Само совершенство. Дилогия - Макнот Джудит. Страница 55

– Я никого не убивал! Ты слышишь меня? Солги мне и скажи, что ты мне веришь! Просто скажи! Я хочу услышать эти слова хоть от кого-нибудь!

Только что ей довелось почувствовать крохотную часть того, что чувствовал он, если он действительно был осужден за преступление, которого не совершал. При мысли о том, что, должно быть, чувствовал он, Джулии сделалось жутко. Она судорожно сглотнула вставший в горле ком, ее заплаканные глаза метались по его перекошенному от ярости лицу, словно искали правду.

– Я верю тебе! – прошептала она, и слезы вновь покатились по щекам. – Я действительно тебе верю…

Зак не услышал фальши в ее голосе, в ее синих глазах он увидел сочувствие, и где-то внутри его стена льда, которой он окружил свое сердце, начала таять и трещать. Подняв руку, он прикоснулся к ее нежной щеке, большим пальцем беспомощно утирая ее слезы.

– Не надо плакать из-за меня, – хрипло пробормотал он.

– Я тебе верю! – повторила Джулия, и под напором ее нежности пала последняя линия обороны. Горло сжал спазм. От эмоционального шока Зак на время лишился дара речи. Слезы струились по ее щекам, капали с угольно-черных ресниц, намочили его ладонь; ее глаза походили на влажные синие фиалки. Она кусала свою нижнюю губу, чтобы та не дрожала.

– Пожалуйста, не плачь, – прошептал Зак и наклонил голову, прикасаясь губами к ее губам, чтобы остановить их дрожь. – Пожалуйста, пожалуйста, не надо…

Едва он прикоснулся к ее губам, Джулия замерла в напряжении, затаив дыхание. Зак не мог понять, что ее парализовало: страх или удивление, но в тот момент ему было все равно. Ему лишь хотелось держать ее в объятиях и чувствовать, как растет в нем нежность, которой он не знал много лет и которой хотел поделиться с Джулией.

Приказав себе не торопиться и довольствоваться тем, что она готова ему разрешить, Зак провел губами по контуру ее губ, ощущая солоноватый вкус ее слез. Он приказал себе не напирать, не форсировать события, не принуждать ее ни к чему, но уже тогда, когда он говорил это себе, он начал делать и то, и другое, и третье.

– Поцелуй меня, – шептал он, и беспомощная нежность, которую он слышал в собственном голосе, была настолько же ему чужда, насколько чужды были иные чувства, пронизывающие его. – Поцелуй меня, – повторил он и провел языком по ее стиснутым губам, побуждая их приоткрыться. – Раскрой губы, – приказал он, и, когда Джулия повиновалась и подалась ему навстречу, Зак едва не застонал от наслаждения. Желание, грубое и мощное, бушевало у него в крови, и внезапно сознание отключилось, остался один инстинкт. Он все теснее прижимал ее к себе, его язык вбирал в себя приправленную ароматом вина нежность ее рта. Он целовал ее, вкладывая в поцелуй всю ту силу убеждения, которой был щедро наделен природой. Язык его дразнил и провоцировал, ладони, скользнув под свитер, гладили ее спину. Ее нежная обнаженная кожа была гладкой, как атлас. Он сжимал ее тонкую талию, гладил спину, ребра, затем наконец позволил себе прикоснуться к ее груди… Джулия теснее прижалась к нему и застонала, когда он прикоснулся к ее груди, и этот ее тихий стон снес последние барьеры. Зак дрожал всем телом, пока руки его жадно блуждали по ее груди, по соскам, а губы все никак не могли оторваться от ее губ.

Для Джулии то, что он делал с ней, было подобно заключению в кокон опасной, пугающей чувственности, где она уже не принадлежала себе. Грудь ее набухла и начала болеть от желания, тело, не повинуясь приказам разума, стремилось слиться с его телом, а губы приветствовали настойчивое вторжение его языка.

Зак почувствовал, как пальцы ее взъерошили волосы у него на затылке, и скользнул губами по щеке от ее губ к уху.

– Девочка моя!.. – хрипло шептал он, лаская ее. – Какая же ты красивая…

Должно быть, он так называл всех женщин в минуты интимной близости; Джулия отчетливо помнила, что именно эти слова он говорил с экрана во время любовных сцен, или, возможно, совершенно не к месту употребленное слово «красивая» разрушило чувственные чары. Так или иначе, она постепенно начала осознавать, что видела его играющим эту сцену десятки раз в кино, когда партнершами его были по-настоящему красивые актрисы. А ведь на сей раз его опытные руки со знанием дела ласкали ее обнаженное тело, и это было отнюдь не в кино.

– Прекрати! – резко сказала она, высвободившись из его объятий. Оттолкнув Зака, она торопливо опустила свитер.

Совершенно ошарашенный подобным поворотом, он на несколько секунд потерял дар речи. По-прежнему тяжело дыша, он обалдело посмотрел на Джулию. Лицо ее горело от желания, а необыкновенные глаза все еще блестели, но вид у нее был такой, словно она готова броситься к двери. Абсолютно ничего не понимая, Зак мягко, будто строптивому ребенку, сказал:

– Малышка, что случилось?

– Прекрати меня так называть! – выпалила Джулия. – Я не «малышка» и не «твоя девочка». Ты меня путаешь с кем-то другим. Я не хочу, чтобы ты меня так называл. И не называй меня красивой!

Зак был настолько сбит с толку, что не сразу заметил учащенное дыхание Джулии и ее настороженный взгляд. Неужели она боится, что он в любую минуту набросится на нее, сорвет с нее одежду и изнасилует?.. Зак спокойно и осторожно спросил:

– Ты боишься меня, Джулия?

– Конечно, нет, – коротко бросила она, но, едва успела произнести эту фразу, осознала, что солгала. Первый поцелуй, как она инстинктивно почувствовала, был для него своего рода самоочищением, и она охотно ответила ему. Но теперь, когда ее сердце восприняло его поцелуй как требование дать ей нечто куда большее, она испугалась. Потому что именно этого ей хотелось и самой. Она хотела чувствовать, как его руки ласкают ее обнаженное тело. За то время, пока она молчала, страсть его, очевидно, сменилась гневом, потому что голос его больше не был нежным и добрым, он был холоден и резок.

– Если ты не боишься, тогда в чем дело? Или ты готова проявить к сбежавшему преступнику немного симпатии, но не хочешь слишком тесно с ним сближаться? Тебе противно?

Джулия едва не топнула ногой, злясь на него за его узколобую логику и на себя за то, что позволила ему зайти так далеко.

– Я не испытываю к тебе отвращения, если ты это имеешь в виду.

– Тогда в чем дело? – с насмешкой спросил Зак.

– Мог бы и не спрашивать! – сказала Джулия, медленно убрав волосы со лба и лихорадочно оглядываясь в поисках того, что можно передвинуть, чтобы восстановить порядок в мире, который внезапно был нарушен. – Я не животное… – забормотала она. Взгляд ее упал на картину на стене, которая, как ей показалось, висела чуточку криво, и она повернулась, чтобы ее поправить.

– Значит, ты полагаешь, что животное – я. В этом все дело?

Загнанная в угол его вопросом и его близостью, Джулия взглянула через плечо и заметила диванную подушку на полу.

– Ты мужчина, – без обиняков заявила она ему, подойдя к подушке, – и ты пять долгих лет был лишен женского общества.

– Ты права. И что?

Джулия поместила подушку под прямым углом к подлокотнику дивана и почувствовала себя более уверенно.

– Из этого следует, – принялась объяснять она, наконец овладев собой настолько, что смогла относительно непринужденно улыбнуться, – что я вполне могу понять, что после такого долгого воздержания…

Темные брови Зака насупились, и Джулия в тревоге отступила и, наклонившись, торопливо принялась поправлять подушки, бестолково перекладывая их с места на место, пытаясь разложить симметрично. Мысли путались под недобрым пристальным взглядом Зака, но она заставила себя говорить:

– Для тебя после столь долгого пребывания в тюрьме любая женщина – все равно что… все равно что… банкетный стол для голодающего. Любая женщина! – с нажимом в голосе повторила она. – Я не хочу, конечно, сказать, что мне было неприятно, когда ты целовал меня. Тем более если это принесло тебе какое-то облегчение.

Зак чуть не задохнулся от унижения. Он был в ярости от того, что ему открылось. Оказывается, она смотрела на него как на изголодавшегося самца, которому не жалко бросить подачку в виде снисходительного поцелуя.