Черный проводник - Конторович Александр Сергеевич. Страница 21

– Значит, так! – хлопнул ладонью по столу Слуцкий. – Генерала этого найдите. Людей его. Все архивы поднять и хорошенько перетряхнуть. Искать любое упоминание об этой операции. Не могла же она производиться на страх и риск одного человека? Да и средства там, судя по всему, немалые задействованы. Они тоже не из воздуха взялись, так ведь? Далее. Проводник явно работает не один, вопрос – с кем? Где его организация? Кто в нее входит, как финансируются? Под какой крышей действуют? Установить адрес в Харбине, взять под наблюдение. У вас какие-то соображения по этому вопросу есть?

– Есть, Абрам Аронович. Яровцев упомянул, что Проводник несколько раз выводил в Россию агентов разведки. Стало быть, они могут что-то о нем рассказать. Считаю целесообразным поискать и здесь. Не факт, что все они принадлежали к ведомству Сомова.

– Разумно, – кивнул комиссар. – Действуйте, Олег Иванович! О результатах доложите лично. Через… – он заглянул в настольный календарь, – месяца вам хватит?

– Хватит для того, чтобы правильно расставить все силы и определить направления работы, Абрам Аронович.

– Значит, через месяц. Все, товарищ майор. Жду вас с докладом.

Даурский погранотряд

Бросив поводья сопровождавшему красноармейцу, Кожин легко взбежал по ступеням штаба. Ответив на приветствие дежурного, он поднялся на второй этаж. У него было приподнятое настроение. Откровенно говоря, поводы для некоторого носозадирания имелись, и весьма серьезные. Всего полгода прошло с того момента, как он прибыл на заставу. Оглядываясь назад, лейтенант сам удивлялся тому, как в сущности нелепо он должен был выглядеть тогда в глазах окружающих. Сегодня ему самому казались смешными некоторые собственные высказывания. Окунувшись с головой в повседневные заботы своего немаленького хозяйства, он быстро растерял неуместный здесь юношеский максимализм и уверенность в собственной непогрешимости. Самым же лучшим уроком для него явилось произошедшее, через месяц после его прибытия на заставу, столкновение с контрабандистами. На этот раз группа попалась немаленькая, только носильщиков было человек пятнадцать. Да десяток вооруженных бандитов шли в сопровождении. Попытавшись взять руководство боем в свои руки, Кожин почти моментально расстрелял весь свой наличный боезапас, потерял где-то фуражку, охрип и сидел, прижавшись к дереву, сжимая в руке наган с одним-единственным патроном. Тем не менее, несмотря на то, что он перестал отдавать команды (а может быть, именно поэтому), бой отчего-то не прекратился, а разворачивался своим чередом. Ловким и умелым маневром пограничники обошли контрабандистов и отрезали им обратный путь к границе. После чего частым винтовочным огнем прижали бандитов к земле. Смекнув, что дело плохо, носильщики, побросав груз, начали разбегаться во все стороны. И трое из них, ломившиеся напропалую по бурелому, выскочили прямо на лейтенанта. Отступать было невозможно, стрелять нечем – патронов не было. Один патрон – не в счет. Вскочив на ноги, Кожин выхватил из ножен шашку. И, потрясая ею, заорал носильщикам что-то невразумительное. Надо думать, вид всклокоченного пограничника, размахивавшего наганом и обнаженной шашкой, представлялся достаточно грозным и внушительным. Во всяком случае, носильщики тут же попадали на колени и потянули руки вверх.

Точку в бою поставило подкрепление, подоспевшее со стороны заставы. Десяток бойцов с ручным пулеметом разом заставили притихнуть уцелевших к тому времени бандюков. Трое самых неугомонных получили свою порцию свинца и затихли навеки. Остальные начали бросать оружие и сдаваться. В этот момент и появился на поляне командир заставы, подгоняющий перед собой троих перепуганных контрабандистов. Внешне все вышло очень даже пристойно. Во всяком случае, командование отреагировало на этот бой самым положительным образом. Всему личному составу во главе с командиром объявили благодарность в приказе.

И один только Кожин знал, чего стоил ему этот бой. Первым же побуждением лейтенанта, когда он вернулся на заставу, стало желание написать рапорт о переводе. И лишь заглянувший к командиру старшина быстро смекнул, что же происходит на самом деле. Он ничего не сказал командиру, но через пару часов деликатно постучал ему в дверь.

– Товарищ лейтенант! Мы тут баньку истопили.

– Спасибо, старшина. Вы уж без меня.

– Никак нельзя, товарищ командир. Традиция такая: в бой чистым идти, и после боя – баня. Так уж не нами заведено.

Делать было нечего, и Кожин как был внутренне взъерошенным, так и пошел.

В предбаннике, кроме старшины, никого не оказалось. А вот в парилке кто-то гремел шайками. Перешагнув порог, лейтенант аж поперхнулся, настолько там было натоплено.

– Пожаловал… – прогудел из облаков пара чей-то голос. – Ну, ложись, голуба, на полок.

Свистнул веник…

Вдыхая пересохшим горлом прохладный воздух, Кожин жадно хлебал холодную воду. Стукнула дверь, и из парной появился раскрасневшийся Шведов. Сунув веник под лавку, он, подхватив двумя руками лохань, щедро плеснул на себя холодной водой.

– Уф! – отфыркиваясь, словно конь на водопое, Иваныч сел рядом с лейтенантом.

Кожин только молча покосился на него. Нимало не смутившись, тот сунул руку куда-то в угол и достал оттуда бутылку, заткнутую кочерыжкой.

– Старшина, ты куда там пропал? Кружки давай.

– Да я не пью, вы что! – возмутился было командир заставы.

– Да здесь все не пьют. Вы разве хоть одного пьяного видели?

– Нет, не видел.

– Так и не увидите. Баловство это, – проворчал Шведов, разливая по кружкам самогонку. – Первый бой у вас?

– А вы откуда…

– Да уж вижу. У меня-то чай едва не хуже вашего в первый раз было. Спасибо взводному унтеру, Прокопычу, вытянул тогда бой на себе. А то я уж и не знаю, чем бы все закончилось. Я тоже, вроде вас, долго себе места не находил. Собрался рапорт писать, чтобы сменили меня.

– Да и я тоже хотел…

– Бывает. Привыкай, лейтенант, ты – командир, на тебя все бойцы смотреть будут. Ты слабину дал – и весь отряд попятился. Подстрелил хоть кого-нибудь?

– Не знаю. Стрелял… Наверное, попал.

– Наверное – или попал?

– Не попал.

– Это хорошо, что ты сам себе хотя бы не врешь. Ну, будем.

Обжигающая самогонка, прокатившись по горлу, гранатой взорвалась в желудке. В ушах сразу зашумело, и очертания окружающих предметов слегка потеряли четкость.

– Хорош на сегодня, – убрал бутылку под лавку Иваныч. – Ну что, еще разок в парную? Надобно хмель выгнать вместе со всеми дурными мыслями.

И, подхватив веник, он призывно распахнул дверь.

Наутро Кожин чувствовал себя на удивление спокойным и собранным. Появившийся с докладом старшина заставы ни единым намеком не напомнил ему про вчерашнее. После развода лейтенант уселся писать обстоятельную докладную в штаб отряда, присовокупив к ней длинный перечень изъятого у контрабандистов добра. Вызвал дежурного.

– Задержанные к транспортировке готовы?

– Так точно, товарищ командир. Раненые перевязаны.

– Сколько их?

– Шестеро, товарищ лейтенант.

– Подготовить шесть подвод. На двух уложить раненых, в прочих разместить конфискованный груз. Конвой – десять человек. Через час доложить о готовности.

– Слушаюсь, товарищ командир!

«А ведь меня сегодня в первый раз назвали командиром. До этого только по званию обращались. Интересно, с чего бы это вдруг? Ладно, разберусь после».

Выйдя на улицу, чтобы проводить конвой, лейтенант осмотрел бойцов.

– Старшина!

– Я, товарищ лейтенант! – откликнулся Храмов.

– Продукты на дорогу бойцам выделены?

– Так точно, положенный паек.

– Чай, сахар?

– Никак нет, сухой паек.

– Выделить. Ну, чтобы и на обратном пути оставили, сами знаете где…

Проводив взглядом отъезжающих бойцов, Кожин повернулся к старшине.

– Петр Владимирович, тут такой вопрос есть…

– Слушаю вас, товарищ лейтенант.

– Что-то неважно у меня со стрельбой… Подучиться не мешало бы. Только вот у кого?