами. Тут были и потертые АКМы, которые, видимо, долго гуляли по горячим точкам бывшего СССР, и новенькие карабины «Форт», родные братья моего, несколько боевых ПМов и травматиков, АК-74, охотничьи ружья, такой же пулемет Дегтярева и даже целенький РПО «Шмель».

Мы ушли чисто, не оставив свидетелей, и согласно плану отхода разделились, и каждый должен был уходить по своему маршруту.

Ребятам повезло, но наши противники подстраховались: они сразу просекли, чьих рук это дело, и меня заранее объявили в розыск. На выезде из города уже стояли усиленные патрули, тормозили любой транспорт и осматривали машины.

«Вот попал».

Я почему-то был уверен, что ищут меня. А в машине на всякий случай лежал и мой карабин, и обвес к нему, и боеприпасы, и куча всего другого интересного, за что меня могут неплохо закрыть. Вот ведь дурак жадный. Я вывернул из потока и стал разворачиваться, что не прошло незамеченным, но за мной никто не погнался. До вечера крутился по городу, изучая систему патрулей и возможные выезды из города. За мою скромную персону взялись серьезно, и то, что мне не дадут нормально пересечь границу, тоже не сомневался. Поэтому придется немного пошуметь, устроить тарарам и по-тихому уйти одним из резервных маршрутов. Александр Звонарев должен умереть. Я сгонял к одному из наших схронов, загрузил в машину еще оружие и боеприпасы, взрывчатку и выехал по дороге, которую, как правило, не перекрывали.

Так и нарвался из-за своей самоуверенности. Заехав на заправку, дозаправить бак и залить канистры, я через некоторое время увидел машину госавтоинспекции, которая встала рядом, и из нее вышли двое «гайцов» в бронежилетах, причем один из них, сержант-татарин, был вооружен укороченным АКС-74У. Сделав вид, что они меня нисколько не интересуют, я загрузил канистры в багажник джипа и стал собираться. Гаишники, мельком осмотрев заправку, пошли обратно, когда у татарина запиликал телефон, принимая MMSку. Он остановился, просматривая присланную от соплеменников фотографию, и медленно повернул голову ко мне, и мы встретились взглядами. Удивленно смотря на меня и сравнивая с фотографией, полученной на мобильник, он как-то неуверенно и медленно потянулся к автомату.

«Ну и дурак. Понабирают гостей из горных аулов, которые только бабки сшибать умеют с лохов-водителей…»

Выхватив из оперативной кобуры ПМ, передернул затвор, загнав патрон в патронник, и, уже не раздумывая, выстрелил ему в грудь, прямо в бронежилет.

БАХ! Тело отлетело метра на два, не удержавшись на ногах, покатилось по земле, глухо звякнул автомат, упавший на асфальт. Его напарник, молодой славянский парнишка, ошарашенно смотрел на направленный на него ствол и просто хлопал глазами. Я дико закричал, пытаясь пробить его шок:

— На землю! Лежать, иначе завалю!

Подойдя к нему почти вплотную, ударил ногой по голени и, когда он упал на землю, расстегнул кобуру, вытащил табельный ПМ и запасной магазин. Немного подумав, забрал мобильник и заставил снять бронежилет. Ему это не нужно, мне, любимому, может понадобиться.