В объятиях заката - Браун Сандра. Страница 4

— А это мой старший, Джейкоб, но все зовут его Бубба. А второй — Люк.

— Спасибо за то, что помогли мне, — тихо сказала Лидия. Она уже не протестовала против спасения своей жизни. Теперь, когда она избавилась от последнего напоминания о Клэнси, жизнь не казалась ей совсем безнадежной.

Белоголовые мальчики залились краской до корней светлых волос и пробормотали:

— К вашим услугам.

Общительной и энергичной Анабет было двенадцать лет. За ней шли погодки Мэринелл, Сэмюэл и Атланта. Самому младшему, Микаху, не было еще и трех.

А поздно вечером к ней в фургон зашел Зик. Стащив шляпу с лысой головы, он сказал:

— Рад, что вы здесь у нас, мисс… э… Лидия. — Он улыбнулся, и Лидия заметила, что у него во рту всего два передних зуба.

— Простите, что я доставляю вам столько хлопот.

— Какие там хлопоты! — отмахнулся он.

— Я перестану вас обременять, как только смогу. — Она совершенно не представляла себе, куда пойдет и что будет делать, но не могла нахлебничать у этого славного семейства, в котором и своих ртов было достаточно.

— Об этом не беспокойтесь. Выздоравливайте, а там мы что-нибудь придумаем.

Казалось, и все Лэнгстоны относятся к ней так же. Но Лидия думала: а как же другие люди из каравана? Конечно, шли сплетни насчет девушки, которую нашли после родов мертвого ребенка в лесу, одну без мужа. Ма отказывалась принимать даже самых благожелательных визитеров, которые приходили справиться о «бедной, несчастной девушке», говоря только, что она, похоже, уже идет на поправку и что скоро они смогут с ней познакомиться.

Знакомство Лидии с другими переселенцами, помимо Лэнгстонов, началось с громкого стука в перекладину фургона прямо среди ночи. Она в страхе села в постели, натягивая на себя простыни, уверенная, что это Клэнси восстал из мертвых и пришел за ней.

— Спокойно, Лидия, — сказала Ма, заставляя ее лечь обратно на подушку.

— Ма Лэнгстон! — нетерпеливо позвал мужской голос. Тяжелый кулак вновь забарабанил по дверной перекладине. — Ма! Вы там?

— Проклятье, зачем, черт побери, она тебе понадобилась? — услышала Лидия голос Зика снаружи. Он с мальчиками спал под фургоном.

— Зик, Виктория рожает! Может Ма прийти ей помочь? — Голос был хриплый, низкий, прерывающийся от волнения. — После ужина ей стало плохо. Конечно, это роды, а не расстройство желудка.

В этот момент Ма пробралась к выходу из фургона и откинула парусиновую занавеску.

— Мистер Коулмэн, это вы? Вы говорите, ваша жена рожает? Я думала, что она должна…

— Я тоже. Но она…

Лидии показалось, что голос мужчины задрожал от страха.

— Ей плохо. Вы придете?

— Уже иду. — Ма вернулась за ботинками и быстро натянула их. — А ты спи, отдыхай, — спокойно сказала она Лидии; это спокойствие контрастировало с ее быстрыми движениями. — Анабет все время будет здесь. Если я тебе понадоблюсь, она за мной слетает. — Она накинула на полные плечи вязаную шаль. — Похоже, еще один младенец собирается родиться.

II

На следующее утро к тому времени, когда стали запрягать, Ма еще не вернулась. По лагерю разнесся слух, что миссис Коулмэн все еще в родах, но настаивает, чтобы из-за нее караван не терял ни дня езды. Бубба предложил заменить мистера Коулмэна, а Зик правил фургоном Лэнгстонов.

В отсутствие Ма Анабет, как старшая дочь, готовила и присматривала за младшими детьми. Лидию она подвергла тем же процедурам, каким раньше подвергала ее Ма. Лидия удивилась, как много девочка знает о процессе рождения ребенка.

— Извини, что тебе приходится все это для меня делать, — сказала Лидия, когда Анабет меняла ей испачканный кусок ткани.

— Ерунда, я это делала и для Ма, когда она рожала двух последних, да у меня и у самой с десяти лет месячные. Ничего страшного.

Когда в полдень караван остановился, Ма вернулась и печально сообщила, что полчаса назад миссис Коулмэн умерла, дав жизнь сыну.

— Она была такая изящная, слабенькая. Конечно, мистер Коулмэн страшно переживает, винит себя в том, что взял ее в эту поездку. Она сказала, что ей рожать не раньше сентября, а к тому времени мы уже сто раз доберемся до Джефферсона. Так что он не виноват, хотя сам так не считает.

— А ребенок? — спросил Зик, жуя черствый бисквит, оставшийся от завтрака.

— Тщедушней не бывает. Еле пищит. Я ничуть не удивлюсь, если уже сегодня эта маленькая душа покинет нашу землю. — Она вскарабкалась в фургон поговорить с Лидией, которая слышала разговор супругов. — Как ты себя чувствуешь, Лидия?

— Прекрасно, миссис Лэнгстон.

— Пожалуйста, зови меня Ма. Анабет хорошо за тобой ухаживала? Жаль, меня не было, но там малыш совсем плох.

— Конечно, — тихо пробормотала Лидия. — Со мной все в порядке. Как только я смогу, я перестану связывать вам руки.

— Вот уж я не об этом говорю. Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? Похоже, ты горишь? — Она положила огрубевшую руку Лидии на лоб. — Еще горячий. Я велю Анабет сегодня класть тебе на лоб мокрую повязку.

У Лидии появилось новое неудобство, но она не хотела прибавлять забот Ма и ничего не сказала о боли в набухших грудях. Она терпела целый день. Караван стоял из уважения к горю мистера Коулмэна. Анабет накормила Лидию сытным, хотя и незамысловатым, ужином. А после вечерней трапезы все собрались, чтобы похоронить миссис Коулмэн.

Лагерь затих. Лидия лежала в постели, уставившись в парусиновый потолок. Она не слышала звуков печального ритуала, если не считать пения «Скалы веков». Сама себе удивляясь, она беззвучно подпевала. Сколько лет уже не была она в церкви? Десять? Двенадцать? И все еще помнила слова этого гимна. Это ее обрадовало. Улыбаясь, она заснула и не проснулась даже тогда, когда семейство Лэнгстонов торжественно вернулось к фургону.

Следующий день прошел почти как предыдущий, но Лидия уже не так хорошо себя чувствовала. Ее груди под ночной рубашкой раздулись, и она старалась спрятать их, когда Анабет обихаживала ее или приносила ей поесть и попить. Они пульсировали и горели. Она взглянула под ночную рубашку и испугалась, увидев, что соски покраснели и растрескались. Они стали настолько чувствительны, что даже вес ночной рубашки давил на них неимоверно.

Ма все нянчила младенца Коулмэна; она вернулась намного позже того, как Зик и дети легли спать. Анабет, Мэ-ринелл и Атланта крепко спали в другом конце фургона, а Лидия не могла заснуть от боли и тихонько стонала. Тут Ма вскарабкалась в фургон и склонилась над молодой женщиной.

— Господи милосердный, Лидия, что с тобой? Тебе плохо?

— Простите. Я… моя грудь…

Ма не стала терять времени на расстегивание пуговок ночной рубашки и осмотр переполненных молоком грудей Лидии.

— Господи Боже ты мой, о чем же я думала! Конечно, молоко пришло, и оно мучит тебя, раз нет ребенка…

Вдруг она на полуслове замолчала, склонив голову к плечу, словно воробей, внезапно увидевший корм.

— Вставай, Лидия. Пойдем со мной.

— Куда? — удивилась и испугалась Лидия. Ма откидывала ее одеяла и простыни и поднимала на ноги, и движения ее были хоть и не грубыми, но весьма энергичными. — Мне даже надеть нечего.

— Это неважно, — сказала Ма, тяжело дыша. Придерживая Лидию, она помогла ей подняться. — У тебя есть молоко и нет ребенка, а там ребенок едва не умирает — ему нужно молоко.

Ма хотела отвести ее к этому ребенку, который почти непрерывно кричал вот уже два дня. И сейчас по уснувшему лагерю разносились едва слышные жалобные мяукающие звуки. Ма вела ее к тому мужчине с низким голосом. Она не хотела идти. Она не хотела, чтобы на нее смотрели с любопытством, удивляясь, почему она родила ребенка в лесу, совершенно одна. Вкусив уюта и безопасности фургона Лэнгстонов, она боялась его покидать.

Но, похоже, у нее не было выбора. Ма накинула ей на плечи шаль и мягко подталкивала к ступенькам выхода.

— Эти твои ботинки немногим лучше босых ног, так что иди пока без них. Осторожно, не наступи на камень.