Тонкий лед - Браунинг Дикси. Страница 14

Жир в сковороде дымился, и Мэгги, подхватив ее чапельником, отодвинула на более холодную часть плитки, а потом потянулась прикрыть заслонку. До чего же она стала рассеянной в последнее время. Это прискорбно, когда готовишь на дровяной печке и пользуешься электроинструментами. Но ее рассеянность была вполне понятна: не успела она уладить обычные для конца сезона проблемы с угоревшими постояльцами, как начались досадные телефонные звонки. А потом — развешанная по деревьям туалетная бумага и надпись на двери.

— А тут еще этот, — в сердцах буркнула она, швыряя филе в жир. Ведь уже было успокоилась, решила, что способна справиться с любой напастью, и — на тебе, явился. Не успела она уверить себя в том, что эмоции и инстинкт не заглушают в ней более голос разума, как обнаружилось, что владеть собой ей труднее, чем когда-либо.

Когда она была подростком, отец подтрунивал над ее сентиментальной привычкой плакать на парадах и прятаться под одеялом с фонариком и любовным романом. Позднее он подшучивал над ней, когда она, повинуясь интуиции, покупала акции, а после обосновывала свой выбор расчетами и исследованиями, несмотря на то что чутье почти никогда ее не подводило.

Но ни инстинкт, ни интеллект не уберегли ее от ужасной ошибки, которую она совершила, выйдя замуж за Карлайла.

И, черт побери, говорила она себе, тыча вилкой в шипящее филе, не нужно большого ума, чтобы понять: связываться с Сэмом Кенеди нельзя. Она не могла объяснить почему, так же как никогда не знала, что подсказывало ей решение, когда она, проводя пальцем по списку, останавливалась на каких-нибудь акциях и знала, что через год они удвоятся в цене. В нем было что-то такое, что задевало ее за живое, и, чем скорее он уедет, тем лучше для нее.

Мэгги погрузилась в задумчивость, и перед ее глазами возникали то седые кудри и искривленный рот, то серые перья и кривой клюв чайки; она и не заметила, как выросла целая гора перченых и обвалянных в муке кусков рыбного филе. Этого еще не хватало! Она собиралась поджарить пару кусочков, а теперь придется всю неделю питаться рыбой.

Рыбное филе напомнило о Джубале, что всегда поднимало ей настроение. Он любил повторять, что мотовство до добра не доводит. Что блестяще подтверждал собственным примером: Мэгги удивлялась, сколько можно прожить на фунте капустных листьев и пятидесятифунтовом мешке фасоли. При том, что лишних денег никогда не было, он умудрился отдать сыновей в колледж и выучиться сам — заслуга немалая.

Воспоминания о деде прогнали все прочие мысли, и Мэгги, уворачиваясь от брызг горячего жира, стреляющих из сковороды с рыбой, уже напевала себе под нос какой-то мотивчик. И в этот самый миг постучал Сэм. Не дожидаясь, пока она откроет, он просунул голову в дверь, и все теплые ностальгические думы моментально улетучились при виде его мокрой ухмыляющейся физиономии.

— Привет. Ужасно не хотелось вас беспокоить, но мои дрова, кажется, совсем промокли, — сказал он так, словно они расстались лучшими друзьями. — Можно призанять у вас поленце-другое, а то суп нечем разогреть?

Зря Мэгги надеялась, что сбросила Сэма Кенеди со счетов. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы повергнуть ее в полное смятение. Обнаружив завидную выдержку, Мэгги произнесла:

— Возьмите сколько вам надо. Поднимите пленку, только не забудьте потом положить ее на место.

И бросила в кипящий жир следующий кусочек филе.

— Как здесь уютно, — протянул Сэм через порог. — И пахнет вкусно.

Мэгги метнула в него насмешливый взгляд. Иногда кухонные запахи и впрямь бывают приятными, но жареная кефаль и вареная капуста отнюдь не благоухали.

Мэгги ловко переворачивала хрустящие золотистые кусочки, а Сэм не сводил с нее глаз. Заметив это, она занервничала. Подумать только! Женщина тридцати четырех лет, побывавшая замужем и пережившая развод, женщина, в тридцать лет ставшая помощником вице-президента компании, и вдруг такая робость.

— У вас что, заслонка застряла? — выпалила она наконец.

Сэм несколько раз обескураженно моргнул, словно очнувшийся лунатик.

— Заслонка? Ах, вы хотите сказать, печная заслонка.

— Разумеется, печная. — Мэгги не произнесла вслух слово «идиот», но в этом не было необходимости. — Если дымоход хоть немного прогнется или осядет, заслонка может застрять. Скорее всего, именно это у вас и случилось.

Заслонка. Эта корявая железка, которая торчит из дымохода. А ведь он даже не вспомнил о ее существовании. Когда он последний раз видел дровяную печку, ему было лет десять. Родители взяли его на лыжный курорт в Вермонт, где был снят отдельный домик; отец с утра до вечера разъезжал по горным склонам, а вечера проводил в спокойной атмосфере гостиной, в то время как мать, не сумевшая настоять на поездке в Каниль-Бэй, просиживала в спальне, утоляя страдания коктейлем из водки с мартини. Сэм виновато топтался около нее: кормил поленьями печку да листал зачитанные комиксы, В прошлом году он освоил акваланг, и теперь ему ужасно хотелось научиться кататься на лыжах.

— Да, наверное, виновата заслонка. Попробую ее подергать, может, и сумею выдернуть.

— Только не выдерните вместе с трубой. Вообще-то здесь каждый год проверяют и чистят дымоходы. Но если у вас и в самом деле непорядок, можете переселиться в другой дом.

— Я вам сообщу. — Сэм уже успел проникнуть в кухню и закрыть за собой дверь. Заглянув Мэгги через плечо, он потянул носом воздух. — Пахнет неплохо.

— Пахнет отвратительно. А вот на вкус и впрямь неплохо, — поправила Мэгги, стараясь не обращать внимания на жаркую близость его тела. Ее лицо и без того пылало, обдаваемое жаром печки.

— Так вот она, соленая кефаль. Вы обваляли ее в муке?

Мэгги не собиралась ничего ему объяснять. И вообще с ним разговаривать. Она ловко подхватила очередной кусок рыбы, уложила его к остальным на коричневый бумажный пакет, потом бросила последний кусок на сковородку и подняла ее над огнем, чтобы жир не сгорел раньше времени. Регулировать огонь в дровяной печи — занятие слишком уж мудреное.

— Помните, вы сказали, что она соленая? — не унимался Сэм.

Мэгги выставила локоть против его живота. Он дышал ей прямо в шею, и это раздражало.

— Я сказала, что это соленая кефаль, а это значит, что ее засолили, — с подчеркнутым терпением произнесла она. — Разве вы не знаете, что такое солонина?

— Конечно, знаю. Вот оно что, теперь понятно. Смешное слово, правда?

— Не знаю! — воскликнула Мэгги, размахивая лопаткой. — Вы хотите есть или нет? Хотите — так доставайте тарелки и ставьте их на полку греться!

Пригласить его к столу вполне естественно, убеждала себя Мэгги. Вот если бы она схватила швабру и выставила его вон, он мог бы усмотреть в этом эмоциональный всплеск.

Сэм поспешно повиновался. После утреннего инцидента он было решил не связываться с ней, но, черт побери, человек имеет право на пару поленьев! К тому же она чересчур задается. Если что-то и могло вывести его из равновесия, так это женщина, которой независимость в принципе пристала как корове седло.

Она еще у него попляшет. Он не милостыню просить пришел. Он пришел просто занять несколько поленьев, и она по доброй воле пригласила его ужинать. А какой дурак откажется от жареной рыбки с капустой, когда дома ничего, кроме банки холодной лапши? Он поест, заберет поленья, вежливо поблагодарит и удалится. А уж потом постарается держаться от нее подальше. Не далее как сегодня утром она чуть не убила его, а все потому, что он не так ее понял и решил, будто она хочет, чтобы он ее поцеловал.

А ведь если как следует подумать, то не исключено, что он понял именно так. Может, она просто получила больше, чем хотела, и испугалась. Он только помнил, как она обратила к нему большие жадные глаза, помнил ее мягкие полные губы, помнил тесноту ее идиотского шалашика…

Сэм растерянно вздохнул и с интересом уставился в свою полную тарелку. Потом перевел взгляд на сидевшую напротив женщину. Ее волосы, обычно блестящие, покрывал слой, очевидно, древесной пыли, что, однако, не портило естественной красоты ее лица. Решить, что более соблазнительно, было нелегко, но он твердо знал, что более безопасно. К несварению желудка он уже привык. Но без переломов и обморожений вполне можно обойтись.