Сокровенные тайны - Браун Сандра. Страница 34

Но Алекс уже знала ответ. Она знала его до того даже, как он пожал плечами и его лопатки задели ее грудь. Алекс едва не потеряла дар речи. Следующий вопрос потребовал от нее больших усилий.

– Из-за вас, да? Из-за вашей с ней дружбы?

– Возможно. И кроме того, она была и впрямь самая красивая девочка на всю округу. Большинство девчонок считали ее соперницей, а не подружкой. Держитесь, – предупредил Рид, направляя лошадь в сухую балку.

Силой инерции ее толкнуло вперед, на него. Инстинктивно она сильнее прижалась к нему. Он глухо охнул.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего.

– Я так поняла, что вам не очень удобно.

– Если б вы были мужчиной и на лошади, идущей круто под уклон, и вас швыряло бы на луку седла так, что ваши мужские достоинства чуть не вылетали бы из штанов, вам бы тоже было не очень удобно.

– Ох!

– Черт! – буркнул он.

Пока они не выехали на равнину, их неловкое молчание нарушало лишь тяжелое постукивание копыт лошади, которая осторожно ступала по каменистой земле. Чтобы не показывать свое смущение и укрыться от холодного ветра, Алекс уткнулась лицом в подбитый фланелью воротник его плаща. Наконец она произнесла:

– Значит, со всеми своими трудностями мама обращалась к вам.

– Да. А когда не обращалась, я, зная, что дело плохо, сам шел к ней. Однажды она не пришла в школу. Я забеспокоился и в обед пошел к ней домой. Ваша бабушка была на работе. Седина сидела одна. И плакала. Я испугался и заявил, что не уйду, пока она мне не скажет, что случилось.

– И в чем было дело?

– У нее были первые месячные.

– А…

– Как я понял, миссис Грэм наговорила ей такого, что Селина сама себя стыдилась. Нарассказала ей всяких жутких историй про проклятие, которое пало на Еву, и прочую чушь. – В голосе его звучало осуждение. – Она и с вами так же обходилась?

Алекс отрицательно покачала головой, не отрывая лица от его воротника. От шеи Рида шло тепло, она ощущала его запах.

– Со мной она была не так сурова. Наверно, к тому времени, как я достигла половой зрелости, бабушка и сама уже сильно просветилась.

Только когда Рид осадил лошадь и спрыгнул на землю, Алекс заметила, что они подъехали к маленькому каркасному домику.

– И что же мама?

– Я ее утешал, сказал, что это нормально, нечего тут стыдиться, что она стала настоящей женщиной.

Он накинул поводья на коновязь и закрепил их.

– Помогло?

– Наверное. Она перестала плакать и…

– И?.. – настаивала Алекс, чувствуя, что он хочет опустить самую важную часть рассказа.

– Ничего. Перекиньте ногу.

Помогая ей сойти с коня, он уверенно взял ее сильными руками за талию и опустил на землю.

– И все-таки, Рид?

Она уцепилась за рукава его плаща. Губы у него сжались в тонкую упрямую складку. Обветренные мужские губы. Она вспомнила фотографию, на которой Рид целует Седину, когда она стала королевой вечера выпускников. И Алекс снова ощутила, как у нее внутри как бы поднимается и опадает теплая волна.

– Вы ее поцеловали, да?

Он неловко повел плечом.

– Я ее и раньше целовал.

– Но в тот раз впервые по-настоящему, правда?

Он отпустил ее и, поднявшись на крыльцо, распахнул дверь.

– Хотите – заходите, хотите – нет, – бросил он через плечо, – дело ваше.

Он исчез в доме, оставив дверь открытой. Подавленная, но снедаемая любопытством, Алекс пошла за ним. Парадная дверь вела сразу в гостиную. Слева арка, сквозь нее виднелась кухня, она же столовая. Коридор напротив вел, надо полагать, в спальню; ей было слышно, как там возится, ища что-то, Рид. Она рассеянно закрыла дверь, сняла очки, перчатки и огляделась.

Видно было, что это холостяцкое жилище. Мебель подбиралась для отдыха и удобства, а отнюдь не для украшения. Шляпу он положил на стол, а плащ и перчатки бросил на стул. На остальных предметах обстановки не стояло и не лежало ничего, зато полки были забиты всякой всячиной – как будто уборка сводилась к тому, чтобы засунуть все до последней мелочи. У потолка в углах висела паутина, сверкавшая на солнце, которое пробивалось сквозь пропыленные жалюзи.

Он вернулся с летными очками в руках и поймал ее взгляд, устремленный на паутину.

– Раз в несколько недель Лупе присылает одну из своих племянниц. Пора уж ей, пожалуй, прийти, – объяснил он просто, не оправдываясь и не извиняясь. – Кофе хотите?

– Да, спасибо.

Он пошел на кухню. Алекс продолжала бродить по комнате, притоптывая, чтобы восстановить кровообращение в замерзших ступнях. Ее внимание привлек высокий кубок в одном из встроенных в стену шкафов. «Лучшему игроку» – печатными буквами было выгравировано на нем, потом имя и фамилия Рида и дата.

– По цвету – то, что нужно?

Он подошел к ней сзади. Когда она обернулась, он протянул ей кружку с кофе. И молока не забыл добавить.

– Прекрасно, спасибо.

Указав кивком головы на кубок, она спросила:

– Это в старшем классе, да?

– Угу.

– Очень почетный приз.

– Наверно.

Алекс уже заметила, что он пользуется этим, годящимся на все случаи жизни словом, когда хочет закончить разговор. Во всех других отношениях Рид оставался загадкой.

– Вы не уверены, что он очень почетный?

Он опустился в мягкое кресло и вытянул ноги перед собой.

– Я тогда понимал, да и теперь понимаю: за моей спиной стояла отличная команда. Выдвигали и других игроков, не хуже меня.

– Джуниора?

– Да, и его тоже, – ответил он, уже готовый к обороне.

– Однако награду получили вы, а не Джуниор. Он зло посмотрел на нее.

– Это необыкновенно важно, надо понимать?

– Не знаю, важно ли?

Он саркастически рассмеялся.

– Хватит играть со мной в следовательские игры, говорите, что у вас на уме.

– Ладно. – Притулившись к подлокотнику дивана, она внимательно посмотрела на него и спросила:

– А Джуниора задело, что вас назвали лучшим игроком команды?

– Спросите его.

– Может, и спрошу. Спрошу и Ангуса, как он к этому отнесся.

– На банкете по поводу вручения призов Ангус просто лопался от гордости.

– Он бы еще больше возгордился, если бы не вы, а его сын был признан лучшим игроком команды. Лицо Рида застыло.

– Голова у вас просто набита дерьмом, понятно?

– Вами, я уверена, Ангус тоже гордился, но не пытайтесь меня убедить, будто он не предпочел бы, чтобы этот приз достался Джуниору.

– Думайте, как вам заблагорассудится, черт побери. Мне-то какая разница. – Он в три глотка опорожнил свою кружку, поставил ее перед собой на низенький кофейный столик и встал. – Готовы?

Она тоже поставила кружку на стол, но не двинулась с места.

– Почему вы так болезненно к этому относитесь?

– Да не болезненно, просто надоело. – Он наклонился так, что их лица оказались рядом. – Этот приз двадцатипятилетней давности – всего-навсего потускневшая железяка, ни на что не годная, разве только пыль собирать.

– Тогда почему вы храните его все эти годы? Он провел пальцами по волосам.

– Слушайте, сейчас это уже не имеет значения.

– Но тогда же имело.

– Ничтожно малое. Я даже не получил стипендии как спортсмен, а ведь я рассчитывал на нее учиться в колледже.

– И что вы сделали?

– Все равно поступил.

– Как?

– Взял ссуду.

– Государственную?

– Нет, частную, – уклончиво ответил он.

– Кто дал вам деньги? Ангус?

– А хоть бы и он? Я все вернул, до последнего цента.

– Когда работали на него?

– Еще до того, как ушел из «Минтон Энтерпрайзес».

– А почему вы ушли?

– Потому что расплатился с долгами и хотел заняться кое-чем другим.

– Это произошло, как только вы кончили колледж? Он покачал головой.

– Когда я служил в авиации.

– Вы служили в авиации?

– Четыре года военной подготовки в колледже, потом, после окончания, служил офицером непосредственно в войсках. Шесть лет оттрубил на дядю Сэма. Из них два года во Вьетнаме, бомбили там этих косоглазых.