Комната - Донохью Эмма. Страница 47

— Правда?

— Правда.

Но когда я отнимаю руки, муравья уже нет, и я плачу. Но тут Норин находит еще одного и еще, два муравья тащат что-то, в десять раз превышающее по размеру их обоих. С неба, кружась, спускается какой-то предмет и приземляется рядом со мной. Я отскакиваю.

— Ой, это же кленовый ключик, — говорит Ма.

— Почему кленовый?

— Потому что это семечко кленового дерева с парой крылышек, которые помогают ему улететь подальше.

Этот кленовый ключик такой тонкий, что я вижу его насквозь: маленькие прожилки, а в середине — коричневое утолщение и крошечная дырочка. Ма бросает его в воздух, и он снова падает на землю.

Я показываю ей другое семечко, с которым что-то не так.

— У него осталось только одно крылышко, а другое отлетело. — Я подбрасываю его высоко вверх, но оно все равно планирует на землю, и я кладу его в свой карман.

Тут я слышу громкий пульсирующий звук, а когда поднимаю голову вверх, то вижу вертолет, который гораздо больше самолета. Это — самая крутая вещь, которую я сегодня увидел.

— Скорее домой, — кричит Норин.

Ма хватает меня за руку и тащит.

— Подождите… — кричу я, но дыхание у меня сбивается, они обе тащат меня за руки, а из носа течет. Когда мы проскакиваем через крутящиеся двери, в голове у меня стоит туман. Этот вертолет был набит папарацци, которые пытались сфотографировать нас с Ма.

После дневного сна моя простуда не проходит. Я играю со своими сокровищами: с камнем, поврежденным кленовым ключиком и сиренью, которая уже завяла. Бабушка приводит новых посетителей, но сама ждет снаружи, чтобы в нашей комнате было не так тесно. Новых посетителей двое, их зовут дядя Пол, у которого прямые волосы, доходящие только до ушей, и Диана, моя тетя, в прямоугольных очках. На голове у нее миллион черных косичек, похожих на змей.

— У нас есть маленькая девочка по имени Бронуин, которая будет очень рада познакомиться с тобой, — говорит мне тетя. — Она и не знала, что у нее есть двоюродный брат, — впрочем, о твоем существовании мы узнали всего два дня назад, когда позвонила твоя бабушка и сообщила о вашем побеге.

— Мы хотели сразу же мчаться сюда, но врачи сказали… — Пол замолкает и вытирает кулаком глаза.

— Все в порядке, милый, — говорит Диана и потирает ему ногу.

Дядя Пол с шумом прочищает горло.

— Я никак не могу оправиться от удара.

Я не вижу никого, кто бы мог его ударить.

Ма обнимает его за плечи.

— Все эти годы он думал, что его маленькая сестричка умерла, — поясняет мне она.

— Кто? Бронуин? — тихо спрашиваю я, но Ма не слышит это.

— Нет, я. Помнишь, я говорила тебе, что Пол — мой брат.

— Да, я знаю.

— Не могу сказать, как я… — Он снова замолкает и сморкается. У него это получается гораздо громче, чем у меня, он трубит, словно слон.

— А где же Бронуин? — спрашивает Ма.

— Ну, — отвечает Диана, — мы думали… — Она смотрит на Пола.

Он говорит:

— Вы с Джеком вскоре познакомитесь с ней. Мы оставили ее в детском саду Лил.

— А что это такое? — спрашиваю я.

— Ну, это такой дом, где родители оставляют своих детей, когда они чем-то заняты, — поясняет Ма.

— А чем заняты дети?..

— Нет, это их родители заняты.

— Бронуин очень хочет увидеть тебя, — говорит Диана.

— Она изучает разные знаки и хип-хоп, — добавляет Пол.

Он хочет сделать несколько фотографий, чтобы послать их по имейлу моему дедушке в Австралию, который завтра собирается вылететь к нам.

— Не волнуйся, с ним будет все в порядке, когда он его увидит, — говорит Пол маме, но я не понимаю, что означают эти «он», «его» и «с ним». И еще я не знаю, что надо делать, когда тебя фотографируют, но Ма говорит, что надо просто смотреть в камеру и улыбаться, как будто улыбаешься другу. Потом Пол показывает мне сделанные снимки на экране и спрашивает, какой, с моей точки зрения, самый лучший, первый, второй или третий, но они все одинаковые.

От разговоров у меня устают уши. Когда Пол и Диана уходят, я думаю, что теперь-то мы с Ма останемся одни, но тут входит бабушка и долго обнимает Ма. Она целует меня.

— Как дела у моего внука?

— Это она говорит о тебе, — объясняет мне Ма. — Что надо сказать, когда кто-нибудь спрашивает, как у тебя дела?

Опять эти манеры!

— Спасибо, — говорю я.

Они обе смеются, опять я пошутил, сам того не зная.

— Надо сначала сказать «Хорошо», а потом уж «Спасибо», — поучает меня бабушка.

— Очень хорошо, а потом уж спасибо.

— Но если у тебя не все в порядке, то вполне допустимо сказать: «Я чувствую себя не на сто процентов». — Она поворачивается к Ма: — Кстати, Шарон, Майкл Килор, Джойс, не помню ее фамилию, — все они звонят и спрашивают о тебе.

Ма кивает.

— Они умирают от желания встретиться с тобой.

— Я… врачи говорят, что я еще не готова к общению с друзьями, — отвечает Ма.

— Да, конечно.

Тут в дверь заглядывает человек по имени Лео.

— Можно ему зайти на минутку? — спрашивает бабушка.

— Мне все равно, — отвечает Ма.

Это — мой неродной дедушка, но бабушка говорит, что я могу звать его отчимом. От него смешно пахнет дымом, зубы у него кривые, а брови постоянно двигаются.

— Как так получилось, что все его волосы оказались у него на лице, а не на голове?

Он смеется, хотя я спросил об этом у Ма шепотом.

— Хоть убей, не знаю, — говорит он.

— Мы встретились на курсах по индийскому массажу головы, — говорит бабушка, — и я выбрала его голову как самую гладкую поверхность для работы.

Они оба смеются, а Ма остается серьезной.

— Можно мне немного пососать? — спрашиваю я.

— Как только уйдут гости, — отвечает Ма.

Бабушка спрашивает:

— Чего он хочет?

— Не обращай внимания.

— Я могу позвать медсестру.

Но Ма качает головой:

— Он хочет пососать молока.

Бабушка в изумлении смотрит на нее:

— Ты что, хочешь сказать, что он до сих пор?..

— У меня не было причин отнимать его от груди.

— Да, я понимаю, запертые в этой комнате, вы с ним… но даже если и так, пять лет…

— Ты ничего об этом не знаешь.

Бабушка недовольно поджимает губы:

— Я спрашиваю об этом не из праздного любопытства…

— Мам…

Отчим встает:

— Пойдем, им надо отдохнуть.

— Конечно, — отвечает бабушка. — До свидания, до завтра…

Ма снова читает мне «Дающее дерево» и «Лоракса» очень тихо, потому что у нее болят горло и голова. Я долго сосу ее грудь — это заменяет мне ужин, и Ма засыпает, не дождавшись, когда я закончу. Я люблю смотреть на ее лицо, когда она об этом не знает.

Я нахожу сложенную газету — ее, наверное, оставили посетители. На передней странице изображен разбитый на две части мост. Интересно, действительно ли он такой? На другой странице я вижу снимок, на котором изображены мы с Ма и полицейские в ту минуту, когда Ма несла меня в участок. Заголовок статьи гласит: «НАДЕЖДА ДЛЯ МАЛЬЧИКА-БОНСАЙ». Я с трудом разбираю слова:

Ма просыпается и выхватывает у меня газету.

— Давай лучше я почитаю тебе книгу про кролика Петра.

— Но ведь здесь написано обо мне, о мальчике-бонсай.