Князь - Мазин Александр Владимирович. Страница 66

   – Вот то-то и оно, что похож. Боюсь я, не только ты это увидишь. Лучше бы он на отца своего был похож. Или на дядю.

   – Ну уж – на дядю! – фыркнула Людомила. – Воевода, верно, пригож, а Момчил этот… На него глянешь – не поверишь, что из хорошего рода. Неужели и отец его был таков? Скажи, Пчелко, ты ведь его знал?

   – Я ему служил, – негромко ответил старый воин. – И продолжал бы служить, если бы…

   – Если бы – что?

   Пчелко помедлил с ответом, но все же ответил:

   – Если бы он не велел мне остаться. Нет, госпожа, болярин Рад не был похож на простолюдина.

   – А на кесаря Симеона?

   И опять Пчелко ответил не сразу:

   – Нет, не похож. Ксожалению.

   – Не понимаю тебя… – разочарованно проговорила Людомила. – То хорошо, что похож, то плохо, что не похож. Ну-ка, Пчелко, говори!

   – А ты не знаешь? – старый воин пристально посмотрел на боярышню. – А что тогда твои слова о женитьбе Рада Скопельского?

   – Да не знаю я ничего! – сердито сказала Людомила. – Слыхала только, как мама однажды сказала: мол, такой-то боярин жену взял, родных ее не спросивши, а потому будет с ним, как с Радом из Скопле. Ну-ка, что это за история такая?

   – То не моя история, – Пчелко освободил руку. – И лучше об этом не говорить. Ис воеводой этим более не встречаться. Прости, госпожа, надо мне на конюшню.

   Он двинулся к двери, словно забыв, для чего заходил в дом.

   Людомила вздохнула. Нет, не скажет. Сейчас точно не скажет.

   – А с воеводой этим мы еще непременно встретимся, Пчелко, – прошептала она. – Ты не знаешь, а я знаю. Яведь его во сне видела…

   Но Пчелко ее шепота не услышал.

   Кесарь Петр наконец изволил принять посла князя киевского. Незадолго до этого Мыш шепнул Духареву, что жене кесаря совсем поплохело. Может, в этом причина? Аможет, вести из Константинополя пришли, и Сурсувул со своим господином сумели политически определиться?

   Приняли Духарева не в тронном зале и не в «посольском». Кулуарно. Вкомнатухе, которую впору было назвать кельей, а не дворцовым покоем. Впоследствии Духарев узнал, что кесарь булгарский спал здесь, когда на него накатывала особая набожность. Сранних лет Петр слыл весьма ревностным христианином. Набожность, впрочем, не помешала ему через два года после восшествия на престол жестоко расправиться с младшими братьями, когда те вздумали спихнуть его с трона.

   По слухам, отец Петра Симеон был мужчина хоть куда. Сынок – пожиже. Не зря его прозвали Коротким: невысокий, сутуловатый, в блеклой одежде, он более походил на монаха, чем на государя. Сурсувул рядом с ним смотрелся истинным богатырем. Впрочем, внешний вид кесаря можно было списать на преклонный возраст и вредные для здоровья обязанности государя.

   После того как произошел обмен традиционными любезностями и гридни Духарева вручили кесарю дары Святослава (исключительно оружие, причем только хузарское; правда, хорошее), Сергей приступил к цели своей миссии.

   – Мой князь поручил мне, Ваше Величество… – начал Духарев.

   – После, – остановил его кесарь. – Расскажи мне о хузарском хакане, воевода. Как он умер?

   – Он принял яд, Ваше Величество, – сказал Духарев.

   Вопрос его удивил. Вспомнилось скрюченное тело в обгаженной парче, присыпанное золотыми монетами из разбитого ларя. Всюду порубленные стражники, а у этого сабля так и осталась в ножнах. Посиневшее распухшее лицо, черный язык. Мочки ушей порваны – видно, кто-то из победителей польстился на серьги… Живым Духарев Йосыпа не видел, но ему говорили, что хакан хузарский был красавец. Правда, с годами сдал. Оплыл, обрюзг, облысел.

   «Жил, как свинья, умер, как крыса», – заметил тогда Машег.

   – Храбрец! – сказал кесарь булгарский. – Предпочел смерть позору.

   Духарев промолчал.

   – Скажи мне, воевода, если бы Йосып сдался, твой князь пощадил бы его?

   Духарев пожал плечами:

   – Может быть.

   Змею, у которой вырвали ядовитые зубы, можно не убивать. Но лучше держать на виду, не то оглянуться не успеешь, как зубы вновь отрастут. Впрочем, такуюзмею Духарев придушил бы собственными руками: иным наложницам в гареме хакана не исполнилось и семи лет.

   – Он молод, твой князь, молодости свойственно милосердие, – заметил кесарь. – Молод, но уже успел многое совершить…

   «Это еще только начало», – подумал Духарев.

   – Я слыхал, его называют пардусом?

   – Это так.

   – В Константинополе обеспокоены его успехами.

   – У них есть основания для беспокойства, – заметил Духарев. – Они чувствуют нашу силу.

   – Силу русов?

   – Не только. Многие народы пойдут за моим князем.

   – На ромеев?

   – Возможно.

   – А ведомо ли тебе, что в жилах моих сыновей – кровь византийских императоров?

   – Ведомо, – кивнул Духарев. – И считаю, что Ваше Величество не менее храбры, чем хузарский хакан.

   – Почему же? – коротышка кесарь даже не заметил иронии.

   – Вы позволяете своим сыновьям, в жилах которых течёт кровь императоров, жить при дворе правителя, в котором этой крови нет ни капли.

   – Пока я жив, им не причинят вреда. Аесли я умру, Константинополь поможет им удержать престол Булгарии, – кесарь повысил голос. – Сорок лет я правлю Булгарией! Сорок лет как между нами мир! [27]Союз кесаря Византии и кесаря Булгарии нерушим! Так и передай своему князю!

   Он покосился на Сурсувула.

   Болярин одобрительно кивнул.

   – Непременно передам, – Духарев почтительно поклонился. – Но хотелось бы напомнить, Ваше Величество, что только в Булгарии правитель неизменен сорок лет. ВВизантии же кесарей меняют намного чаще.

   Петр нахмурил седые брови: похвала это или дерзкий намек? Он снова оглянулся на Сурсувула, но болярин ничем ему не помог. Ах, как не хватало Петру жены! Внучка императора Романа обладала изощренным византийским умом и мгновенно угадывала подоплеку сказанного.

   Но кесаревна Мария лежала на смертном одре и с трудом узнавала даже собственного мужа.

   Кесарь вздохнул. Ему вдруг стало все безразлично. Он устал.

   Пауза затянулась. Болярин Сурсувул негромко кашлянул. Петр встрепенулся.

   – Я друг кесарю Византии, кто бы он ни был, – сказал владыка булгарский. – Но князю русов я тоже не враг. Ив знак моего к нему расположения приглашаю тебя и твоего сына… Ты ведь приехал с сыном, верно?

   Духарев кивнул.

   – …приглашаю вас скромно отобедать со мной.

   – Благодарю за честь! – поклонился Сергей.

   И, отпущенный вялым жестом царской кисти, удалился.

   – Нет уж, батя, ты выпей! – потребовал Артем. – Сам говорил, надобно яда опасаться. Теперь не отнекивайся!

   Духарев с отвращением поглядел на варево, понюхал…

   – Ты уверен, что туда твой конь не помочился? – спросил он с подозрением.

   – Уверен, уверен, – нетерпеливо бросил Артем. – Пей, батя! Тебе еще одеваться надо.

   Сам он уже вырядился по здешней моде. Пестрый, как попугай. Канитель, кружева, кольца, на физиономии румяна какие-то… Кинжальчик на поясе – таким только колбасу и резать. На самом поясе и то больше металла, чем в этом клинке. Такой же фазаний наряд ждал Духарева. Черт! Иничего не поделаешь: надо, значит надо. Ис оружием на пир к кесарю не положено. Предупредили. Фу, дрянь какая! Духарев еще раз понюхал…