Остров сбывшейся мечты - Михалкова Елена Ивановна. Страница 31

Она обернулась, пытаясь понять, где находится палатка с ящиками, но вокруг стояли одинаковые деревья и одинаковые кусты, повторяющиеся через равное расстояние, словно кто-то клонировал изображение в компьютерной программе, воплотил его в жизнь, а затем поместил внутрь ее, Вику. «Меня сюда заманили, – мелькнула мысль, от которой голос и вовсе пропал, словно провалившись внутрь горла. – Зачем? Зачем?!»

Она бросилась бежать прочь из зеленой чащи в ту сторону, где, как ей казалось, должна была стоять палатка, но, выскочив из леса, с замиранием сердца увидела, что берег совершенно пуст. Вика потерянно бродила по песку, пытаясь найти хотя бы следы от ящиков, матраса, консервных банок, но не видела даже собственных следов.

– Сколько вас здесь? – выдохнула она, обернувшись к лесу, и почувствовала с ужасом, что теперь на нее смотрят со стороны океана. – Сколько? Трое? Пятеро? Больше?

Она подавила в себе порыв истерично рассмеяться и опустилась на песок. Интересно, что они придумают дальше? Пока ее оставили без еды и воды.

Что-то красное расплылось по песку возле нее, и Вика со странным ощущением полной нереальности происходящего заметила, что по расцарапанной руке тонким ручейком бежит кровь.

«Они придут на запах, – подумала она. – Нужно смыть».

Девушка подошла к океану, зачерпнула воды и плеснула на ранку. Защипало так, что она вскрикнула и принялась вытирать соленую воду, не понимая, что делает. Очнулась она от того, что заметила на дне в двух шагах от себя чью-то внимательную плоскую морду. Обитатель дна выдал себя, пошевелившись и нарушив рисунок, создаваемый его расцветкой и рельефом песчаного дна: волнообразные линии сместились, и Вика увидела контур тела – широкий, овальный, размером с большую тарелку, с одной стороны которой виднелись близко посаженные черные глаза. Она осторожно попятилась назад, внимательно глядя на затаившуюся рыбу, если только на дне лежала рыба, а не что-то иное, и перевела дыхание, только когда до границы волн осталось не меньше двух метров. «Господи, что я делаю? Зачем я полезла смывать кровь морской водой?»

Способность здраво рассуждать вернулась к ней, и Вика подняла голову и осмотрелась. Напротив нее в океане виднелись очертания неизвестной земли, до которой Вика пыталась доплыть. Она находилась на другой стороне острова – противоположной той, где должна была стоять ее палатка и лежать запасы, оставленные Глебом. «Заблудилась в лесу, – поняла Вика. – Пошла не в ту сторону. Здесь и не должно быть моих следов». Она зашагала сначала медленно, а затем все убыстряя шаги, с ужасом ожидая увидеть пустое пространство на «своем» берегу. В том месте, где берег резко изгибался, она остановилась на несколько секунд, чувствуя, как бешено колотится сердце. Прошла десять шагов – и увидела палатку и ящики.

Она бросилась бежать, оступилась и упала. Песок забился в ноздри, уши, засыпал глаза, и она долго терла их, снова и снова пытаясь открыть, преодолевая режущую боль, потому что боялась, что, пока она ничего не видит, палатка исчезнет. В конце концов Вика добрела до ящиков и свалилась рядом с ними почти без сил. Невыносимо хотелось пить – у нее не было во рту питьевой воды со вчерашнего вечера, – но доползти до канистры сейчас Вика не могла.

Она будто слышала, как смеется тот, кто наблюдает за ней. Теперь Вика могла только удивляться тому, что не поняла этого сразу: конечно, ее оставили на острове не для того, чтобы она провела здесь две или три недели, поедая тушенку. Просто тот, кто забросил ее сюда, собирался повеселиться от души. Возможно, у него было что предложить ей, Вике, для того, чтобы поведение ее не стало слишком однообразным. «Уже предложил, – устало подумала Вика. – Я не могу отличить, где галлюцинации, а где реальность. Плоская рыбина, которую я видела на дне... Если бы я вернулась на прежнее место, она была бы там? Вряд ли. Мне почудилось, просто почудилось».

Она все-таки дошла до канистр с водой, напилась и умыла лицо. Ощущение, что на нее смотрят, стало постоянным, и у Вики вдруг мелькнула дикая мысль, испугавшая ее настолько, что она чуть не опрокинула незакрытую канистру.

«Почему я решила, что мурены мне привиделись? Если кто-то может спрятать меня на острове, то он может устроить здесь все по своему желанию. Тени... жуткие фигуры... Неужели они были на самом деле?!»

Она осмотрелась, чувствуя себя зверьком, загнанным в угол. Затем медленно, очень медленно сделала несколько шагов к океану и отчетливо разглядела на песке неглубокие широкие бороздки, тянувшиеся к воде. У нее потемнело в глазах, от океана вновь пахнуло гнилью, и Вика потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, солнце садилось и от пальм падали длинные тени, один взгляд на которые вызвал у нее приступ тошноты. «Уходить. Нужно уходить отсюда». Но сил не было.

Вика вызвала в памяти образ Антона Липатова – сильного, внимательного, готового защищать ее. Когда она только начала работать в «Юго-западе», ей казалось, что Липатов – типичный самовлюбленный красивый мужик, но постепенно она изменила свое мнение. То, что она приняла за самовлюбленность, было уверенностью в себе и окружающих людях, происходившей из счастливого и благополучного детства, а также из готовности спокойно решать любые проблемы. Этого качества Вике не хватало. Ее пугали любые сложности, но она, сжав зубы, преодолевала их, стараясь выглядеть собранной. Антон же ничего не боялся, а то, что Вика принимала за сложности, считал обычными жизненными обстоятельствами. Поначалу ее это раздражало, но затем она обнаружила, что рядом с Антоном ей самой становится спокойнее. Он никогда ничего из себя не изображал, не играл на публику, не боялся показаться неосведомленным. Он был надежным, и, вспомнив об этом, Вика уцепилась за его надежность, как за спасительный канат. «Липатов что-нибудь придумает. Он обязательно что-нибудь придумает. Но мне нужно помочь самой себе и ему. Нужно уходить отсюда».

Собрав остатки воли в кулак и заставляя себя не оглядываться на потемневшие воды, из которых в любую секунду, она чувствовала, могло выбраться то, для чего у нее не было названия, Вика вытащила из ящика две банки консервов и маленькую пластиковую бутылку газированной воды, которую раньше не замечала. Затем пошла прочь, убеждая себя, что она спрячется, просто спрячется в лесу, и все будет хорошо, потому что в чаще ее не найдут. Закопается в землю, закроется ветками, по которым медленно передвигают жирные волосатые тела пауки, и не будет мурен, и тех, кто выходил из леса, и она избавится от страха...

Она уговаривала себя, уходя все дальше и дальше от палатки, а в голове колотилась одна-единственная мысль.

«Что он придумает в следующий раз?»

Глава 9

Сергей Бабкин перед любым относительно важным мероприятием продумывал план, и, как правило, времени на это уходило не меньше, а то и больше, чем на воплощение плана в жизнь. План был необходим, хотя бы в качестве психологической поддержки: осознание того, что на любой вариант развития событий у него выработана определенная тактика поведения, позволяло Сергею не волноваться, а значит, не допускать глупых ошибок. Поработав с Макаром, всю жизнь полагавшимся только на интуицию, Бабкин с интересом обнаружил, что не только его собственный опыт планирования может приносить хорошие плоды, но и совершенно противоположный подход к делу. Однако Сергею хватало скептицизма по отношению к себе, чтобы понимать: то, что годится для Илюшина, у него самого может вызвать непредсказуемый результат. Вероятнее всего – провал задуманного.

А потому когда Сергей поехал к клубу «Артемида», не имея ни малейшего представления, что он станет делать дальше, он испытывал двойственное ощущение. С одной стороны, такой поступок, тем более несогласованный с напарником, являлся очевидной глупостью: попасть в клуб Бабкин бы не смог, а шататься вокруг ограды для развлечения охранников он не собирался. С другой стороны, бездействовать в квартире Илюшина, ожидая, пока тот соберет необходимые сведения, из которых, как под прессом, сможет затем нацедить редкие капли действительно полезной информации, Сергей был не в состоянии.