Знак Истинного Пути - Михалкова Елена Ивановна. Страница 17
Наконец они вышли на улицу и двинулись в сторону особняка. Ветер дул им в лицо, и они закрывались от него, поворачивались спиной, из-за чего шли слишком медленно. Сама не понимая почему, Наташа волновалась больше и больше и торопилась, таща за собой упирающегося сына.
– Мы сегодня сказку читали про Винни-Пуха, а я ее уже знал, – громко рассказывал Тим, стараясь перекричать ветер. – А Аня не знала, и Кирилл не знал, и Витя тоже! А еще мы из пластилина слепили Кенгу и ей в кармашек поклали разные вещи!
– Не поклали, а положили.
– Положили. А потом закрыли глаза, стали доставать их из мешочка и отгадывать.
– Из пластилина стали доставать? – рассеянно спросила Наташа.
– Нет, не из пластилина. Нам Ирина Петровна сделала настоящий мешочек, из тряпочки, и сказала, будто бы это карман…
Тимка весело болтал, но Наташа перестала вслушиваться. Они почти дошли до дома. Внезапно повалил мокрый снег, и у нее появилось странное ощущение – словно сквозь снежную пелену на них кто-то смотрит. Она остановилась у дороги, крепко сжав руку Тимофея, и быстро оглянулась. Никого. Позади была совершенно пустая улица, освещенная желтыми фонарями. Неожиданно они показались Наташе зловещими. Какой там европейский городок? Это Санкт-Петербург, город с непроизносимым для детей названием! То ли дело ее родная Рязань… Изань, как говорил совсем маленький Тимоша.
– А потом Витя сказал, что нужно делать по-другому…
Ощущение взгляда стало таким отчетливым, что Наташа поежилась. «Господи, побыстрей бы дойти до дома! Почему я Эдика не подождала?»
– И Ирина Петровна ему сказала…
– Тима, пойдем быстрей! – Наташа потянула мальчика за руку. Дорога была совершенно пустой, им оставалось пройти до ворот каких-то пятьдесят шагов. – Тима, быстрее, быстрее!
– Мам, ты чего? Мам, мне больно! – захныкал малыш. – Чего ты меня тащишь, нет же машин!
Он потянул руку на себя, стоя посреди дороги. Мордашка его, облепленная мокрым снегом, выражала возмущение и недовольство, но Наташа, охваченная тревогой, дернула его за локоть и прикрикнула:
– Не останавливайся на дороге, иди скорее! Господи, Тим, да быстрее же!
Мальчик удивленно взглянул на нее, замолчал и быстро пошел, неуклюже переваливаясь в своем толстом комбинезоне. Им оставалось сделать несколько шагов до тротуара, когда из-за поворота вылетел черный джип.
Расширенными от страха глазами Наташа смотрела, как машина стремительно приближается к ним, но в следующую секунду опомнилась, схватила Тима на руки и кинулась бежать. Она добежала до тротуара, но споткнулась о высокий бордюр и упала, подвернув ногу. До дома было совсем близко, и Наташа, собравшись с силами, оттолкнула Тима от себя и отчаянно закричала:
– Беги к воротам! Беги к воротам!
Малыш растерянно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на черную махину за маминой спиной, личико его искривилось, и он заплакал. Потом подбежал к Наташе и зарылся лицом в ее куртку. За спиной взвизгнули тормоза, раздалось какое-то шипение, и громкий голос с акцентом спросил:
– Слюшай, тебе помочь, а? Что случилось, ногу сломала?
Наташа обернулась. Из открытого окна на нее недоуменно смотрел небритый мужик, а с пассажирского сиденья таращилась совсем молоденькая девчонка, лет восемнадцати.
– Нет, спасибо, – сказала Наташа, чувствуя жгучий стыд пополам с облегчением. – Я просто ударилась, вот и все.
– Ну, сама дойдешь? – поинтересовался водитель.
Наташа торопливо закивала и махнула рукой в сторону особняка.
– Мы уже почти пришли, спасибо большое.
– Ладно.
Окно с шипением поднялось, джип сорвался с места и исчез за следующим поворотом.
Наташа сидела на снегу, потирая ушибленную ногу, а рядом ревел Тимофей.
– Ну, что ты ревешь? – грустно спросила она. – Не реви, ты уже большой мальчик. Стыдно реветь.
– Да-а, а я знаешь как испуга-ался!
– Знаю. Я тоже испугалась. Ну все, хватит сопли размазывать. Пойдем скорее домой, там дяде Эдику расскажем, какие мы глупые с тобой. Ну все, все, поднимайся.
Она вытерла сыну зареванную мордочку и подумала, что ей нужно попить успокоительное. «Господи, чего я так испугалась? Подумаешь, машина из-за угла выехала! Даже Эдику рассказывать не буду, стыдно».
Человек, смотревший на женщину и ребенка из окна дома, сжал губы. Он испытал слабое удовлетворение, увидев, в какую ситуацию они попали. С другой стороны, женщина чего-то испугалась, и интуиция подсказывала человеку, что она испугалась не просто так. Может быть, что-то почувствовала… говорят, у матерей обостренная интуиция. Человек поморщился. Это усложняет дело. Но всегда можно найти подходящий вариант, особенно в создавшейся ситуации. А теперь просто необходимо.
Сидя в старенькой, ободранной хрущевке, пропахшей дешевым куревом и тем особым сиротливым запахом, по которому безошибочно определяется жилище старого холостяка, Макар ругал себя за небрежность. Серега Бабкин, давно работавший с Макаром, сделал все по первому разряду, причем быстро: не только нашел человека, ходившего с Данилой Солонцевым по святым местам, но и вычислил, когда тот бывает дома, и принес Макару адрес на блюдечке с голубой каемочкой. И вот Макар сделал ошибку: приперся к мужику в новом свежем свитере и голубых джинсах. «Ладно еще догадался не побрызгаться туалетной водой», – злобно обругал сейчас сам себя Макар. Но и так было понятно, что с первого слова контакта не будет: мужик с простым именем Иван Иванович Кордыбайлов косился на Илюшина, чувствовал себя не в своей тарелке и явно недоумевал, что нужно от него этому молодому парнишке из богатеньких. Легенду о написании дипломной работы по теме, связанной с паломничеством, мужик пропустил мимо ушей как непонятную. Да для него и не имело значения, зачем нужна информация. И отвечал неожиданному визитеру скупо и неохотно.
– Да что тут рассказывать-то… Ну, ходили, было дело.
– Только один раз?
– А зачем больше-то?
– И что было в походе?
– Да ничего особого и не было. Дошли до святыни, поклонились и обратно пошли.
«Содержательно, – подумал Илюшин. – Дошли, поклонились, пошли обратно».
Он глянул на Кордыбайлова повнимательнее – тот сидел и безучастно смотрел на стол, усыпанный хлебными крошками. Не старый еще мужик, но выглядит на все шестьдесят – морщинистый, лицо унылое, щеки обвисшие.
– Голубей бы тебе держать, – неожиданно сказал Макар, переходя на «ты».
– Чего? – не понял паломник.
– Голубей, говорю. Что у тебя, тряпки нет дома? Или тебя ломает лишний раз со стола стереть?
– Ты о чем?
– Да о том! Сидим, как свиньи, все в крошках. Смотреть противно.
– А ты не смотри, – покорно заметил мужик, и Илюшин понял, что из дома его не выгонят. – Слушай, тебе чего вообще надо от меня, а?
«Ну слава богу, проснулся», – поздравил себя Макар. А вслух сказал:
– Можешь ты мне нормально, по-человечески рассказать, что у вас с паломничеством было? И не пудри мне мозги, ради бога!
– А ты не заливай про студента, – огрызнулся Иван Иванович.
Он встал, открыл сопротивляющуюся дверцу холодильника и достал бутылку. Макар содрогнулся, но выбора у него не было.
– Закусить есть? – спросил он, стараясь, чтобы голос не звучал обреченно.
– А то! – обиделся Кордыбайлов. – У нас все есть.
Крошки полетели на пол, а на изрубцованной порезами ножа скатерти появились два стакана и запотевшая бутылка. Из пакета, висевшего на спинке стула, Кордыбайлов достал половинку ржаного и разломил ее пополам.
– Держи закусь.
После второго стакана дело пошло на лад. Иван Иванович в подробности не пускался, но и того, что он рассказывал, Макару пока было достаточно.
– Ходил я с Данилой один раз только, – говорил Кордыбайлов, вертя в мозолистых руках пустой стакан. – И то не больно далеко – в Дивеевский монастырь. Учение, оно ведь что говорит: в каждой святыне православной есть другая, от большинства людей скрытая. Или не главная. Ну, вот как в том самом монастыре. Нас Данила учил, что попы вроде как украли священные вещи, но сами ими особо пользоваться не могут и только рядом с ними что-нибудь свое пристраивают, вроде чтоб и им силы хватило.