Собрание сочинений в одной книге - Лондон Джек. Страница 92

Но Леонсия, слушая эту реабилитацию Генри, только злилась. Зачем это ее отцу непременно нужно было, как истому латиноамериканцу, употреблять столько высокопарных фраз, когда достаточно было бы двух-трех слов, крепкого рукопожатия и искреннего взгляда. Ведь будь на его месте Генри или Фрэнсис, они бы этим и ограничились. Зачем же ее соотечественники-испанцы до такой степени любят цветистое красноречие, напоминающее словоизвержения ямайского негра? – спрашивала себя Леонсия.

Между тем, пока Генри таким образом официально восстанавливался в своих правах как жених Леонсии, Фрэнсис старался принять непринужденный вид и интересоваться тем, что творилось вокруг. При этом он невольно обратил внимание на матроса Хуана, который стоял на носу судна, среди кучки других матросов, и о чем-то рассуждал, многозначительно пожимая плечами и яростно размахивая руками.

Глава VII

– Ну вот!.. Теперь мы упустили обоих скотов гринго! – с отчаянием воскликнул Альварес Торрес, бегая по берегу.

Словно назло преследователям, подул небольшой ветерок, и «Анжелика», распустив паруса, начала быстро удаляться, так что дальнейший обстрел ее стал бесцельным.

– Я, кажется, с радостью пожертвовал бы три колокола в собор, – заявил Мариано Веркара-э-Хихос, – ради того, чтобы эти гринго были на расстоянии выстрела. И будь на то моя власть, все гринго сразу очутились бы в аду, так что сатане пришлось бы начать учить английский.

Альварес Торрес в бессильной злобе ударял кулаком по седлу.

– Владычица моих мечтаний! – почти рыдал он. – Она уехала, она исчезла – вместе с этими двумя Морганами! Я видел, как она взошла на шхуну. А тут еще этот Риган из Нью-Йорка! Стоит только этой проклятой «Анжелике» выбраться из лагуны Чирикви – и ей все пути открыты. Гринго могут отправиться прямо в Нью-Йорк. И окажется, что скотина Фрэнсис и месяца не пробыл в отсутствии. Сеньор Риган не даст мне денег…

– Они не выйдут из лагуны Чирикви, – торжественно заверил испанца начальник полиции. – Что я, какое-то неразумное животное, что ли? Нет, я человек с разумом и знаю, что они из лагуны не выберутся. Разве я не поклялся в мести до гроба? Смотрите, солнце уже заходит. Ночь обещает быть тихой. Это несомненно – стоит только взглянуть на небо. Вы видите эти маленькие кучевые облака?.. Если поднимется ветер, то, конечно же, северо-восточный, а пройти через пролив Хоррера против ветра немыслимо. Беглецы и не предпримут такой попытки. Этот шкипер-негр знает лагуну как свои пять пальцев. Он, без сомнения, сделает крюк и постарается проплыть либо мимо Бокас-дель-Торо, либо через пролив Картаго. Но мы его перехитрим. У меня есть мозг, есть ум. Ум! Придется проделать длинный путь верхом. Но мы его совершим. Проедем вдоль берега до самого Лас-Пальмас. Там сейчас находится капитан Розаро на судне «Долорес»…

– На этом буксире? На старой калоше, которая не в состоянии отойти на два шага от берега? – спросил Торрес.

– При той тихой погоде, которая будет стоять сегодня ночью и завтра, «Долорес» сумеет захватить «Анжелику», – ответил начальник полиции. – Вперед, товарищи! Едем! Капитан Розаро – мой друг. Он готов исполнить все, о чем бы я его ни попросил.

Когда забрезжил рассвет, можно было увидеть, как через полуразрушенную деревню Лас-Пальмас тащился отряд усталых всадников на измученных лошадях. Они проехали вдоль улицы и направились к пристани. Там их взорам предстал старый, полуразвалившийся буксир, требующий ремонта и покраски. Из его трубы клубами валил дым – судно стоит под парами. У выбившегося из сил начальника полиции поднялось настроение.

– Доброе утро, капитан Розаро! Рад вас видеть! – приветствовал он шкипера-испанца, бывалого, видавшего виды моряка. Розаро, полулежа на свернутом канате, пил кофе. Рука у него при этом так дрожала, что зубы стучали о кружку.

– Хорошее доброе утро, нечего сказать, когда меня всего трясет от проклятой лихорадки! – проворчал он. Рука его, в которой он держал кружку, и все тело затряслись так, что горячая жидкость выплеснулась и потекла у него по подбородку, шее, по седым волосам, которыми заросла полуобнаженная грудь. – Ты чего там? Я тебя, негодяй! – при этих словах кружка и ее содержимое полетели в мальчика-матроса, видимо исполнявшего при капитане обязанности слуги. Бедняга был виновен в том, что не сумел сдержать смех.

– Но солнце сейчас встанет, и тогда лихорадка оставит вас в покое, – сказал начальник полиции, вежливо делая вид, что не заметил вспышки ярости у капитана. – Вы, очевидно, уже покончили со всеми делами здесь и направляетесь в Бокас-дель-Торо. Так вот что: мы все поедем с вами – нам предстоит интересное приключение. Мы остановим шхуну «Анжелика», которой не удалось выбраться сегодня ночью из лагуны Чирикви из-за отсутствия попутного ветра. Я произведу множество арестов, и слава о вас прогремит по всей Республике Панаме, капитан. Все будут восхвалять вашу храбрость и ловкость, и вы забудете о своей лихорадке.

– Сколько? – прямо спросил капитан Розаро.

– Сколько? – удивленно повторил начальник полиции. – Это правительственная служба, друг мой. И путь ваш все равно лежит на Бокас-дель-Торо. Вам не придется истратить ни одного лишнего фунта угля.

– Подай еще кофе! – заревел шкипер, обращаясь к мальчику-матросу.

Настало молчание. Все – и Торрес, и начальник полиции, и измученные, усталые жандармы – все с завистью смотрели на горячий кофе, который принес слуга. Капитан Розаро поднес кружку к губам. Снова раздался звук, напоминающий щелканье кастаньет, – зубы больного застучали о края кружки, но на этот раз капитану все-таки удалось выпить горячую жидкость, не пролив ее, хотя он при этом основательно обжегся.

Снизу появился мечтательного вида швед, в необычайно грязных широких штанах и испачканной фуражке с надписью: «Механик». Закурив трубку, он уселся на невысокие поручни и, казалось, погрузился в какой-то транс.

– Сколько? – повторил капитан Розаро.

– Сначала давайте двинемся в путь, дорогой капитан, – сказал начальник полиции, – а потом уже, когда у вас пройдет лихорадка, мы с вами обо всем потолкуем, как и подобает разумным существам, а не животным.

– Сколько? – снова спросил капитан Розаро. – Я вообще никогда не превращаюсь в животное. Всегда остаюсь разумным существом, независимо от того, светит ли солнце или оно уже зашло, даже тогда, когда меня треплет эта лихорадка, будь она трижды проклята. Сколько?

– Ну хорошо. Прикажите отчаливать – за сколько? – устало произнес начальник полиции, сдаваясь.

– За пятьдесят долларов золотом, – последовал ответ.

– Но вы ведь все равно собирались отчаливать, капитан, не правда ли? – вкрадчиво спросил Торрес.

– Пятьдесят… и притом золотом, как я сказал.

Начальник полиции в отчаянии всплеснул руками и быстро повернулся, намереваясь уйти.

– А ведь вы поклялись в мести до гроба тем, кто разрушил вашу тюрьму, – напомнил ему Торрес.

– Но не в том случае, когда это обойдется в пятьдесят долларов золотом, – резко возразил ему начальник полиции. Он искоса поглядывал на капитана, видимо ожидая, что тот наконец сдастся.

– Пятьдесят золотом, – повторил Розаро, делая последний глоток кофе.

Моряк вынул свой табак и стал дрожащими пальцами крутить папиросу. Кивнув в сторону шведа, он добавил:

– И еще пять золотом в пользу моего механика. Таков у нас обычай.

Торрес подошел поближе к начальнику полиции и шепнул ему:

– Я заплачу эти доллары из своего кармана и поставлю в счет гринго Ригану за наем буксира. Разницу мы поделим. Мы ничего на этом не потеряем, наоборот, только выиграем. Ведь эта скотина Риган дал мне инструкцию не останавливаться ни перед какими расходами.

К тому времени, когда солнце, словно яркий медный диск, поднялось над горизонтом, один из жандармов уже возвращался обратно в Лас-Пальмас с измученными лошадьми, а весь отряд разместился на палубе буксира. Швед спустился к себе в машинное отделение, капитан Розаро, которого при первых же лучах благодетельного солнца отпустила лихорадка, приказал своим матросам отчаливать, а рулевому занять место у руля.