Вожделенная награда - Крюс Кейтлин. Страница 23

Его взгляд неотступно следовал за Тристанной.

На ней было что-то голубое, словно сотканное из облака, так нежно оно облегало ее тело, подчеркивая яркий блеск ее глаз и золотое мерцание кожи. Светлые волосы волнами рассыпались по плечам, напоминая ему о пляжах Кефалонии, раскинувшихся под синим небом. Она была слишком красивая, слишком настоящая, и он знал слишком хорошо, что последний раз видит ее такой, что он вот-вот раздавит этот цветок, такой пленительный и пьянящий.

Он не понимал, почему так больно сжимается сердце, куда пропала уверенность в своей правоте — на протяжении долгих лет его единственный верный спутник, почему он жалел, что она должна испытать на себе последствия действий ее семьи и заплатить за три загубленные жизни. С чего ему вообще о чем-то жалеть?

Словно почувствовав его взгляд, она отвернулась от гостей, с которыми разговаривала, и улыбнулась ему. Он видел, как она вежливо извинилась и пошла к нему. Он позволил себе представить, всего на мгновение, что она действительно его невеста и утром станет его женой. Странное чувство правильности затопило его, и внутренний голос шепнул, что она принадлежала ему с самого начала. Он ощущал небывалое напряжение, но его чувства были не важны, имели значения только действия, а он поклялся, что пройдет этот горький путь до самого конца.

— У тебя такой суровый вид. — Ее голос был беспечен, но глаза настойчиво искали его взгляд.

Он почувствовал легкий запах ее духов, свежий и волнующий, вызывающий желание поцеловать ее. Он сам не знал, как устоял.

— Теперь вечеринки нравятся куда меньше, чем раньше, — ответил он.

Он оттянул воротник рубашки, и ему вдруг захотелось оказаться на вилле наедине с Тристанной, чтобы он лежал на кровати, обнаженный, а она склонялась к нему. Почему все так сложно? Она улыбнулась, словно прочитав его мысли.

— Эта вечеринка — в твою честь, — заметила она, наклоняясь к нему. — Улыбнись или хотя бы перестань хмуриться. Не думаю, что это повредит твоему загадочному образу.

Он непроизвольно улыбнулся. Он стал слишком восприимчив к ней, слишком легко сдавал позиции, выпускал из рук вожжи. Прошедшие несколько недель он старательно игнорировал ее грустный задумчивый взгляд, игнорировал то, как приходил к ней и отчаянно цеплялся за нее, словно пытаясь отменить утро, защититься от реальности. Он игнорировал все. Но сегодня вечером это постоянное отрицание рассеялось, как только яхта отчалила. Он посмотрел на Тристанну, в ее открытое, доверчивое лицо, и страстно, больше всего на свете захотел быть человеком, которым был в ее глазах, которым должен был быть, но который не существовал. Любая возможность того, что он станет таким, была уничтожена Барбери десять лет назад. Почему так трудно было держать это в памяти, когда она рядом?

— Это важно для тебя? — небрежно спросил он. Ему хотелось, чтобы все кончилось, чтобы месть свершилась и все осталось позади. Ожидание убивало его. — Думаешь, мне стоит притвориться дружелюбным и открытым ради наших гостей, которые уже давно прекрасно знают, что я совсем не такой?

Она рассмеялась, и ее смех ранил его, хоть он и не признал бы этого. Ее глаза, которые она подняла на него, лучились теплом и счастьем.

— О, Никос, — сказала она, как будто все еще смеясь, и слова, словно чистый источник, лились из самого ее сердца, — я так люблю тебя.

Он окаменел. Он знал, кто он, знал, что должен сделать. Он не верил в любовь, даже в ее любовь.

Тристанна почувствовала, как напряглось его тело под ее руками. Слова застыли между ними, словно отразившись от скал, привлекая всеобщее внимание.

— Не надо было этого говорить, — прошептала она, замирая, в ужасе от своей неосторожности.

Он вдруг показался ей совершенно незнакомым человеком, далеким, чужим, хотя его лицо ничуть не изменилось. Страх взорвался у нее внутри, потек по венам, как сильный наркотик. Легкость сменилась тяжелым отчаянием, на глаза навернулись слезы.

— Прости, — поспешно сказала она. — Сама не поняла, как это вырвалось.

— Правда? — Его голос звучал холодно и осуждающе. — Может быть, ты не имела в виду ничего особенного? Можно же любить машину или туфли.

У него был почти скучающий вид, как будто он дразнил ее, как обычно, но Тристанна видела в его потемневших глазах что-то похожее на боль. Она сделала глубокий вздох, погладила его по плечам, еще раз вздохнула и встретила его взгляд, хотя на секунду испугалась, что не выдержит его. Она, которая стояла прямо, даже когда колени тряслись, которая спорила с ним, не зная, в какие опасные дебри заведет их этот спор. Похоже, она уже не сможет уберечь себя, зато сможет притвориться храброй.

— Я не хотела этого говорить, но это правда. — Она вложила в голос всю свою искренность. — Правда, Никос. Я люблю тебя.

Он смотрел на нее, словно они были одни. В его почерневших глазах не осталось ни капли золота, ни намека на нежность, которая, как ей казалось, иногда появлялась там. Он как будто безуспешно пытался найти смысл в ее словах. Что-то прошло между ними, тяжелое, плотное и невыразимое. Тристанна не заплакала, хотя глаза жгло; на щеках Никоса вздулись желваки, но она чувствовала, что он не сердится. Во всяком случае, не просто сердится.

— Свадьба затуманила твой ум, — жестко сказал он спустя вечность. — Как ты можешь любить меня, Тристанна? Ты едва знаешь меня. Ты не представляешь, на что я способен.

Она вспомнила, что крикнула ему в Портофино, и содрогнулась. Неужели это было дурное предзнаменование, предостережение?

— Я знаю тебя, — мягко сказала она, расправляя плечи, — лучше, чем ты думаешь.

— Что ж, хорошо, — огрызнулся он. — Надеюсь, это знание утешит тебя в эти дни.

— Ты имеешь в виду, когда мы поженимся? — спросила она, не совсем понимая его, но чувствуя, что они стоят у края катастрофы.

— Да, — ответил он, кривя губы, наполняя воздух между ними горечью, которой она не понимала. — Когда мы поженимся.

Глава 15

Тристанна стояла перед огромным зеркалом в спальне на вилле и рассматривала свое отражение. Ее волосы были подняты и заколоты, а сзади спадали на плечи русыми волнами. Платье цвета слоновой кости облегало грудь, а простой подол струился вокруг ног. Ее макияж был безупречен, подчеркивая глаза и губы, и гладкая кожа словно светилась изнутри. Вивьен дала ей свой жемчуг и теперь сидела в кресле за спиной Тристанны, восторженно прижав руки к груди. Рядом с ней на столе стоял букет ароматных белых цветов.

Из Тристанны получилась идеальная невеста, и все-таки она не могла отделаться от дурного предчувствия, не отпускавшего ее с момента, когда Никос оставил ее вчера вечером. С тех пор как она призналась ему в любви, он смотрел на нее так, словно видел впервые. Вспомнив об этом, она снова содрогнулась.

— Ты прекрасна! — воскликнула Вивьен, не замечая ни встревоженного лица, ни бледности дочери.

— Правда?

Тристанна едва услышала свой голос. Она была словно во сне. Неужели сегодня ее свадьба? Как она может выйти за мужчину, которому не до конца верила, который может никогда не полюбить ее? Как они дошли до этого? Разумеется, в этот день она как никогда должна быть уверена в человеке, которому скоро поклянется в вечной любви. Но этот холодный, странный блеск в глазах Никоса прошлым вечером… Она чувствовала только смутный страх, от которого у нее кружилась голова, и не могла оторвать взгляда от своего отражения, как будто оно могло ответить на ее вопросы, стоило лишь вглядеться внимательнее.

Разумом она точно знала, что нужно делать. Она провела всю ночь, разрабатывая стратегии и планы бегства. Она не могла выйти за мужчину, так отреагировавшего на ее признание, которому она не доверяла, которого, по его собственным словам, она едва знала. О чем она только думала? Она сама была дочерью неравного брака, всю жизнь наблюдала, как ее мать выпрашивает у отца крохи внимания, и поклялась, что никогда не окажется в таком положении. Как она могла добровольно обречь себя на такую судьбу?