Миг бесконечности. Том 1 - Батракова Наталья Николаевна. Страница 57

— Виталик, что ты несешь? Опомнись, остановись, завтра тебе будет стыдно за свои слова!

— Мне?! А тебе не стыдно? Выходит, правду люди говорят, что ты просто выжидала удобный момент, чтобы сделать из меня козла отпущения!

— Уж не Замятина ли ты цитируешь? Или Анастасию Сергеевну? — с презрением в голосе уточнила Катя. — Умница девочка, правильные мысли озвучивает. Прикидывается скромной белой овечкой, а на деле…

— От нормальных жен мужики не бегают, — перебил ее Виталик. — Ты даже ребенка родить не в состоянии!

Последние слова точно плетью стеганули по самому больному месту в душе, дыхание замерло, сознание на секунды помутилось.

— Нам больше не о чем разговаривать, — пытаясь спрятать подступившие слезы, тихо промолвила она и протиснулась мимо Проскурина.

Обутый и одетый, Ладышев дожидался ее в прихожей.

— Это все? — помогая ей одеться, кивнул он в сторону баулов. — Я сейчас к лифту перенесу.

Подняв две объемные сумки, Вадим открыл дверь, через минуту вернулся, вытащил у огромного чемодана ручку и подкатил его к двери. Подхватив чехол с шубой, Катя сделала шаг следом.

— Шубу оставь! — вдруг услышала она злой окрик. — Не на твою журналистскую зарплату куплена. Звезда масс-медиа! И ключи от квартиры вот сюда положи, — пошатываясь, показал Виталик пальцем на полку. — Хотя… — на его лице появилась кривая ухмылка, — я все равно завтра замки сменю.

— Забирай, — аккуратно положила чехол с шубой на банкетку Катя. — Тебе есть кому ее передарить. Как же ты низок, Виталик, — бросила она поверх шубы ключи. — Я прожила с тобой десять лет и даже не подозревала, как ты низок. Можешь не менять замки: я больше здесь не появлюсь. Прощай.

Предательски задрожал подбородок, глаза наполнились слезами, которые уже невозможно было сдерживать.

«Нельзя. При Ладышеве нельзя», — непонятно каким усилием воли остановила она готовый хлынуть поток.

Дождавшись, пока Вадим втянет в лифт сумки и чемодан, Катя вошла следом, повернулась к нему спиной и опустила взгляд. Конечно, она предполагала, во что может вылиться случайная встреча с мужем, но к такой вспышке злобы и ненависти готова не была. За время семейной жизни на пальцах одной руки можно было пересчитать все более-менее крупные конфликты между супругами.

— Красиво ушла, — меж тем нарушил молчание Ладышев. — Отдаю должное твоей выдержке.

Катя не ответила.

«Только бы не зареветь», — еще крепче сомкнула она губы и зажмурила глаза.

Лифт остановился вовремя. Прихватив ручку чемодана, не поднимая головы, она первой покинула кабину.

— Огромное вам спасибо, — неожиданно услышала она за спиной и опасливо оглянулась: проходя мимо консьержа, навьюченный баулами Ладышев остановился и заглянул в приоткрытое окошко. — За то, что позвонили хозяину. Без него у нас так быстро не получилось бы. Жаль, спешим, а так я бы вас отблагодарил! Вы на всякий случай в темноте не гуляйте: мало ли что на голову упадет, — заботливо посоветовал он. — Черепно-мозговые травмы плохо лечатся, особенно в вашем возрасте. Счастливо оставаться!

Катя перевела взгляд на грозного Людоеда и усмехнулась: ничего себе! Вжатая в плечи голова, затравленный взгляд. И куда только подевалась петушиная спесь? Вот, оказывается, как надо разговаривать с консьержем: вежливо, мягко, но конкретно. Упоминание о черепно-мозговой травме оказалось куда доходчивей обычного «уволим»!

Прямо у подъезда стояла невесть как припаркованная «БМВ» Виталика.

«Неужели он в таком состоянии сел за руль? — неприятно поразилась она. — И на какой же скорости гнал из Смолевич? Прошло не более сорока минут, как мы вошли в подъезд… Сумасшедший!!!»

— Сколько в общей сложности ты здесь прожила? — поинтересовался Вадим после того, как, загрузив в «Range Rover» сумки, вырулил со двора на Гвардейскую.

— Почти четыре года. На католическое Рождество справляли новоселье, — ответила она, по-прежнему не поднимая глаз.

— Могли быть соседями. Я рассматривал и этот район, и этот дом, когда покупал квартиру. Неплохое место.

— Мне здесь сразу понравилось: центр города, зелень. Маленькие джунгли в каменных лабиринтах, — тяжело вздохнула Катя. — Ничего, уже начинаю привыкать к новому виду из окна. Жизнь нежданно-негаданно повернула к исходникам: на первом курсе мы с подругой снимали комнатку на Чкалова, в соседнем доме. Хозяйка была — чистая Баба Яга, ровно в десять запирала замки, выключала телефон и все ворчала, ворчала. Мы даже в кино вечером не могли пойти! Приходилось иногда ночевать у однокурсников в общежитии. Однажды нас засекли — такой скандал поднялся! Генку едва из общежития не выгнали. Так что в следующий раз пришлось коротать ночь на вокзале. Давно это было, вроде как и не со мной… Извини, что тебе пришлось стать свидетелем семейной сцены.

— Если бы только свидетелем! — в шутку не согласился Вадим. — Чуть не побили, едва ноги унес. Сам виноват — нечего было напрашиваться в провожатые на такое стремное дело.

— Виталик — он на самом деле другой… Я первый раз видела его таким. Попробуй сам представить себя на его месте: чужой мужчина вместе с женой в квартире.

— А вот за это не переживай, — мигом посерьезнел Ладышев. — Состояние твоего мужа мне понятно, только потому и не врезал ему как следует. Но и его не оправдываю: какая бы ни сложилась ситуация, нельзя терять мужское достоинство. Впрочем, мне, неженатому, судить сложно… Будь на его месте Колесников, — усмехнулся он, — убил бы обоих.

— Игорь — да, убил бы. А ты — нет, — подумав, произнесла Катя. — Ты из тех, кто уходит тихо, без лишних слов, без скандала, но при этом раз и навсегда закрывает за собой дверь. Кстати, где ты научился драться? Трудное дворовое детство?

— Да нет. Я же профессорский сынок, рос в тепличных условиях.

— Серьезно? Никогда бы не сказала… — поразилась Катя. — Тем более просвети! На мой взгляд, тепличные дети… бесхарактерные, что ли… А ты не такой.

— В том-то и была проблема: наличие характера никак не вписывалось в тепличные условия. Так что ты права: драться начал еще во дворе — окрестные ребята периодически пытались по-своему вразумить толстого отличника. Не жаловаться же престарелому родителю?!

— Так ты еще и поскребыш? И неужели был толстым? — недоверчиво улыбнулась она.

Спазм, сводивший горло, ослаб.

— Еще каким! Пухлым, толстым, с пальцами-сосисками, — рассмеялся Вадим. — И все продолжал увеличиваться в размерах. Пока энное количество лет назад не решил насильственно прервать этот процесс. В общей сложности за одиннадцать лет сбросил около пятидесяти килограммов.

— Не может быть! — округлила глаза Катя и непроизвольно окинула взглядом его фигуру.

— Еще как может! Было бы желание, — усмехнулся он. — Или цель, к которой стремишься.

— И какова была твоя цель?

— Изменить себя.

— Получилось?

— Как видишь. А насчет поскребыша ты права лишь отчасти: у родителей разница в возрасте почти двадцать пять лет. Мама — дочь папиных друзей. Представляешь, какой был скандал, когда она собралась замуж за отца?

— С трудом, — отреагировала Катя. — Неужели такая великая любовь?

— Мама и сейчас любит отца, хотя его давно нет. Миг бесконечности любви для всех разный: для кого-то — секунды, для кого-то — вся оставшаяся жизнь. Она в его кабинете целый музей организовала: ученики отца наведываются, своих учеников приводят. В прошлом году наконец-то вышла на пенсию, так что теперь ходит по инстанциям, памятную табличку на дом пробивает, — усмехнулся Вадим и вдруг нахмурился. — Ладно, мы опять не о том… Могу я задать деликатный вопрос?

— Попробуй.

— Раз уж я оказался свидетелем разговора… Почему у вас с мужем не было детей?

— Не судьба, — коротко ответила Катя.

Поднявшееся было настроение моментально упало.

— Извини. Но я не из праздного любопытства: мой друг и однокашник — хороший гинеколог. Он может организовать любую консультацию.

— Спасибо, пока не нуждаюсь. А в связи с грядущим разводом проблема, можно сказать, отпала сама собой, — холодно заметила Катя, наблюдая, как Ладышев сворачивает во двор дома на Чкалова. — Приехали. Спасибо за помощь.