Зависть - Браун Сандра. Страница 44

– Точно не знаю. Кажется, у него возникли сомнения по поводу одного нашего иностранного партнера, которому мы уступили права на несколько наших книг.

– Мне очень не хочется ссорить тебя с Говардом, однако я хотела задать тебе еще один вопрос, – сказала Марис.

– Я слушаю, – коротко ответил Ной, стараясь скрыть нетерпение. – Говард подождет.

– Как там папа? Ты давно ею видел?

– По-моему, неплохо. Я разговаривал с ним вчера вечером и сегодня утром.

– Он приезжал в издательство?

– Нет, вчера вечером я сам ездил к нему, а сегодня он позвонил, чтобы спросить, сумею я справиться один или его присутствие обязательно. Я сказал, что никаких срочных дел нет и что он может отдыхать до понедельника. Поскольку ты в отъезде, на этой неделе у нас не запланировано никаких важных мероприятий. Так что пусть Дэниэл отдохнет.

– Боюсь, папа будет скучать.

– Не думаю. Насколько я понял, у него много своих дел. Он говорил, что давно хочет привести в порядок кое-какие личные бумаги. Кроме того, сегодня Дэниэл обедает с каким-то своим старинным приятелем во «Временах года».

– Обедает со старинным приятелем? – рассеянно повторила Марис. – Надеюсь, он не будет слишком много пить – ведь там не будет Максины, чтобы за ним приглядывать.

– А мне кажется, что несколько бокалов хорошего вина ему не повредят, – заметил Ной, еле сдерживая нетерпение.

– Я знаю, но я боюсь, как бы он не захмелел и не оступился на лестнице, когда вернется домой, – ответила Марис. – Ты же знаешь, у него болят колени, и…

– …И он может потерять равновесие, – закончил Ной. – Пожалуй, ты права.

– Он может сломать шейку бедра, – продолжала Марис. – А эта травма очень плохо поддается лечению – особенно в его возрасте. Он будет прикован к постели, а для него это непереносимо, и в первую очередь – психологически.

– Я попрошу Максину, чтобы она ему помогла.

– Только не это! – воскликнула Марис. – Ты что, не понимаешь?! Это же будет Третья мировая война! Отец терпеть не может, когда его начинают опекать. Кроме того, он сразу поймет, откуда ветер дует, и разозлится на меня, а мне этого совсем не хочется.

– Тоже верно, – согласился Ной. – Может быть, мне самому с ним поговорить? Один на один, как мужчина с мужчиной? Я мог бы воззвать к его отцовскому долгу, гражданской совести и прочему…

– Знаешь, это хорошая мысль, – с облегчением сказала Марис. – Попробуй, может, что и выйдет.

– Тогда я съезжу к нему сразу после встречи с Говардом. Или позвоню, хотя это, конечно, хуже…

– Съезди к нему, пожалуйста! Тогда я не буду волноваться.

– Хорошо.

– Спасибо, Ной.

– Не за что. У тебя все, Марис?

– А что?

– Говард ждет, я же сказал тебе.

– Ох, извини, я совсем забыла! Мне не следовало тебя задерживать.

– Пустяки! К тому же насчет Дэниэла – это действительно важно. – Ною давно хотелось швырнуть трубку на рычаги, но, если бы он ее не успокоил, она, чего доброго, могла примчаться из Джорджии, а это не входило в его планы. – Не беспокойся, – сказал он как только мог убедительно. – На самом деле Дэниэл крепче, чем мы с тобой думаем. Кстати, в последние несколько дней он выглядит молодцом – совсем как в прежние времена. Он буквально излучает энергию…

– Хорошо, если так, – сказала Марис, успокаиваясь. – Может, я действительно преувеличиваю?.. Каждый раз, когда я куда-нибудь уезжаю, мне начинает казаться, что с ним непременно должно что-то случиться, и тогда я просто места себе не нахожу.

– Ну и напрасно, – ответил Ной, начиная приплясывать на месте от нетерпения. – А теперь извини, но мне и правда пора.

– Извинись перед Говардом от моего имени. Скажи ему, что это я тебя задержала.

– Конечно, скажу, только это вряд ли поможет. Старый Говард Бэнкрофт не слушает ни бога, ни черта – одного только Дэниэла Мадерли.

Марис рассмеялась, потом сказала нежно:

– Ну, ладно, до свидания. Я люблю тебя, Ной.

Ной не ожидал такого признания, но быстро взял себя в руки и ответил рассеянным тоном любящего, но слишком занятого супруга:

– Я тоже тебя люблю, дорогая.

Но на самом деле все любовные клятвы ничего для него не значили. Это были всего лишь слова, которые было необходимо произносить в определенных случаях. Ной много раз признавался в любви самым разным женщинам, но только для того, чтобы затащить их в постель. Ухаживая за Марис, он много говорил с ней о своих чувствах, но только потому, что она от него этого ожидала. Ной поклялся ей в любви только для того, чтобы получить благословение на брак от отца Марис, и продолжал разыгрывать страсть даже после свадьбы, чтобы не вызвать подозрений старика. Лишь в последние несколько месяцев он стал несколько небрежнее и почти не заговаривал с Марис о своих чувствах.

Марис была, конечно, гораздо более чувствительной и сентиментальной, что раздражало Ноя. Он терпеть не мог всех этих излияний, и поначалу ему было невероятно трудно сдерживаться, когда Марис говорила: «Я люблю тебя». Она же ничего не замечала, и не было дня, когда бы Марис не объявила ему о своих чувствах. Впрочем, со временем Ной привык к этим нежностям и воспринимал их уже спокойно.

Но сегодня ее слова застали его врасплох, и дело было даже не в том, что она сказала, а как сказала. Сегодняшнее «люблю» Марис прозвучало так, словно она пыталась убедить в этом то ли его, то ли себя. Неужели, задумался Ной, вечеринка-сюрприз, которую он так тщательно спланировал и организовал, не успокоила ее? Неужели Марис все еще подозревает его в неверности?

Входя в приемную Бэнкрофта, Ной все еще думал о разговоре с Марис. Что-то было не так, но что? В ее последних словах явно прозвучало что-то похожее на отчаяние. Интересно было бы узнать, что с ней такое? Что она знает? О чем догадывается?

Ной не сдержал улыбки. Несомненно, Марис говорила бы с ним совершенно по-другому, если бы ей стало известно содержание папки, которую он держал в руках.

На ходу кивнув секретарю Бэнкрофта, Ной толкнул дверь кабинета.

– Добрый день, Говард. Извините, что задержался, – начал он с порога, зная, что лучшая защита – нападение. – Мне как раз звонила Марис, и я обещал ей, что документы, о которых мы с вами говорили, будут у нее завтра, в крайнем случае – послезавтра. Она находится в командировке в каком-то медвежьем углу Джорджии, но, насколько я понял, такое достижение цивилизации, как срочная почта, там существует.

Не дожидаясь приглашения, Ной сел в обитое красной кожей кресло и, закинув ногу на ногу, положил папку на колени. Сам он с удобством откинулся на спинку, а руки положил на подлокотники, стараясь, чтобы его поза выглядела как можно более беззаботной. Поглядев на окно позади рабочего стола Бэнкрофта, Ной заметил:

– Прямо не знаю, за какие заслуги вам предоставили этот кабинет. Отсюда открывается прекрасный вид!..

На самом деле ему было решительно наплевать, какой вид открывается из окон кабинета Говарда Бэнкрофта. Его нарочитая развязность была призвана отвлечь старого юриста от дела, ради которого Ной сюда пришел. Впрочем, Бэнкрофт был слишком хитер и опытен, чтобы поддаться на такую нехитрую уловку. Сухонький, невысокий, он выглядел лет на десять старше своих лет и был похож на злого гнома. Самой выдающейся его чертой был яйцевидный и совершенно лысый череп с шарообразной шишкой на самой макушке. Одевался Говард Бэнкрофт всегда одинаково – в лоснящийся на локтях пиджак, белую сорочку и просторные твидовые брюки, которые наверняка бы сваливались на ходу, если бы не широкие старомодные подтяжки. На носу Бэнкрофта ловко сидели круглые очки в тонкой металлической оправе с очень сильными линзами – юрист был отчаянно близорук, хотя и пытался это скрывать.

– Ну что, бумаги готовы? – спросил Ной, хотя ему было хорошо видно – нужный документ лежал перед Бэнкрофтом на столе.

– Да, бумаги готовы, – ответил юрист.

– Вот и отлично! Позвольте поблагодарить вас за оперативность, мистер Бэнкрофт… – Ной наклонился вперед, чтобы взять документ, но Бэнкрофт положил на него свою сухонькую, переплетенную синеватыми венами стариковскую руку.