Зависть - Браун Сандра. Страница 46

– Прежде чем разговаривать с Дэниэлом или с Марис, я должен освежить в памяти то, первое завещание. Пока я этого не сделаю, я не считаю себя вправе занимать их время, – возразил Бэнкрофт, накрывая лежащие на столе документы обеими ладонями. Это был достаточно красноречивый жест, и Ной едва не выругался вслух. Мерзкий старикашка, да как он смеет!

– И я не отдам вам эти бумаги без личного распоряжения Дэниэла или Марис, – твердо добавил юрист.

Ной с ненавистью взглянул на него. Потом неожиданно ухмыльнулся. Он почти надеялся, что сегодняшняя встреча закончится таким образом и что этот мерзкий клоп немного потрепыхается, прежде чем он размажет его по стенам этого уютного кабинетика с живописным видом из окна. Получив отказ. Ной уже не сомневался в своем праве применить радикальные средства, о которых он заблаговременно позаботился.

– Так-так, мистер Бэнкрофт, – проговорил он, – мне кажется, вы подозреваете меня в мошенничестве и предательстве интересов корпорации.

– Ни в чем подобном я вас не подозреваю, – возразил юрист.

– Я рад это слышать. Что может быть отвратительнее человека, предавшего своих родных? Или свою расу, свой народ?..

Пристально глядя на старого юриста, Ной взял в руки папку, которую принес с собой, и, положив на край стола, слегка подтолкнул в сторону Бэнкрофта. Тот посмотрел на нее, как на готовую разорваться гранату, потом поднял голову.

– Что это?

– Взгляните сами, мистер Бэнкрофт. Вы ведь еврей, верно?..

Юрист вздрогнул, как от удара. Втянув голову в плечи, он трясущимися руками открыл папку и стал просматривать документы.

Ной с притворным сожалением вздохнул.

– Кто бы мог подумать!.. – сказал он. – Такой уважаемый человек, и вдруг… Готов спорить на что угодно – вы никому не сказали, что ваша мать трахалась с нацистами!

Бэнкрофт ничего не ответил, только еще больше ссутулился, и Ной продолжил:

– Видите ли, Бэнкрофт, в наше время власть – это чаще всего не деньги, а информация, хотя одно связано с другим довольно тесно. Я понял это довольно давно и взял за правило знать об окружающих людях как можно больше. В особенности о тех, кто может мне помешать… Расследование вашего прошлого обошлось мне в кругленькую сумму и заняло порядочно времени, но сейчас я могу сказать – за свои деньги я получил гораздо больше, чем рассчитывал.

Вам, вероятно, будет интересно узнать, что я лично посетил вашу матушку в доме для престарелых, в который вы ее поместили. Не скрою, мне пришлось слегка на нее нажать, но в конце концов она призналась мне во всем, а санитарка за чисто символическое вознаграждение записала ее исповедь слово в слово. Потом ваша мать собственноручно подписала свои откровения… Вы, несомненно, узнаете ее подпись, хотя к концу нашей беседы мисс Сарра настолько ослабела, что едва могла удержать в руке ручку. Я вовсе не удивлен, что через несколько дней она скончалась. Но большой беды в этом нет, поскольку санитарка готова подтвердить каждое сказанное ею слово…

Вам эта история, несомненно, хорошо известна, мистер Бэнкрофт, но я был просто потрясен! Вашей матери было всего двадцать три года, когда ее и всех ее родных арестовали. Ее родителей, братьев и сестру расстреляли на следующий день, но Сарре повезло – ее отправили в концентрационный лагерь.

В те времена в Старом Свете, да еще среди евреев, свято чтивших древние традиции, незамужняя двадцатитрехлетняя девушка считалась почти что старой девой. Неспособность Сарры нравиться мужчинам даже привела к конфликту в семье, так как ее мать не позволяла младшей дочери выходить замуж только потому, что ее старшая сестра никак не могла найти себе супруга.

Однако в лагере Сарра пользовалась популярностью, или, лучше сказать, спросом… Ее клиентами были охранявшие заключенных солдаты. Так ваша мать променяла свою девичью честь на жизнь. Она готова была трахаться с каждым, кто обладал хоть толикой власти, и в конце концов ей это даже начало нравиться. На протяжении пяти лет она регулярно обслуживала немецких солдат и офицеров и в конце концов добилась совершенно исключительного положения. Мисс Сарра не ходила на работы, не брила голову, не жила в бараке, не страдала кровавым поносом, который открывается у человека, изнуренного голодом и непосильным трудом. Она хорошо питалась, пила вино, спала в отдельной комнате на чистых простынях, но – вот странность-то, а? – никто ей не завидовал. В лагере ее презирали и ненавидели.

Стоит ли удивляться, что после войны она предпочла назваться вымышленным именем? Она даже выдумала трогательную историю об участнике польского антифашистского подполья, который пожертвовал своей жизнью ради нее и своего еще не родившегося ребенка. К сожалению, в этой истории не было ни слова правды, и вы, мистер Бэнкрофт, узнали об этом, когда вам было – сколько? Восемь? Десять?.. В любом случае вы были уже достаточно большим, чтобы понять, в чем дело. Как-то, вернувшись из школы, вы спросили у матери, почему вас, еврея, дразнят в школе нацистским ублюдком и почему другие еврейские дети плюют на вас, вместо того чтобы защищать. Именно тогда ваша мать и решила перебраться в Америку – подальше от своих соотечественников…

Руки Говарда Бэнкрофта тряслись так сильно, что, попытавшись снять очки, он уронил их на стол. Закрыв лицо ладонями, он громко застонал, и Ной насмешливо посмотрел на него.

– Мисс Сарра не знала точно, кто из охранников был вашим отцом, – сказал он. – Через ее постель прошли многие, очень многие, однако она подозревала, что понесла от помощника коменданта – истинного арийца, который застрелился за несколько часов до того, как лагерь был освобожден англичанами. Сарра к этому моменту была уже на пятом месяце, а на таких сроках, как вам известно, аборт уже не делают. А может, она просто была неравнодушна к этому белокурому немчику – ведь говорят же, что даже у шлюх есть чувства. Как бы там ни было, вы появились на свет и даже стали уважаемым человеком… – Ной покачал головой. – Ах, мистер Бэнкрофт, мистер Бэнкрофт!.. Честное слово, мне вас жаль! Вряд ли еврейское сообщество с пониманием отнесется к тому, что ваша мать добровольно обслуживала нацистов, отправивших в газовые камеры миллионы ее соплеменников.

А если станет известно, что ваш отец вовсе не герой-подпольщик, а офицер СС, собственноручно пытавший и расстреливавший еврейский патриотов, ваше положение станет еще хуже. Учитывая вашу деятельность в поддержку уцелевших жертв холокоста, вас сочтут в лучшем случае лицемером, а в худшем – предателем. Ваши израильские друзья, которых у вас, как я понимаю, довольно много, отрекутся от вас – ведь вы для них теперь даже не еврей, коль скоро в ваших жилах течет кровь арийских убийц.

Вы можете возразить, что доказать все это будет довольно сложно, но разве ваша реакция не лучшее доказательство? Кроме того, я и не собираюсь ничего доказывать. Достаточно пустить слух, и ваша репутация будет погублена раз и навсегда. Простого намека хватит, чтобы вы превратились в изгоя.

Подумайте о своей семье, мистер Бэнкрофт! Что будет с вашей женой и детьми? Ведь они ни о чем не подозревают! Они верят той лжи, которую рассказали им вы с вашей матерью. Мне даже трудно представить, как они это воспримут, как объяснят своим детям и вашим внукам, что их дед – сын шлюхи и нацистского преступника? Вас перестанут уважать, и никто – ни один человек – не будет вам доверять. Да и как можно уважать лжеца, человека, предавшего свою религию и свой народ?!

К этому моменту Говард Бэнкрофт уже рыдал, закрыв лицо руками. Все его тщедушное тело содрогалось и корчилось, как у эпилептика, но Ной не слышал ни звука.

– Впрочем, никто об этом не узнает, – сказал он самым оптимистичным тоном и, поднявшись, взял со стола свою папку и приготовленный Бэнкрофтом пакет документов. – Я умею хранить тайны. Клянусь чем угодно – я вас не выдам… – Ной быстро перекрестил левую сторону груди и добавил:

– Но, как вы понимаете, я обязан был принять меры предосторожности. Одна копия признания вашей матери с ее собственноручной подписью находится в моей депозитной ячейке в банке. Другую я передал на хранение адвокату, которою нанял специально для этой цели. Это прожженный и не особенно щепетильный тип, который почему-то не выносит евреев, поэтому, если со мной что-нибудь случится, он медлить не станет. В тот же день показания вашей матери окажутся во всех газетах и во всех синагогах Нью-Йорка и окрестностей. Думаю, это будет интересное чтение – в особенности та часть, в которой она признается, как она отсасывала у эсэсовцев. Как известно, им не разрешалось спать с женщинами неарийского происхождения, однако минет, по всей видимости, не считался за полноценное соитие.