Черный проводник - Конторович Александр Сергеевич. Страница 17

Главное управление

пограничной и внутренней охраны НКВД СССР

Даурский погранотряд

1935

– Вот, смотри! Это теперь твой участок ответственности, – опершись рукою о стол, начальник разведывательного отдела провел рукою по карте. – Территория – будь здоров! Сопки, реки, тайга – сам черт ногу сломит!

Лейтенант Кожин с интересом рассматривал карту.

– А эти значки?

– Это пикеты. Выставлены в тех местах, где наиболее вероятен прорыв противника с сопредельной стороны.

– И что же – бывают тут такие?

– А ты думал?! Не каждый день, понятно, но пробуют иногда. Думаешь, на той стороне у нас друзей полно? Как же! Спят и видят, как бы куснуть почувствительнее.

Собеседник лейтенанта сел на стул и, вытащив из коробки папиросу, постучал ею об коробку. Чиркнул спичкой.

– Ты кури, если охота.

– Спасибо, – Кожин тоже чиркнул спичкой, прикуривая. – А кто там – на той стороне?

– В основном, конечно, контрабандисты. Как правило – китайцы, у них этот промысел еще с царских времен отлажен. Но и всякой прочей швали хватает. Хунхузы забредают, но это редко, они больше на своей стороне шалят. А вот казаки… те, бывает, и к нам заглядывают. Не могут, сволочи, простить своего разгрома. Тут ведь и семеновские недобитки окопались, и еще не пойми кто… Как это у попов говорилось – всякой твари по паре.

– А у нас тут что?

– Да, почитай, ничего и нет. В деревнях народ живет – так он тут уже сто лет живет. В тайге всякие людишки обретаются, так те в деревню только за припасом и заходят. В основном в лесу сидят безвылазно. Среди них тоже есть… всякие. Документов у большинства жителей здесь еще с давних времен не водилось. По причине ненадобности – отсюда-то никто ведь никуда, окромя как в армию по призыву, не выезжал. Сейчас-то мы это дело поправили, по крайней мере – переписали всех, кто и где живет. Но все равно… полной ясности нет.

– Так местное население нам не помогает?

– Хм! Ну, как тебе сказать… Помогать-то помогает… только вот особого рвения в этом нет. Контрабандисты-то кому свое добро волокут? Им же и тащат, а уж те далее его налаживают.

– И что же они несут?

– Спирт. Марафет. Порошки разные и прочее добро. Ткани всякие. Даже иголки с нитками. В любой дом зайди – у всех это есть. А спросишь, где взял – ответ один. Мол, на базаре купил.

– Марафет тоже?!

– Нет, тут с этим делом строго – не потребляют. Он весь в глубину страны идет. Но меньше стали его таскать, это уже милиции в плюс – повывели любителей.

– А назад контрабандисты что несут?

– Золото. Иногда монеты царские попадаются. Но в основном – песок и самородки. Деньги наши попадаются, но нечасто.

– А откуда берут?

– Иногда отсюда, в тайге его тайком моют. В иных случаях – привозят еще откуда-то. У нас здесь с оперативным обеспечением трудно. Население местное нас не то чтобы не любит – этого нет, но… как бы тебе сказать… не жалует. На словах все вежливые да уважительные, а вот на деле никто помогать не рвется. Здешние места – каторжные, сюда еще Николашка всяких душегубов, опосля каторги, ссылал на вечное поселение, так что память у них тут осталась прежняя. Да и уклад жизни соответствующий. Мол, не тронь меня – и я тебя не трону. Засядут за своими заборами – и всё тут. Промеж себя, ясен пень, у них иначе дело обстоит. Примут и обогреют, да в беде помогут. А к властям отношение… в общем – сам все увидишь.

– Стало быть, мне в основном на свои силы и рассчитывать?

– Да. Именно так. На заставе тридцать восемь бойцов да два младших командира. Вот и все твои наличные силы.

– А что мало-то так?

– Так и у других не лучше. В отряде мангруппа [4] – шестьдесят сабель. Да броневик один, еще с революционных времен. Две пушки есть. Медвежий угол – что ты хочешь?! Подкрепление нам обещано… да когда его ждать?

– Понятно… а с вашей стороны как? Хоть какая-то информация о той стороне будет? Или так и сидеть всю дорогу настороже?

– А тебя сюда зачем прислали? Скажут сидеть – будешь даже спать вполглаза, с поста не отлучаясь никуда! – начальник разведотдела пригасил папиросу. – Ладно… не тушуйся… Мы тоже здесь не лаптем щи хлебаем. Не скажу чтобы много, но кое-что нам оттуда попадает. Мы же пикеты не просто так выставляем. Да меняем их частенько тоже не потому, что так левая пятка пожелала. То, что будет надобно, до сведения доведем своевременно. Твое дело – опосля этого не зевнуть. Усек?

– Понял.

– А раз понял – собирайся. В комендатуре с утра ваш старшина штаны просиживает. Хотел еще вчера отъехать, да я придержал – узнал о твоем прибытии. Вот он на заставу-то и проводит. В канцелярию зайди, там тебе документы по всей форме уже небось выписали.

Выйдя из комендатуры, Кожин огляделся по сторонам. Его внимание привлекли три завьюченные лошади, стоявшие у коновязи. Завьюченные – стало быть, груз везут, и неблизко, да не по самой лучшей дороге. Вполне вероятно, что как раз на заставу и собираются. А раз так, где-то и старшина должен рядом быть. Только где? А вот сейчас и выясним…

Подойдя к коновязи, лейтенант поставил на землю свой чемодан и решительно принялся отвязывать лошадь.

– Эй-эй, не балуй там! – топот ног раздался откуда-то с правой стороны. – Ох! Извините, товарищ лейтенант! – осекся кричавший, увидев знаки различия Кожина.

Обернувшись, лейтенант разглядел веснушчатого красноармейца, растерянно переминавшегося с ноги на ногу.

– А старшина ваш где, товарищ красноармеец?

– Отошел на минутку, товарищ лейтенант! Газеты получает – как раз свежие привезли.

– А вы, как я понимаю, при лошадях?

– Красноармеец Федотченко, товарищ лейтенант! А вы, простите, не наш ли командир новый будете? А то товарищ старшина мне приказал во все глаза смотреть – мол, говорит, не упусти!

– Так и есть, товарищ Федотченко. Назначен к вам командиром заставы. А вы откуда будете?

– С-под Смоленска я, товарищ лейтенант! Тут уж второй год служу.

– И как служба?

– По-всякому бывает, товарищ лейтенант. Иной раз и по трое суток неспамши сидим… А иногда – тихо, хоть ворон считай.

– Стреляют здесь?

– Случается. Дак вы и сами все вскорости увидите. А вот и старшина!

От крыльца комендатуры к ним направлялся коренастый мужик. (Форма подогнанная, сидит ладно – сверхсрочник, скорее всего.) В руках подходивший нес пачку газет и журналов, перевязанную бечевкой. Подойдя ближе, старшина бросил куда-то к виску лопатообразную ладонь.

– Старшина Храмов, товарищ лейтенант! – представился он. – А вы, товарищ лейтенант, не иначе как наш новый командир?

– Точно так, товарищ старшина, – кивнул Кожин. – Вот мои документы, ознакомьтесь.

– Все правильно, товарищ лейтенант, – прочитав удостоверение, пробасил старшина. – Вещи ваши где забрать прикажете?

– Вот они все, – ткнул ногою чемодан лейтенант. – Можем ехать хоть сейчас.

– Федотченко! Прибери чемодан! И вот это, – поднял Храмов с земли пачку, – во вьюки убери. Отложишь там, как обычно…

– Разрешите исполнять, товарищ лейтенант? – обернулся к новому командиру красноармеец.

– Выполняйте!

– Коня я вам привел, товарищ лейтенант. Он с другой стороны здания, там тенек… Все наши кони там привязаны, здесь только вьючные, тут грузить их ближе, – старшина протянул в ту сторону здоровенную ручищу. – Пойдемте?

Конь оказался хорош! Статный и холеный, он прядал ушами и настороженно косился глазом на нового хозяина.

– С норовом… – одобрительно проворчал Храмов. – Но – добрый коняка! Орликом кличут. Прежний наш командир оченно его ценил!

– А что с ним стало-то? – не поворачивая головы, спросил Кожин. – Отъехал куда? Или перевели?

Уже заканчивая фразу, он понял, что сморозил что-то не то. По тому, как помрачнел собеседник, стало ясно, что предположения были неверными.

– Так… погиб наш командир…

– Как это?