Адская бездна. Бог располагает - Дюма Александр. Страница 204

Но окружающие удерживали, успокаивали его, говоря, что это вовсе не революция, а просто бунт, что народу против королевских войск не продержаться и суток.

Генерал колебался. Как бы то ни было, он хотел видеть происходящее собственными глазами, а потому шел пешком от баррикады к баррикаде.

Но Самуил был не тот человек, чтобы позволить кому бы то ни было пребывать в нерешительности.

Он спрыгнул с парапета и направился прямо к Лафайету.

– Генерал, – произнес он, – так вы с нами? Спасибо.

И, обернувшись к восставшим, провозгласил:

– Друзья, генерал принимает командование национальной гвардией!

– Опомнитесь, сударь, – сказал ему г-н Карбоннель, сопровождавший Лафайета. – Вы что, хотите, чтобы генерала расстреляли?

– Кто готов выполнить мое поручение? – спросил Самуил.

– Я! – откликнулись хором два десятка голосов.

– Ну, все равно кто, – сказал Самуил. – К примеру, хоть ты, Мишель. Ступай и объяви всем, кого встретишь, что национальная гвардия восстановлена и командует ею генерал Лафайет.

Мишель со всех ног бросился выполнять поручение.

– Да здравствует Лафайет! – послышались крики со всех сторон, распространяясь на всем протяжении набережной.

Старик был тронут. Возвращение прежней популярности бросилось ему в голову.

– А сейчас, – сказал Самуил, – подождите немного. Вам нужна ратуша. Мы ее возьмем. Это дело минутное.

Во все время этого разговора перестрелка не прекращалась.

Солдаты, видя, как их пули без толку расплющиваются, натыкаясь на камни набережной, начали приходить в уныние. К тому же во всех этих гражданских войнах очень быстро наступает час, когда армия припоминает, что она тоже народ, и до солдата доходит, что он стреляет в своих же братьев.

Ратуша защищалась теперь более чем вяло.

– Вперед! – скомандовал Самуил. – И огонь!

Грянул залп. На этот раз войска не дали отпора. Народ в мощном порыве ринулся на мост, находившийся совсем близко от площади, и опять не встретил сопротивления, разве что прогремело несколько разрозненных выстрелов, но победители услышали лишь свист пуль.

Ратуша была покинута: солдаты только что ушли из нее.

Самуил стал разыскивать Лафайета.

Но генерала уже не оказалось поблизости. Его друзьям ценой настойчивых уговоров удалось увести его.

– Черт возьми! – возмутился Самуил. – Раз с нами нет знаменитостей, что ж, обойдемся без них. У безвестности тоже есть свои преимущества.

И обратившись к повстанцу, стоявшему ближе других, он спросил:

– Дюбур, хочешь всем здесь заправлять?

– А почему ты сам не возьмешься?

– О, я среди либералов фигура известная. А тут нужен кто-нибудь, у кого был бы ореол таинственности.

– Ну, тогда согласен.

– Что ж, располагайся здесь и командуй! Мы используем ночные часы, чтобы сочинить несколько воззваний, а подпишем их так: «Генерал Дюбур, комендант Парижа». Завтра раздобудешь какой-нибудь мундир, сядешь на коня и покатаешься по набережной, чтобы показаться народу. Нам еще осталось захватить Тюильри, мы это сделаем, и завтра к полудню Франция наша! Договорились?

– Договорились.

Такие вещи делаются довольно просто. В неразберихе гражданских войн восставшие массы, не зная толком, как быть и куда податься, благодарны любому, кто возьмет на себя смелость управлять ими. В течение двенадцати часов генерал Дюбур был королем Парижа.

Он распоряжался как хотел. Его воззваниям повиновались люди, никогда прежде не слышавшие его имени.

На следующий день захватили Тюильри. Войска, с каждым часом все более деморализованные, оказали толпе лишь весьма незначительное сопротивление.

Самуил был в первых рядах тех, кто ворвался во дворец, накануне навсегда покинутый Карлом X.

Народ стал вымещать на портретах все то зло, что причинили ему люди. Все полотна, изображавшие непопулярных принцев и королей, были изодраны в клочья ударами штыков.

Тут к героике стала примешиваться буффонада. Простолюдины напяливали шелковые платья принцесс на свои измазанные кровью рубахи.

– А, вот и трон! – закричал один из повстанцев. – Что бы с ним такое сделать?

– Постой-ка, – сказал Самуил.

Сюда как раз начали стаскивать тела тех, кто погиб за те несколько минут, что продолжалась осада дворца.

Самуил взял в охапку один из трупов и усадил его на трон.

– Ребята! – закричал он. – Вот наш король: это мертвец! Монархия умерла. Да здравствует Республика!

– Да здравствует Республика! – подхватили две тысячи голосов.

Проделав это, Самуил удалился, предоставив разрушителям довершать свое дело без него.

«Полагаю, – сказал он себе, – что революция уже идет своим чередом, и неплохо идет, так что у меня есть время забежать к Юлиусу и сказать ему пару слов».

Он вышел из Тюильри и двинулся по направлению к особняку графа фон Эбербаха.

По дороге его осенила идея.

«Черт возьми! – подумал он. – За всем этим я упустил из виду свое собственное дело. Ведь у меня теперь есть самое простое средство избавиться от Юлиуса. Он все толкует о желании умереть, сетует, что у него не осталось больше никаких живых впечатлений. Тут бы мне и сводить его на какую-нибудь баррикаду, а там уж пуля благопристойно довершила бы остальное. Но может быть, время еще не ушло. Кое-где до сих пор дерутся. Пойду поговорю с ним и попытаюсь раздуть в его душе хоть искорку былого юношеского вольномыслия».

Когда он зашел в комнату Юлиуса, у того в глазах зажегся какой-то смутный блеск. Можно было подумать, будто Юлиус ждал этого визита.

Но то была лишь мгновенная неуловимая вспышка.

У Самуила даже не было времени что-нибудь заметить, а Юлиус уже опять впал в дремотное оцепенение.

– Да проснись же! – сказал Самуил. – Есть недурной повод. Старый мир зашатался и вот-вот рухнет. Пойдем, поможешь нам выкопать ему могилу.

– Ты-то уже это делаешь! – невозмутимо заметил Юлиус. – Ты весь черен от пороха, одежда в клочьях…

– Еще бы: я только что из Тюильри.

– А, так Тюильри взяли?

– Все взяли. Так что же, ты идешь?

– Нет, – ответил Юлиус.

– Как?! – воскликнул Самуил. – Это пробуждение нации тебя не пробуждает? Стало быть, сон у тебя настолько крепкий, что гром пушек и ружейные залпы не в силах потревожить его?

– Прежде всего скажу, – отвечал Юлиус, – что ты счастливец, если еще способен интересоваться общественными делами, и даже настолько, чтобы впутываться в них. Но я не интересуюсь более даже своими делами, как ты хочешь, чтобы я вникал в затеи других?

И потом, учти: если бы людская суета еще могла затронуть такого обреченного, как я, то между властью и повстанцами я, признаться, выбрал бы власть, мои усилия были бы на ее стороне. Успех этой революции здесь, во Франции, породил бы смятение и неразбериху в Германии.

Я знаю, что мне не дано больше ничего сделать для своей родины, но если бы что-то еще могло меня соблазнить, это была бы возможность уберечь ее от анархии и обеспечить ей мир. Так что не пытайся тащить меня на баррикады: там я оказался бы по другую сторону от тебя.

– Что ж, будь по ту сторону, по какую хочешь, – резко сказал Самуил. – Но все равно пойдем со мной.

– А! – вздохнул Юлиус и поглядел на Самуила так пристально, словно читал в его самых потаенных мыслях.

– Будь ты хоть справа, хоть слева, – продолжал Самуил, – главное, это заставит тебя ожить!

– Так это для того, чтобы я ожил, ты хочешь повести меня туда? – спросил Юлиус, все так же проницательно глядя на собеседника.

– Для чего же еще? – пожал плечами Самуил. – Не думаешь ли ты, что я намереваюсь встать перед тобой и послать тебе пулю в лоб?

– Я пошутил, – сказал Юлиус.

– Не замечал в тебе раньше таких забот о собственной жизни. Ты же без конца твердишь, что смерть для тебя была бы счастьем.

– Я хочу умереть, это верно, только умереть вполне определенным образом.

– Каким же? Это секрет?

– Секрет.

– Ну и храни его на здоровье. Спрашиваю в последний раз: ты идешь или нет?