Рыжее братство. Трилогия (СИ) - Фирсанова Юлия Алексеевна. Страница 68

Лакс тут же попытался разговорить нового компаньона, отвлекая его от нервического слежения за мерно колышущейся под копытами Белки землей:

– Эй, Герг, я вот все думаю, коли ты такой знаменитый, почему я о тебе раньше не слыхал?

Белобрысый стихотворец перевел взгляд на вора и, ничуть не обижаясь, доброжелательно промолвил:

– Герг Птица – мое настоящее имя, а стихи свои я всегда подписывал как «Щегол».

– Неужто тот самый? – Веселое восхищение рыжего стало искренним, он обернулся к спутнику всем корпусом.

– Другие поэты, творящие под сим прозвищем, мне неведомы, – изо всех сил цепляясь за поводья, скромно признался Герг, а на его щеках среди бледной зелени проступила пара розовых пятен румянца.

– Лааакс?!? – капризно позвала я, и вор, тут же сообразив, чего мне хочется, с энтузиазмом отозвался:

– Мы его песенки и в трактире слыхали, ну хоть ту, про волшебную кружку, и в веселом квартале. Помнишь, рыжая девка пела о чудных ножках Алиссон?

В памяти действительно всплыла пошлая, но заводная, озорная мелодия, под которую так и тянуло пуститься в пляс. Я улыбнулась, Кейр, видать, тоже слыхавший про Алиссон, хмыкнул. Находчивый Фаль с ходу заголосил песенку. Впрочем, если честно, пел сильф вполне прилично. Его звонкий голос походил на нежную флейту, что придавало скабрезной песне оттенок невинной шалости. Про мотылька мы Гергу рассказывать не стали, решили придержать Фаля в качестве секретного оружия на случай непредвиденных осложнений. Сильф, кстати, совершенно не обиделся, приняв наше решение за занимательную игру.

«Значит, мы спасли от эшафота знаменитость, – лукаво подумала я, – автограф, что ли, попросить? Нет, пока всетаки воздержусь, а то начнет писать и, чего доброго, с лошади навернется, сломает шею, тогда уж точно влипну в историю, как магева, спасшая Щегла только для того, чтобы самолично прикончить менее жестоким способом!»

– Герг, так за что тебя невзлюбил король? – полюбопытствовала я, подъезжая поближе к новенькому.

– Всего за несколько строчек, – пожал плечами поэт.

Исполняя обещание, Щегол прочел нам опус. Ну что сказать? Мне, незнакомой с политической ситуацией на мировой арене, оценить его по достоинству оказалось сложно, но Лакс и Кейр хохотали во все горло и распугали всю окрестную живность. Только птицы, решив, что люди вздумали конкурировать с ними в исполнении брачных или какихто других песен, принялись разоряться пуще прежнего, я аж забоялась, что лопнут, бедняжки, как птаха из «Шрека».

А вы, читатели, не ждите стихов, я их просто не запомнила (с одного раза стихи никогда запоминать не пыталась) настолько хорошо, чтоб воспроизвести, а записать както не догадалась. Щегол на Пушкина, солнце русской поэзии, разумеется, не тянул, однако размер ямба соблюдал и рифмы подбирал яркие, стиль же его, из знакомых мне авторов, более всего походил на стиль Роберта Бернса. Небольшое, всего в четыре строфы стихотворение хлестко высмеивало короля Ланца, сравнивая его вес с политическим могуществом не в пользу последнего. Я читала в жизни немало гениальных эпиграмм и не могла не признать, что Птица очень неплохой стихотворец.

– Признаться, не ожидал, что он взбесится настолько, что пошлет за мной Пса, – закончив чтение, жалобно прибавил Герг.

– Никогда не следует недооценивать собственного дарования, – наставительно заметила я, и автор несмело улыбнулся.

При всей неуклюжести нашего нового спутника я не могла не отдать должное его мужеству и терпению, он ни разу не попросил передышки и не пожаловался на отбитый зад за все время до обеденного привала. А потом так же безропотно вновь забрался в седло, неумолимо натиравшее непривычные к верховой езде части тела, о которых в другой ситуации даже вспоминать неприлично. Уж ято знала, как все это болит, память услужливо воспроизвела весь спектр мучений, стоило только глянуть на скособочившегося в седле поэта.

Впрочем, Гергу определенно повезло, на привале Кейр проинспектировал наши запасы и удивленно выругался не столько по злобе душевной, сколько от оторопи. Снедь, уложенная в сумки трактирщиками из расчета на трех едоков, неумолимо подходила к концу. Нет, Влариса и Самсур нисколько не пожадничали, просто в душевной щедрости своей они не учли наличия в компании трех людей одного маленького сильфа с хорошим аппетитом и уж никак не могли предполагать, что вскоре к нам присоединится еще один изрядно оголодавший человек.

– Придется на первый же хутор заехать за припасами, – поделился с нами телохранитель своими практическими соображениями.

Герг тут же принялся путано извиняться за сам факт своего существования, но я небрежно перебила:

– Хватит, Гриша, мы и не рассчитывали до самого Мидана перебиваться сухомяткой. Так что кто бы ни помог в уничтожении припасов, я ему благодарна.

Фаль расплылся в улыбке, выражая готовность помогать нам и дальше, и сунул в рот очередной кусок ветчины.

– Хорошо бы заодно место для ночлега найти. Не дело магеве без нужды по лесам в темноте рыскать, – кивнул Кейр, упрямо придерживаясь своей телохранительской линии. – Если мне не изменяет память, ближе к вечеру как раз доберемся до хорошего местечка.

Ближе к вечеру означало, что Гергу пришлось еще пять часов упражняться в навыках верховой езды, да и нам всем заодно, разумеется, кроме сильфа, перемежавшего поездки с полетами. В конце концов Птица так измаялся, что при очередном повороте дороги не справился с управлением. Он соскользнул с крупа Белки прямо в пыль рядом с густыми зарослями незнакомых мне кустов с мелкими кожистыми листиками, пышными бледнорозовыми кистями цветков и столь же мелкими частыми иголками на ветках. Я соскочила с седла, чтобы помочь бедолаге подняться.

– Оса, стой! Герг, не двигайся! – истошно завопил подъезжающий Лакс.

– Ты чего? – ошалев от вопля, я встала как вкопанная рядом с замершим по команде Дэлькором.

– Осторожнее, рядом с вами тмариз, – объяснил вор.

– Кто? – опасливо поглядывая по сторонам, переспросили мы с поэтом, пытаясь сообразить, идет ли речь о какомнибудь насекомом, змее, птице или более крупном и кровожадном объекте, реагирующем на движение. Впрочем, для засады тираннозавра рекса кустики казались маловаты.

– Куст с ядовитыми шипами, – объяснил вернувшийся из разведки Кейр, – не заденьте его веток, отходите аккуратно.

– Очень ядовитый? – отползая под копыта Белки, жалобно помаргивая, уточнил Герг.

– Да, – коротко отозвался Кейр с каменной мордой, однако взгляд его оставался тревожным и помягчел, лишь когда я, пятясь задом, удалилась от опасного растения на расстояние нескольких метров, а Герг встал с четверенек и отвел Белку. Дэлькор занюхнул цветочки тмариза, громко фыркнул, выражая недовольство, признал несъедобными и брезгливо отвернулся.

– Раньше его вырубали, по крайней мере, на тракте, – укоризненно цокнул языком воин, оценивая размеры зарослей ядовитого растения, а соответственно и масштабы запустения.

– Эх, жаль, тут почтового отделения под руками нет, – мечтательно улыбнулась я. – Послать бы Кольре букет в подарок!

– Не смей даже касаться его, – на всякий случай велел Кейр. – Уколешь палец, и не могу ручаться, что заклятие исцеления прочесть успеешь до встречи с богами.

– Ладно, не ворчи, я все поняла, – отозвалась я, не испытывая никакого желания играть в мертвую царевну, и уселась в седло. – Просто иногда девушке хочется немножко помечтать о прекрасном!

– Ты можешь помечтать обо мне, – со знакомой ухмылкой подсказал Лакс, вытирая рукавом вспотевший лоб.

– Мечтать будете после, о чем пожелаете, – свернул начинающийся флирт Кейр, решительно направляя лошадь вперед. – Хутор близко, поехали, пока Герг снова из седла не выпал.

– Ты как? – спросила я у поэта, карабкающегося на Белку, словно альпинист на вершины Эвереста. – Все кости целы?

– Насчет костей не скажу, а вот мясо, помоему, уже готово для отбивной, – попытался пошутить Герг, скривив от боли губы.

Но мучиться ему оставалось недолго. Не в том смысле, что близилась смерть, а в близости благого избавления седалища от терзаний седлом. Через некоторое время мы увидели неширокую дорогу, отходящую от тракта. По обеим ее сторонам крупный кустарник был добросовестно вырублен, и, проехав через вполне обихоженную рощу, наша кавалькада оказалась на равнине. Я даже придержала коня, обозревая пейзаж, с которого было только пасторали писать, из тех, что с пастушками и овечками.