Северное сияние - Пулман Филип. Страница 20

— Выдумают тоже, мертвяки какие-то, — недоверчиво буркнул Лирин кумир по имени Дик. — Сказки это все цаганские.

— Мертвяков видели в Бэнбери, совсем недавно, недели две назад, — настаивала Лира. — И там пропало пятеро детей. А сейчас они, наверное, до Оксфорда добрались. Спорить могу, Дженни они сманили.

— А ведь точно, — задумчиво отозвался один из подростков. — Мне еще тетка рассказывала, что по дороге на Каули, что ли, мальчонка пропал. Тетка там рыбой жареной торгует, вот и слыхала. Но только мертвяки тут ни при чем.

— А вот и при чем! — взвилась Лира. — Цагане же их видели! Они детей крадут, потом их убивают и мертвых…

Внезапно она замерла на полуслове. В памяти ее всплыл тот странный вечер, когда она пряталась в шкафу рекреации. Лорд Азриел показывал ученым слайды, и там еще был какой-то человек с жезлом в руках, а этот жезл словно бы притягивал поток света. А вот позади него виднелась еще одна маленькая фигурка, но вокруг нее света было намного меньше. И лорд Азриел еще сказал, что это ребенок, а когда кто-то спросил про рассечение, он ответил, что ребенок целый и что это почему-то для них особенно важно. Лира знала, что рассечение — это что-то вроде операции, когда тебе что-нибудь отрежут.

И внезапно еще одна мысль пронзила все ее существо: Роджер! Где Роджер? Почему она не видела его с самого утра?

Ее охватила паника. Пантелеймон, обернувшийся карликовым львом, спрыгнул с ее плеча на мостовую и негромко рыкнул. Рассеянно кивнув мальчишкам у ворот рынка, Лира, словно в забытьи, медленно побрела вниз по улице, а потом побежала, все быстрее и быстрее, так что Пантелеймон, теперь уже гепард, не поспевал за ней. Через мгновение она стояла на пороге колледжа Вод Иорданских.

Старый лицемер Шустер притворно вздохнул:

— Мне пришлось обо всем доложить их милости магистру. Да уж, Лира, не хотел бы я сейчас быть на твоем месте. Нагорит тебе.

— Где Роджер? — требовательно спросила Лира.

— Почем же я знаю. Тоже, поди, гоняет где-нибудь. Ну, ничего, обер-лакей Кавсон ему пропишет, дай срок…

Не дослушав болтливого старика, Лира бросилась на кухню.

— Вы Роджера не видели? — кричала она, задыхаясь от влажного чада.

— Лира, не путайся под ногами, — шуганул ее повар. — И без тебя дел по горло.

— Где Роджер? Его кто-нибудь видел сегодня?

Слова ее тонули в грохоте кастрюль. Главный повар отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.

— Да неужели же его никто не видел?!

Кондитер Берни попытался было утихомирить разъяренную Лиру, но она, заливаясь злыми слезами, ничего не хотела слушать.

— Они схватили его! Мертвяки схватили Роджера! Гады, гады, я убью их! А вам плевать, вам всем плевать!

— Тише, тише, Лира, нам вовсе не плевать…

— А я говорю, плевать! Он пропал, а вы сидите тут, не ищите его! Как я вас всех ненавижу!

— Уймись, девочка. Никуда твой Роджер не делся. Заигрался и спит, наверное, где-нибудь. У нас правда дел по горло. Через час надо ужин подавать, у господина магистра сегодня прием в личных покоях, там и накрыть велено. Значит, главный повар будет сам подавать, а еще, не дай бог, остынет какое кушанье. Ты же умница, все понимаешь. Найдется твой Роджер, никуда…

Не дожидаясь продолжения, Лира опрометью бросилась вон из кухни, своротив по дороге гору серебряных колпаков для блюд. Сопровождаемая грохотом посуды и проклятиями поваров, она кубарем скатилась по лестнице, выскочила во двор и помчалась дальше, мимо Храмины, мимо Палмеровой башни, прямиком к самым старым постройкам колледжа, располагавшимся вокруг площади Яксли.

Гепард-Пантелеймон не отставал от девочки ни на шаг. Перескакивая через две ступеньки, они взлетели вверх по двенадцатой лестнице, где под самой крышей находилась Лирина комнатка. Она ногой распахнула дверь, ворвалась внутрь, подтащила к окну деревянный стул и вылезла на крышу. Вернее, сначала спрыгнула в неширокий освинцованный водосток, он проходил точно у нее под окном, а уж потом, цепляясь руками и ногами за шершавые черепицы, вскарабкалась на самый гребень крыши. Тут Лира выпрямилась в полный рост, сжала кулаки и пронзительно завизжала. Обернувшийся грачом Пантелеймон, который, будучи на крыше, любому обличью предпочитал птичье, описывал круги у нее над головой и оглушительно каркал.

Предзакатное небо вобрало в себя все оттенки оранжевого: персиковые, кремовые, золотисто-розовые облака хотелось лизнуть, так они были похожи на фруктовый пломбир, а Оксфорд пытался дотянуться до них своими шпилями и башнями. На восток и на запад от города тянулись густые леса: с одной стороны — чащобы Шато-Вер, с другой — Уайтхэма. Вороний грай и звонившие к вечерне колокола сливались в единую мелодию, а чуть позднее к ней присоединился все нарастающий рокот двигателя, возвещавший, что вечерний дирижабль Королевских Почтовых Авиалиний отправился в Лондон. Лира следила глазами за блестящей точкой, которая вдруг взмыла над колокольней церкви Святого Михаила и, становясь все меньше, меньше, меньше, совсем истаяла в вечернем небе.

Девочка опустила голову и посмотрела вниз, на исчерченный длинными тенями внутренний двор. Близился вечер. Облаченные в докторские мантии и шапочки профессора неспешным шагом шли в Трапезную, и у каждого на плече сидел его альм, а если не сидел, то либо семенил рядом, либо вился над головой. Витражные стекла парадной залы озарились неярким светом — это слуги одну за другой зажигали лигроиновые лампы. Прозвенел звонок — лакеи начали накрывать столы. Значит, через полчаса ужин.

Вот он, безмятежный Лирин мир. Как страстно она желала удержать его! Но все вокруг неотвратимо менялось. Кто-то чужой вторгся в этот милый сердцу покой. Кто-то страшный воровал детей. Лира опустилась на гребень крыши и уперлась подбородком в коленки.

— Спасать их надо, Пантелеймон.

Сидя на печной трубе, грач-Пантелеймон прокаркал:

— Р-р-риск!

— Сама знаю, а что делать?

— Пр-р-рипоминаешь, что говор-р-рили в Р-р-реакреации?

— Про что?

— Пр-р-ро Ар-р-ктику, про ребенка, про то, что он Серебристую Пыль не притягивает.

— Да, только они еще сказали, что ребенок целый. Понимаешь, о чем речь?