Ведьмин век - Дяченко Марина и Сергей. Страница 3
— Что ж ты ее бросил? — сварливо спросил профессор социологии Юлиан Митец. — Оставил одну?
Назар заволновался:
— Я, собственно, только Клавдию хотел, ну, она прощения просила…
Гость нетерпеливо махнул рукой — понял, мол, не болтай чепухи. Назар еще раз виновато улыбнулся и поспешил обратно; двое мужчин у костра проводили его взглядом.
— Ты помнишь? — негромко спросил профессор Митец. — Относительно Назара. Я опасался…
Тот, кого звали Клавдием, кивнул:
— Ага… Он у тебя все никак не взрослел.
Профессор Митец торжествующе улыбнулся:
— Что делают с нами женщины, Клав!.. Выпьешь?
Гость загадочно улыбнулся и вытащил из внутреннего кармана небольшую бутылку, плоскую, как камбала:
— А я вот вчера только из Эгре, столицы, понимаешь, виноделия… И там мне всучили такую вот взятку. Завидно?..
— Не может быть! — воскликнул профессор с театральным изумлением. — Но как кстати, Клав, удивительно кстати!..
Оба знали толк в вине, а профессор еще и пил с видом знатока тщательно и сосредоточенно, как заправский дегустатор. Гость удовлетворенно усмехался.
— А у меня будут внуки, — сообщил, наконец, профессор Митец, любуясь рубиновой жидкостью на дне. — Полным-полно, целый дом внуков… Я так и думал, что ты опять мотаешься по провинциям. Я звонил.
— Труды, — неопределенно отозвался гость. — Праведные труды на благо… или во благо. У тебя будет красивая сноха, Юль. Когда свадьба?
Профессор, довольный, кивнул:
— Думаю, где-то в октябре.
— Вы еще не назначили? — удивился гость.
Профессор развел руками:
— Не смейся, я всего неделю как… Как Назар меня познакомил. И ведь еще боялся, что рассержусь…
— Но ты не рассердился, — кивнул тот, кого звали Клавдием. — И правильно сделал.
Профессор поднял с травы свою мандолину. Глядя, как он заботливо подтягивает струны, гость выудил из узкой золотистой пачки новую обреченную сигарету.
— Юлек…
Профессор отчего-то вздрогнул. Оторвался от своего занятия, удивленно уставился на гостя:
— А?..
Тот, кого звали Клавдием, извлек из догорающего костра ветку с угольком на конце:
— Юлек… Вот пес, не знаю, как и сказать.
— Ведьм своих по подвалам пугай, — пробормотал внезапно помрачневший профессор. — Меня не надо… Ну?
Гость закурил. Глубоко затянулся, не сводя с приятеля прищуренных, чуть воспаленных глаз:
— Ты, конечно же, знаешь, что она ведьма?
— Кто? — глупо спросил профессор.
— Твоя сноха, — гость затянулся снова. — Будущая сноха… Как ее, кстати, зовут?
— Ивга, — механически ответил профессор. Потом вдруг резко поднялся со своего чурбачка. — Что?!
— Ивга, — раздумчиво повторил тот, кого звали Клавдием.
— Ты соображаешь, что говоришь? — глухо поинтересовался профессор. Его собеседник кивнул:
— Юлек… За двадцать пять лет этой каторжной работы… Я определяю их даже по паршивым черно-белым фотографиям. И, что самое печальное, они меня тоже чуют… Им от меня дурно. Вашей Ивге стало плохо не потому, что она беременна, а потому, что рядышком оказался злобный я.
Профессор сел. Подобрал брошенную мандолину.
— Плохо, что ты не знал, — сообщил тот, кого звали Клавдием. — Я рассчитывал, что… Но это простительно, Юль. Они, особенно молодые, особенно те, что из глухой провинции… Очень боятся. Может быть, Назару она сказала?
— Помолчи, — пробормотал профессор, методично подтягивая и подтягивая струну. — О, зараза!..
Вырванный колок от мандолины оказался у него в руках. И сразу же после этого — в костре; потревоженные угли вспыхнули ярче — и успокоились снова.
Его собеседник выждал паузу. Вздохнул:
— Собственно, ничего страшного не случилось. Я сто раз видел счастливые семьи, в которых жена была — ведьма. Ты знаешь, сколько в одной только столице легальных их? Тех, что мы попросту держим на учете?
Оборванная струна на мандолине профессора Митеца свернулась спиралью, будто виноградный ус.
— Юлек…
— Замолчи.
Из дому вышел Назар. Слегка сбитый с толку, даже огорченный:
— Она сказала, что поспит… Но ей вроде бы лучше… Папа?!
Профессор отвернулся:
— Будь добр… будь добр, пойди и свари нам кофе.
Парень не двинулся с места. Когда он нервничал, ресницы его часто моргали — почти как у куклы, которую мелко трясут. Нервный тик.
— Папа…
— Назар.
Гость неожиданно усмехнулся:
— Все в порядке, Назарушка. Иди…
Оба напряженно молчали, пока за парнем не закрылась дверь кухни. И потом промолчали еще несколько долгих тягостных минут.
— Юлек, — медленно проговорил гость. — Ты разумный парень… всегда был. А теперь, вот зараза, я начинаю думать, что лучше бы мне этот маленький факт — сокрыть. Чтобы когда-нибудь потом, в спокойной обстановке…
— Ты соображаешь?..
Профессор отшвырнул от себя мандолину. Так, что она жалобно бренькнула, угодив на камушек в траве. Гость неодобрительно пожал плечами — но на этот раз промолчал.
— Ты… — профессор перевел дыхание. — Ведьма… В моем доме… С моим сыном… Тайно… Как гадко. Какая гадость, Клав…
Он поднялся, сунув руки глубоко в карманы; голос его обрел требовательные нотки:
— Я прошу тебя, Клавдий, поговорить с Назаром прямо сейчас. Я не желаю… Ни минуты…
— Юль? — тот, кого звали Клавдием, удивленно поднял брови. — А что я, по-твоему, могу сказать Назару? В конце концов, если он ее любит…
— Любит?!
Некоторое время профессор кружил вокруг костра, не находя слов. Потом уселся на место — и по выражению его лица гость понял, что Юлиан Митец наконец-то взял себя в руки, надежно и крепко.
— Я так понимаю, — бесцветным голосом начал профессор, — что ты по долгу службы должен ее забрать? Для учета и контроля?
— По долгу службы, — гость в задумчивости закурил третью сигарету, — этим занимаются несколько другие люди. Вот распорядиться, чтобы ее забрали — это я, в самом деле…
— Попрошу тебя — только не в моем доме, — уронил профессор все так же бесцветно и глухо. — Я не хотел бы…
— Да нет никакой необходимости ее брать! — его собеседник сощелкнул с элегантных серых брюк черную снежинку копоти. — Она сама придет куда надо, и, уверяю тебя, ни один сосед…
— Мне начхать на соседей.
Лицо профессора налилось желчью. Всякий, кто час назад был свидетелем праздника с песнопениями, поразился бы случившейся с Митецем перемене.
— Мне начхать на соседей. А вот на сына мне не начхать; инициирована ведьма либо нет… Ты смотришь на все это глазами, зараза, специалиста, а я… — профессор осекся. Перевел дыхание, поднялся, намереваясь идти в дом.
— На месте твоего сына я бы ослушался, — негромко сказал ему в спину тот, кого звали Клавдием.
Назар явился через полчаса; о человеке, пережившем потрясение, принято говорить, что он внезапно постарел. С Назаром случилось обратное — молодой мужчина, который не так давно на руках внес в дом свою будущую жену, теперь казался испуганным и смертельно обиженным мальчиком:
— Клавдий?..
За время, проведенное в одиночестве, друг семьи успел прикончить пачку своих замечательных сигарет и теперь смотрел, как изящная картонная коробочка догорает в костре.
— Назарушка, она бы тебе сама сказала. Не сегодня-завтра… Но не посвятить твоего отца я не мог. Это было бы, м-м-м… некрасиво с моей стороны. Непорядочно. Да?
Назар шумно сглотнул:
— А может так быть, что она и сама не знает? Вдруг?..
Некоторое время Клавдий раздумывал, а не соврать ли. Потом вздохнул и покачал головой:
— Увы. Они всегда и все про себя знают.
— Она мне врала, — сказал Назар глухо.
Клавдий удрученно пожал плечами.
Ивга не спала — лежала, натянув на голову одеяло, уткнувшись носом в подтянутые колени и воображая себя улиткой. В домике, в раковине, уютно и тепло, все, что за стенками раковины, безразлично и безопасно…