Забудьте слово страсть - Мэй Сандра. Страница 8

Шарлотта Артуа, Стальная Лоза, как прозвали ее некоторые романтически настроенные партнеры по бизнесу, могучим усилием воли не дала самой себе утонуть в глазах Филипа Марча. Чуть отстранившись, она насмешливо заметила:

— Ай-ай, что же нам делать? Ведь было бы слишком бесчеловечно снова выбросить несчастного кота на улицу — но и мириться с его дикими замашками тоже нельзя. Как же быть?

Теперь в шоколадных глазах загорелся воистину дьявольский огонек. Филип Марч лениво откинулся на спинку кресла, потянулся и промурлыкал, как настоящий кот:

— Только любовь, графиня. Любовь и ласка. Только ими можно приручить котов и детей. Да, и учтите: любовь должна быть искренней.

Слава богу, стюардесса Синтия принесла пледы и подушку!

Шарлотте приходилось много путешествовать, и она привыкла спать в самолетах и поездах. Будь эта поездка обычной, она бы запросто откинулась на спинку кресла, сбросила сапоги и заснула крепким сном смертельно уставшего человека. Однако обычным нынешнее путешествие назвать было нельзя ни в коем случае.

Все внутри у нее кипело от странной смеси возбуждения, злости, смущения и любопытства. Филип Марч удивил ее. Признаться, вчера он выглядел куда менее уверенным в себе. Вчера она посчитала его просто симпатичным и слегка растерянным парнем — но сегодня увидела, что ошибалась. Этот взгляд, эта дьявольская улыбка, эта спокойная грация сильного мужского тела — если уж Филип Марч и был котом, то никак не дворовым тощим кошаком, а по меньшей мере, котом камышовым.

Шарлотта заставляла себя держать глаза закрытыми, но даже самый невнимательный в мире наблюдатель заметил бы, что она только притворяется спящей. Между тем Филип Марч выглядел вполне довольным жизнью. Когда Джонни надоело смотреть на облака и он явно заскучал, Филип ловко поймал за руку проходившую мимо Синтию, о чем-то негромко с ней пошептался — и через пару минут девушка принесла Джонни набор «Лего». Мальчик немедленно занялся игрушкой, а Филип Марч грациозно перебрался через якобы спящую Шарлотту, потянулся и легкой, стелющейся походочкой направился в сторону технического отсека. Через минуту из-за занавески донеслось девичье хихиканье и приглушенный мужской голос. Шарлотта немедленно вытаращила глаза. Вот уж кот так кот! Но… почему это приводит ее в такую ярость?

Шарлотта с трудом подавила желание встать и пойти разобраться с этими весельчаками. Какое ей дело, с кем флиртует Филип Марч?

Филип между тем блаженствовал в обществе двух стюардесс. Синтия была блондинкой, Рейчел — шатенкой, обе были хохотушки и болтушки, так что Филип блистал. Анекдоты и остроты так и сыпались из него, и вот уже Синтия два раза подряд прислонилась к его плечу, якобы ослабев от смеха, а Рейчел бросает вполне красноречивые взгляды, и если так пойдет, то вскоре можно будет сыграть с ними в «города» на поцелуи — вариант беспроигрышный, потому как либо они дурочки и тогда больше городов назовет он, либо они хорошие стюардессы и знают географию, тогда он проиграет, но целоваться-то в любом случае…

… не придется! Занавеска отъехала в сторону, а за ней обнаружилась ОЧЕНЬ сердитая мисс Шарлотта Артуа. На Филипа она демонстративно не смотрела.

— Девушка… Синтия, кажется? Я уже пять минут вызываю вас, но вы, как я вижу, заняты важным делом.

— Простите, мэм. Вам что-то?..

— Да. Кофе. Двойной. И подключить компьютер. Да, мистер Марч, если вы уже освободились, то Жанно, по-моему, требуется посетить одно заведение…

Филип мысленно себя обругал последними словами, но девчонкам все равно дружески улыбнулся и помахал рукой.

— Сделайте кофе и мне, ладно? Уже бегу, мадемуазель Артуа.

Джонни встретил его, подпрыгивая на кресле.

— Скорее, Фил! А то счас будет авария.

— Стоп машина! Лечь на правый галс! Держись, капитан!

К счастью, туалет был свободен. Когда они мыли руки, Джонни наябедничал:

— А она ничего и не спала, она все смотрела в ту сторону, где ты с Синтией хихикал, и губы кусала. Фил, а ты по-французскому умеешь?

— Не особо. «Же ма пель» знаю, «силь ву пле» знаю, «асееву силь ву пле» тоже знаю, «ореву-ар», «мерси», «парбле» и «мерд».

— А чего такое «мерд»?

— Ох, деточка моя, лучше про «оревуар» спроси.

— «Оревуар» я и так знаю, так мама папе говорила, это значит — до свидания. А про «мерд» я не слышал.

— Ну… в общем, это то, что остается после лошадок и собачек в Центральном парке.

— Какашка?!

— Да. Только не повторяй при ней, ладно?

— А она про тебя тоже обзывалась!

— Как же?

— «Кель ша», говорит, а потом вообще обругала.

— Кем?

— «Курёр де жоп»!

— Ай!

— Это я не я говорю, это она сказала.

— Слушай, Джонни, я потом в словаре посмотрю, а ты пока молчи. Может, это и не ругательство даже.

Джонни с явным неудовольствием обещал молчать, и они вернулись на свои места. На столике их уже ожидал обед, и на некоторое время воцарилось перемирие.

4

Когда под крылом самолета возник Париж, было темно, поэтому город очень напоминал гигантскую драгоценность, искрящуюся на черном бархате. Несмотря на поздний час, аэропорт был переполнен. Сотни людей, одетых в самую разнообразную и даже экзотическую одежду, говорили на разных языках.

Прошли таможенный контроль, получили багаж, потом из толпы вынырнул небольшой человечек с роскошными усами и горячо приветствовал Шарлотту Артуа. При взгляде на Джонни глаза человечка немедленно увлажнились, усач прижал руки к груди и разразился горячей, но непонятной речью, в которой проскакивали смутно знакомые слова типа «пти анжель», «мадемуазель Жанет» и «манифик». Джонни неожиданно проникся к усачу доверием, а уж после того, как тот подвел мальчика к роскошному, зеркально отполированному лимузину, и вовсе полюбил шофера, как родного. Только совместными усилиями удалось уговорить малыша сесть на заднее сиденье, после чего Андре — так звали шофера — клятвенно пообещал дать «пти Жанно» порулить, когда они приедут в поместье.

Впрочем, до поместья было еще далеко. Пару дней им предстояло провести в Париже, и Филип с удовольствием разглядывал сияющий всеми огнями древний город, по улицам которого величаво плыл их роскошный экипаж.

Джонни тоже был очарован открывшейся красотой и скакал по всему заднему сиденью от окна к окну. Один раз, забывшись, он даже притих на руках у Шарлотты, и Филип с непонятным волнением увидел, как изменилось лицо молодой женщины. Осторожно приобняв малыша, Шарлотта вдруг стала очень юной и трогательной. Казалось, она боится дышать…

Впрочем, Джонни быстро опомнился. Когда машина остановилась у подъезда большого величественного дома, мальчик нахмурился и вцепился в руку дяди. Шарлотта кашлянула.

— Жанно, давай я покажу тебе дом?

— Не. Я хочу спать.

— Конечно. Путешествие было долгим и трудным. Я отведу тебя в твою спальню…

— Не-ет! Я буду спать с Филом!

Филип вскинул Джонни на руки и нарочито бодро воскликнул:

— Но сначала — душ! Мы грязные и усталые — ведь позади осталось полглобуса! Скажи Андре спасибо и спокойной ночи.

— Спасибо, Андре. Спокойной ночи.

— Бон нюи, маленький хозяин. Сладких снов!

— Не забудь насчет машины.

— Само собой. Мадам, завтра в шесть?

— Да. Благодарю вас, Андре. Дома все в порядке?

— В лучшем виде.

— Тогда до завтра. Идемте?

Филип посадил Джонни на закорки, вскинул на плечо сумку и подхватил чемодан. Шарлотта невольно замерла, с восхищением рассматривая ленивую игру мышц молодого человека. Ноша в общей сложности тянула фунтов на пятьдесят, но Филип справлялся с ней играючи.

Опомнившись, Шарлотта подавила вздох и первой вошла в дом. Филип шел позади и потому невольно смотрел исключительно на бедра графини Артуа. Все-таки удивительная штука — женская походка. Казалось бы, при такой амплитуде покачивания и одновременно вращения ее должно заносить на поворотах, но Шарлотта Артуа словно скользит над полом, изящно огибая какие-то статуи и постаменты…